– Как бы там ни было, – пообещал я Рагме, – не сомневаюсь, что это приключение будет волнующим и поучительным.

Мы подошли к машине, забрались в нее и отправились в город.

У меня за спиной в песке неожиданно раскрылось множество дверей, и я стал думать о женщинах, тиграх, башмаках, кораблях, сургуче и всякой подобной ерунде, стоящей у порога.

Скоро, скоро, скоро…

– Вариации на Тему Третьей Горгульи от Конца Звезды и Мечты о Времени…

Я наконец разыскал его в маленьком городке, примостившемся в тени Альп; он сидел на крыше местной церквушки, внимательно и задумчиво разглядывали гигантские часы на городской ратуше, что стояла на противоположной стороне улицы.

– Добрый вечер, профессор Добсон.

– А? Фред? Господи Боже мой! Осторожно, вон тот камень качается… Вот так. Отлично. Не ожидал увидеть тебя сегодня вечером. Впрочем, я очень рад, что ты пробегал мимо. Я собирался послать тебе утром открытку, в которой хотел рассказать об этом чудном городке. Дело ведь не только в возможности забраться наверх. Посмотри, какая здесь перспектива! Посмотри внимательно на большие часы, ну как?

– Хорошо, – сказал я, устраиваясь рядом с ним и упираясь ногой в какую-то каменную виньетку. – У меня для вас есть кое-что, – добавил я и передал профессору сверток.

– Ой, спасибо. Какая приятная неожиданность. Сюрприз… О, да он булькает, Фред.

– Ага.

Профессор развернул бумагу.

– Вот это да! Что-то я не могу понять надпись на этикетке, так что я, пожалуй, лучше попробую содержимое.

Я не сводил глаз с больших часов на башне.

Через некоторое время:

– Фред! – воскликнул профессор. – Я в жизни не пробовал ничего подобного! Что это такое?

– Стереоизомер обычного бурбона, – объяснил я. – На днях мне разрешили пропустить несколько бутылок через машину Ренниуса – специальный комитет ООН, занимающийся инопланетными артефактами, последнее время ведет себя со мной крайне доброжелательно. Так что в некотором смысле вы сейчас попробовали очень редкий напиток.

– Понятно… А по какому случаю?

– Звезды прошли свой огненный путь и оказались в нужных местах, они расположились с изысканной изобретательностью, и я смог расшифровать их древнее предзнаменование.

Профессор кивнул.

– Красиво сказано, – похвалил он меня. – Только не понятно, что это значит.

– Ну, если начать сначала – я получил диплом.

– Весьма огорчительно. Я уже почти поверил, что с тобой этого никогда не случится.

– Я тоже. Но они меня перехитрили. Теперь я работаю на государственный департамент или на ООН; все зависит от того, с какой стороны посмотреть.

– А чем ты занимаешься?

– Вот как раз об этом я сейчас и раздумываю. Понимаете, мне предоставили право выбора.

Профессор сделал еще один глоток и передал бутылку мне.

– Нет ничего хуже необходимости выбирать, – заявил он. – На, выпей.

Я кивнул и сделал глоток.

– Именно поэтому я и хотел поговорить с вами – прежде чем принять окончательное решение.

– Такая серьезная ответственность, – проговорил профессор, забирая у меня бутылку. – А почему со мной?

– Некоторое время назад, когда меня пытали в пустыне, я вспомнил всех своих многочисленных наставников и кураторов. Только совсем недавно я понял, почему одни из них были хорошими, а другие никуда не годились. Самые лучшие из них не пытались заставить меня выбрать какую-нибудь из проторенных дорог. Впрочем, таких кураторов всегда было трудно убедить подписать мою карточку с набором предметов. Они всегда довольно долго со мной беседовали. И это были совсем не обычные разговоры. В явном виде ни один из них не дал мне прямого совета. Я даже вряд ли смог бы воспроизвести то, о чем мы с ними разговаривали. Мне кажется, они считали, что, если что-то достается человеку с трудом, он начинает ценить свое приобретение гораздо больше, чем если бы оно просто свалилось на него с голубых небес. Мы, как правило, обсуждали не научные вопросы. Именно этим преподавателям и удалось научить меня чему-либо, и я думаю, что в определенном смысле они руководили моей деятельностью. Они не хотели, чтобы я делал что-то, по их мнению, нужное, они хотели, чтобы я сумел увидеть то, что видели они. Что-то вроде их взгляда на жизнь, без прикрас. Так вот, поскольку вам, одному из немногих, в течение нескольких лет удавалось избегать назначения на пост моего куратора, я считаю вас своим настоящим наставником.

