Люк кивнул, улыбаясь. Она пропустила его за прилавок.

— Проходите, пожалуйста. — Ее тон стал неожиданно мягким и почтительным, — Я думала, что вы выйдете только завтра.

Она провела его в маленькую комнатку и тщательно закрыла дверь, ведущую в лавку.

— Как хорошо, что я успела приготовить комнату для вас, — сказала она. — Не пройдете ли вы со мной наверх?

Любопытство заставило его последовать за ней. При первом взгляде на грязную лавчонку он хотел было уйти, но сейчас изменил свое решение. Одной из главных слабостей Люка Мэдиссона было неудержимое любопытство.

Очевидно дом подвергся значительной перестройке: верхний этаж был гораздо комфортабельнее нижнего. Она ввела его в комнату. Люка приятно поразили сравнительный уют и чистота. Он ожидал увидеть отвратительную конуру и с легким сердцем покинуть этот странный дом, но на вполне приличной кровати сверкали белизной чистые простыни, а в камине весело плясали язычки пламени.

— Здесь было немного сыро, — объяснила она.

Люк понял, что зажженный камин являлся для хозяйки роскошью и особым знаком гостеприимства.

На столе он увидел чернила и бумагу. Заметив его удивление, хозяйка пояснила:

— Некий друг подумал, что вы захотите написать письма вашим знакомым. Вы ведь ничего не писали из госпиталя.

— Откуда, черт возьми, он это знает? — изумленно спросил он.

Миссис Фрозер таинственно улыбнулась.

— Он знает все, — ответила она, понизив голос.

Очевидно «он» был очень важной персоной.

— Надеюсь, вы не собираетесь впредь работать с шайкой Левинга? — спросила она, и ее бледные глаза с тревогой посмотрели на него. — На прошлой неделе полиция рассеяла шайку. Этот Левинг способен был обокрасть собственную мать.

— Я не думал, что он до такой степени…

— Если бы вы с ним начали работать, он, конечно же, накрыл бы вас, тем более что вы — настоящий джентльмен.

— Поверьте, миссис Фрозер, — сказал Люк, — я никогда не был членом ни шайки Левинга, ни какой-либо другой и…

— Я знаю, — перебила она его. — Он тоже это знал. Просто Левинг любил прихвастнуть знакомством с известными людьми.

Люк насторожился.

— Он рассказывал о вашей отчаянной езде. Ведь вы автомобилист?

— Автомобилист? О, да, — облегченно улыбнулся Люк. — И, говорят, довольно сносный.

— Не скромничайте! Ведь вы брали призы на гонках!

Это было правдой. Однажды Люк взял приз на гонках в Бруклине, хотя, конечно, не мог считать себя профессиональным гонщиком.

— Левинг много чего и о многих болтал всякое, — сказала она уверенно. — Из-за этого и сломал себе шею.

Люк вспомнил свою первую встречу с убитым.

— Он не был другом Ганнера Хэйнса?

Услышав это имя женщина сразу изменилась в лице.

— Я не знаю, я ничего не знаю о мистере Хэйнсе! — сказала она. — Чем меньше говорить, тем лучше. Я никогда не ссорилась с мистером Хэйнсом. Да и зачем нам ссориться?

В ее тоне звучало что-то, заставляющее предположить, что причиной такого глубокого уважения к «мистеру» Хэйнсу был затаенный страх. Узнавать его причину было, разумеется, бесполезно.

Она принесла Люку стакан чаю. Оставшись один, он взглянул на лежащую перед ним бумагу. Его сильно тянуло написать, но кому?.. Маргарите? Об этом он и не думал.

Когда в улей залезает мышь, чтобы полакомиться медом, пчелы, умертвив врага и убедившись, что он слишком тяжел, и они не смогут его выбросить, покрывают жертву воском. Мертвый враг становится большим комом — неотъемлемой частью их жилища. Точно так же он спрятал свои воспоминания о Маргарите. Они не должны его больше тревожить.

Стиль… Что предпринял в этой ситуации Стиль? Внезапно его пронзила ужасная мысль о том, что Стиль мог посчитать его самоубийцей… И тогда в газетах появились статьи об исчезнувшем миллионере… Начались поиски трупа… По его спине пробежали мурашки.

Когда вновь вошла миссис Фрозер, он попробовал расспросить ее, но она только покачала головой.

