– Тебе всегда так кажется, – пробормотал Кларк. И после обеда он начал смешивать коктейль впервые за все время после дня похорон жены.

Стоуни ждала в дверях, пока мужчина выбирался из автомобиля. Было без одной минуты шесть, и, если бы Лео был дома, он устроился бы в своем кабинете перед телевизором, на коленях у него лежали бы бумаги, а у локтя стояла выпивка – все подготовлено для последних местных новостей штата Нью-Йорк.

Мужчина вышел из машины и поглядел на дом.

– Славно, – сказал он. Его волосы слегка шевелились под мягким южным бризом, глаза были любезными и пустыми.

Он застегнул дождевик, хоть было нехолодно и дождя не было.

– Никого нет дома, – сказал он, подошел к Стоуни по насыпной дорожке и взял ее за руку. Они поцеловались.

В одиннадцать часов б января 1971 года – за день до того, как Табби должен был отправиться в свою новую школу, – Кларк Смитфилд привел автомобиль отца и поставил его напротив ворот, вместо того чтобы подъехать к гаражу, расположенному позади дома. Он поспешил к дому, оглянулся по сторонам и перепрыгнул разом через две ступеньки.

Он услышал, как Табби и няня беседуют в комнате Табби, и мягко отворил двери. Сын увидел его и радостно улыбнулся.

– Папа! Папа! Папа! – пропел он, – мужчина и дама целовались.

– Что? – спросил он у девушки.

– Я не знаю, сэр. Он просто говорит это.

– Они целовались, папа! Вот так! – Табби вытянул губы и замотал своей белокурой головой. Затем разразился радостным смехом.

– Да, – сказал Кларк. – Эмили, оставьте нас ненадолго.

Я хочу взять Табби с собой погулять.

– Хотите, чтобы я ушла? – сказала она, поднимаясь с пола, на котором были раскиданы игрушки.

– Да, пожалуйста, – сказал Кларк. – Мы погуляем пару часиков. Не волнуйтесь ни о чем.

– Не буду, – сказала девушка, – поцелуй Эмили на прощание, Табби.

Она наклонилась к нему.

– Вот так они целовались, папа! – прокричал Табби и потянулся губами к губам Эмили.

Когда няня ушла, Кларк взял большой зеленый портфель Табби и стал наугад бросать туда игрушки и вещи мальчика.

– Эй, не делай этого, папа! – сказал Табби.

– Мы поедем в небольшое путешествие, – сказал Кларк, – на самолете. Как тебе это нравится? Это сюрприз.

– Сюрприз для дедушки? – прокричал Табби.

– Сюрприз для нас. – Из шкафа Табби он вытащил маленький синий чемоданчик и начал швырять туда нижнее белье, носки, рубашки, штаны. – Сейчас соберем для тебя одежду и поедем.

Десять минут Табби наблюдал за тем, как его отец паковал вещи, чтобы убедиться, что тот прихватил его любимую майку. Табби надел свое пальто, варежки и спортивную шапочку. Из-под кровати Кларк вынул свой чемодан.

– Все в порядке, Табби, – сказал он, опустившись перед сыном на колени. – А теперь мы пройдем по лестнице вниз, и прямо в машину. Прямо сейчас, даже не попрощавшись с Эмили. Ты понимаешь?

– Я уже попрощался с Эмили, – сказал Табби.

– Отлично. Тихо и спокойно.

– Тихо и спокойно, – повторил Табби, и они сошли по лестнице к входной двери. Голоса Эмили и экономки тихо доносились из кухни.

Кларк открыл двери, и в прихожую тут же ворвался холодный воздух января. Земля была припорошена белым, и там и сям виднелись следы белок и енотов.

– Папа! – прошептал Табби. Кларк еще раз оглянулся на покидаемый дом, на отделанную мрамором прихожую, на толстый ковер и плюшевую мебель, на большую картину маслом с изображением кораблей. – Папа!

– Что? – он затворил за собой двери.

– Тот дядя был нехороший.

– Какой дядя, Табби?

На какой-то миг Табби стал смущенным и растерянным – выражение, которое Кларк последнее время часто видел на лице сына.

– Ладно, Табби, – сказал он. – Не имеет значения. Тут нет никакого плохого дяди.