– Я совсем не намеренно… – проговорил профессор.

– Именно. В моем случае это было самым лучшим способом решения проблемы. Возможно, единственным. Вы многое показали мне и таким образом помогли. Вы помогали мне не раз. Сейчас я думаю о нашем последнем разговоре, там, в университетском городке, перед вашей отставкой.

– Прекрасно помню.

Я закурил.

– Ситуацию, в которой я оказался, довольно трудно объяснить. Попробую изложить просто: звездный камень, инопланетный артефакт, полученный нами на хранение на неограниченное время, обладает разумом. Его создала раса, похожая на нашу, – она погибла. Камень нашли среди руин этой цивилизации многие века спустя после ее гибели, и никто не понял, что это такое. Ничего удивительного – ничто не указывало на то, что он является тем самым Спейкусом, о котором говорилось в сохранившихся и переведенных на другие языки записях. Было принято считать, что речь идет о каком-то исследовательском комитете или процессе, а может быть, программе, собиравшей и обрабатывавшей информацию с точки зрения социальной науки. Однако на самом деле в записях речь шла о звездном камне. Чтобы он мог действовать на полную мощность, нужно существо, похожее на нас. Он становится чем-то вроде симбиотического гостя внутри этого существа, получая и обрабатывая данные из его нервной системы, в то время как его «хозяин» занимается своей работой. Используя полученные сведения, Спейкус становится чем-то вроде социального компьютера. Взамен он до бесконечности обеспечивает своего «хозяина» безупречным и всегда здоровым организмом. Он может предоставить анализ всех явлений, с которыми встретился впрямую или косвенным путем, выдать сравнительные данные, абсолютно непредвзятые, поскольку не относится ни к одной из форм жизни, но при этом он определенным образом сориентирован благодаря своей конструкции. Он предпочитает находиться в теле подвижного существа, голова которого наполнена разнообразными идеями.

– Потрясающе. А как тебе удалось все это узнать?

– Совершенно случайно я его частично активировал. После этого «камень» забрался внутрь моего тела и сумел уговорить меня включить его на полную мощность. Что я и сделал. Однако в процессе я практически лишил себя возможности общаться с ним – наша связь проходила на самом элементарном уровне. Потом его удалили, и я вернулся в свое нормальное состояние. Тем не менее он продолжает функционировать, и телепаты-аналитики могут с ним общаться. Сейчас Галактический Совет и ООН хотели бы, чтобы «камень» заработал снова. Было предложено оставить его одним из специальных объектов в цепочке кула, обеспечивая каждый мир, который он посетит, подробным отчетом о его социальных условиях. Путешествуя меж звезд на протяжении многих лет, он сможет существенно расширить базу своих данных. Кроме того, Спейкус обеспечит Совет сведениями о целых секторах цивилизованной Галактики. Это живой процессор, с определенными телепатическими способностями – за несколько веков своей жизни он накопил массу самой разнообразной информации, так что он дал мне совет по поводу одной из статей Галактического Кодекса и знал, как действует машина Ренниуса. Спейкус обладает уникальной комбинацией объективности и способности к сопереживанию, благодаря этому его доклады могут представлять более чем обычный интерес.

– Кажется, я начинаю понимать, – сказал профессор Добсон.

– Да. Такое впечатление, что Спейкус ко мне привязался и хочет, чтобы я стал его «хозяином».

– Потрясающие возможности.

– Вот именно. Однако если я отклоню это предложение, я все равно смогу заняться изучением всех этих проблем на Земле в качестве специалиста по инопланетной культуре.