— Нет, ничего особенного не случилось… В Ист-энде было одно убийство… Да, еще повесили человека, который убил старуху…

— Помню, сестры в госпитале говорили о каком-то богаче, который исчез… Его банк лопнул или что-то в этом роде… Предполагалось самоубийство…

— Я ничего не читала о таком, — уверенно ответила она, — конечно же, я бы не пропустила такое, что тут говорить! Моя мать потеряла все свои сбережения, когда лопнул банк Ваббика.

Когда миссис Фрозер ушла, Люк облегченно вздохнул. Может быть Стиль еще не известил полицию?..

Он уселся за стол, взял лист бумаги и обмакнул перо…

Мистер Байрд был именно тем человеком, с которым Данти Морелль менее всего хотел бы встретиться лицом к лицу. Эту неожиданную и нежеланную встречу в Грин-парке скрашивало, однако, присутствие спутницы Байрда — поразительно красивой молодой девушки, которую он мгновенно оценил по достоинству, будучи опытным знатоком женской красоты. Казалось, что она где-то встречалась ему в лабиринте лондонских улиц… Времени на воспоминания не оставалось. «Воробей» стоял перед ним, загораживая дорогу своей массивной фигурой. Его маленькие глазки блестели, а на широком лице играла радостная улыбка. Со стороны можно было подумать, что сыщик встретил горячо любимого друга.

— Доброе утро, Морелль! Я могу познакомить вас с этим господином, мисс Бальфорд?

Его тон был настолько приветлив и доброжелателен, что Данти на миг утратил осторожность. Он любезно улыбнулся.

— Мне кажется, что мы уже виделись где-то… начал он…

— И, возможно, будете видеться еще чаще — подхватил «Воробей». — Эта молодая леди — репортер. Вы были когда-нибудь в Олд Бэйли, мисс Бальфорд?

— Два раза, и мне не хотелось бы продолжать это знакомство, — рассмеялась она.

— Для вас достаточно и одного раза, — согласился сыщик. — Но для некоторых людей одного раза не достаточно, не правда ли, мистер Морелль?

И прежде чем взбешенный Данти открыл рот для ответа, Байрд добавил:

— Никаких известий от мистера Мэдиссона?

— Он в Париже, — коротко бросил Данти.

— Я так и подумал, — с готовностью подхватил «Воробей», — я именно так и подумал, когда увидел вашего слугу прибывшего на пароходе с континента. Я тут же сказал себе: э, Мэдиссон-то, оказывается, в Париже! Держу пари, что во время пребывания вашего слуги в Париже Мэдиссон забросал свою жену нежными телеграммами. М-да… Вы знаете мистера Стиля?

Он склонил голову набок, и озорно сверкал своими маленькими глазками. В эту минуту он так походил на воробья, что Мери едва удерживалась от смеха.

— Так вы знаете мистера Стиля, управляющего Мэдиссон-банка?

— Я слышал о нем… и, кажется, видел однажды… — ответил Морелль.

— Славный человек, но немножко застегнут, — произнес «Воробей». — Чем больше стараешься его разговорить, тем меньше он разговаривает. Он похож на десяток устриц, поющих псалмы. Чего он не знает о месте нахождения Мэдиссона, того он и не говорит.

— Насколько я знаю, — подчеркнул Данти, — Мэдиссон в Париже и, кажется, развлекается вовсю.

— Не так громко при этом ребенке, — пробормотал сыщик. — Вы, разумеется, узнали об этом из его телеграммы. Или он пишет письма? А?

— Об этом лучше всех осведомлена миссис Мэдиссон, — ответил Данти, намереваясь обогнуть фигуру сыщика, но тот крепко захватил его рукав.

— Я еще не спросил о самом главном — вы видели Ганнера?

Морелль вздрогнул.

— Ганнера? — пробормотал он. — Вы имеете в виду этого… Хэйнса, которого обвинили в воровстве? Насколько я знаю, он в данное время сидит за решеткой.

— Ай-ай-ай! Да вы совсем не читаете газет — «Воробей» с сожалением покачал головой. — Как же можно? Тысячи репортеров носятся, высунув язык, в поисках интересных, удивительных историй, они самоотверженно отказывают себе в отдыхе, в пище, в развлечениях, — а вы не читаете газет! Обвинение осталось недоказанным. Ганнер бродит по Лондону.