Он бросил чемоданы на заднее сиденье и выехал за ворота. Когда они свернули на запад, Табби закричал:

– Мы едем в Нью-Йорк!

– Мы едем в аэропорт, ты же помнишь?

– Ага, в аэропорт. Покататься на самолете. Это сюрприз.

– Да, – сказал Кларк. И выжал из машины семьдесят миль в час.

Когда Стоуни бедром толкнула двери в спальню, она увидела, что мужчина уже был в постели. Он лежал, устроившись сразу на двух подушках. На фоне розовых простыней кожа его казалась очень белой, лицо и безволосая грудь были цвета брынзы. Он выглядел гладким и лощеным. Она заметила:

– А ты не любишь терять время!

– Время, – ответил мужчина. – Никогда.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке?

Его одежда была разбросана на полу около постели. Стоуни протянула ему бокал, но он, казалось, не заметил – он невыразительно глядел на нее, и она поставила выпивку на прикроватный столик.

– Со мной и правда все в порядке.

Стоуни пожала плечами, присела и сняла туфли.

– Я уже был здесь раньше, – сказал он.

Стоуни задрала юбку.

– Ты имеешь в виду, в этом доме? До того, как мы въехали? Ты знал Алленби?

Он покачал головой.

– Я был здесь до этого.

– О, здесь-то мы все бывали, – ответила Стоуни. – Это поинтересней футбола.

Долгое время ты спал, а потом – раз, и проснулся. Ты заснул в месте, о котором ничего не знал, а когда проснулся, то превратился в кого-то другого. У тебя в руке выпивка, и на тебя глядит женщина, и мир снова принадлежит тебе.

– Самолет, – сказал Табби полным удивления голосом и потом замолчал, а автомобиль Монти Смитфилда ехал по радиальной дороге мимо нижней оконечности Хэмпстеда, мимо полей и домов, мимо административных зданий, мимо новых мотелей Вудвилла с их неоновыми вывесками, мимо Кингспорта, в округ Вестчестер, где дорога стала грязной и разъезженной, а потом – в Куинс.

– В чем дело? – резко спросил отец, когда они выехали на развязку, ведущую к Лонг-Айленду. Какое-то время все, мимо чего они проезжали, несло смутную угрозу. С холмов и великолепных пейзажей округа Патчин они въехали на чужую землю. Табби почувствовал, что именно этот мир убил его мать. – Ты что, не хочешь попутешествовать немножко?

– Нет.

Отец чертыхнулся. Машины ехали мимо, притворно тихие.

– Я хочу домой, – сказал Табби.

– У нас будет новый дом. С этого времени все будет по-другому, Табби.

– Все будет по-другому.

– У меня нет выбора, Табби. Я получил новую работу. – Он солгал так в первый раз, но со временем подобная ложь стала привычной.

Кларк оставил машину на платной автостоянке. По бокам возвышались серые здания, похожие на надгробья. Воздух тоже был серым и отдавал гарью и копотью. Когда Табби отворил двери и вылез, он увидел яркое пятно краски на асфальте, и оно показалось ему живым. Снизу раздавался лязгающий гул – голос мира, лишенного любви и тепла.

– Шевелись, Табби. Я не могу тебе помочь – я нервничаю.

Табби пошевелился. Он семенил рядом с отцом до лифта. Лифт поехал вниз. Там его осмотрели. Разрешили им выйти.

– В случае аварии пользуйтесь телефоном. Аварии у них обычное дело, – сказал мужчина в ковбойских сапогах и кожаном пиджаке. Женщина с волосами, похожими на львиную гриву, засмеялась, показав заостренные зубы, испачканные губной помадой. Когда она увидела, что Табби смотрит на нее, она взбила волосы и сказала:

– Милашка.

– Не спи на ходу, – сказал Кларк и вышел на холодный воздух. Двери раздвинулись – они оказались в терминале аэропорта. Кларк положил на транспортер свой чемодан и вытащил билет.

– В салон для некурящих, – сказал он.

– Папа, – попросил Табби. – Пожалуйста, папа.

– Какого черта? Что опять стряслось?

– Мы забыли моего человека-паука.

– Мы купим тебе другого.