– Но мы занимались Особым вооружением, – сказал Вайс, когда они все вместе стояли в комнате, заставленной обезьяньими "слетками. – Особое вооружение было отдельной отраслью и непосредственно подчинялось только генералу Ходжесу и его штату. Здесь работали два микробиолога, физиолог, химик и лаборант. Остальным лаборантам и техническому персоналу ничего известно не было. Восемнадцать месяцев они работали над одним общим проектом.

– Вообще-то он слишком сложен как химически, так и физически, но для удобства давайте будем называть это газом, – продолжил Вайс. – Он не обладает ни цветом, ни запахом, как окись углерода, и хорошо растворяется в воде.

Он еще не получил названия, но его кодовое наименование ДРК. Это.., трудно понять, чего от него ожидать. Мы работали над его очисткой, чтобы увеличить фактор предсказуемости.

Лео знал, что предсказуемость представляла собой серьезную проблему. Пентагон и Министерство обороны пришли в восторг от ДРК еще тогда, когда он был впервые синтезирован в начале пятидесятых немецким биохимиком по имени Отто Брюкнер. Брюкнер понятия не имел, что делать с новым веществом, и правительство с радостью присвоило себе все разработки.

– Долгое время проект был в загоне, – говорил Вайс. – У правительства было полно более простых проектов, и оно разрабатывало их, большей частью безуспешно. В конце семидесятых годов интерес к ДРК вновь возрос. Так он к нам и попал. Отдел Особого вооружения – все мы, тут присутствующие, – должен был точно установить, как действует это детище Брюкнера. Мы провели его через дюжину превращений – от первоначальной формы до того, что имеем сейчас. Но до сих пор его эффект достаточно случаен. На некоторых людей этот газ вообще не действует, хотя и на очень немногих. В некоторых случаях он, если его вдохнуть, вызывает немедленную смерть. Отсутствие всяческого воздействия и немедленная гибель находятся на двух противоположных концах шкалы и составляют от восьми до пяти процентов. Хочу вас уверить, что те его составляющие, которые вызывают немедленную гибель, обладают сравнительно коротким временем распада. Население, обработанное этим газом, подвергается смертельной опасности лишь первые двадцать пять минут. Нас больше всего интересовало то, что находится на середине этой шкалы. Вы слышали об экспериментах военных над ЛСД?

Лео кивнул.

– Там все было еще более прискорбно. Мы крутились как могли, чтобы избежать подобных последствий, и наши цели не распространялись так далеко. ДРК, изначально АДК, по своему действию значительно более разнообразен, чем ЛСД, и мы старались выделить форму соединения, которое постоянно воспроизводит один и тот же эффект. – Теперь Вайс занервничал еще больше. – У нас была довольно большая возможность выбора. Некоторые самые дикие эффекты начали проявляться спустя чуть ли не месяц. Кожные язвы, галлюцинации, безумие, воспалительные процессы, изменения пигментации, даже наркотическое действие – некоторый процент обработанной популяции просто будет находиться под действием транквилизатора умеренной силы. Мы даже доказали, что может произойти увеличение способности к телепатии… Правду сказать, препарат настолько разнообразен по действию, что после полутора лет работы над ним мы только-только начали разбираться, что к чему.

– Ну ладно, – сказал Лео. – Давайте перейдем к делу. Что случилось?

– Барбара, – позвал Вайс, и высокая темноволосая женщина с опухшими глазами отделилась от стенки и прошла мимо клеток, чтобы отворить еще одну дверь.

Лео увидел комнату внутри комнаты. Верхняя часть этой внутренней комнаты была отгорожена стеклом. Шагая за Барбарой, он заметил несколько лабораторных столов, микротомы, проекторы, газовые горелки. Внимание его привлекли три тела за стеклянной перегородкой. Два, которые находились дальше, лежали, скорчившись, в нескольких метрах от загородки на черном полу. Глаза их были широко открыты, рты распахнуты, точно в зевке. У них были благообразные, невинные лица мертвецов.

Вайс кашлянул в ладонь, лицо у него покраснело.

– Эти люди готовили комнату, перед тем как впустить тудаДРК-16.

Он вытер лицо, руки его тряслись.

– Тот человек, который ближе всего к стенке, это Фрэнк Торогуд, а рядом с ним – Гарни Вашингтон. Они оба лаборанты: Торогуд был на последнем курсе университета Патчина, а у Вашингтона не было научной квалификации – он выполнял для всех нас разные несложные задания. Один из них должен был подсоединить испаритель к запасам газа в хранилище. Испаритель, в свою очередь, соединен с маской, которую вы видите на полу. Вместо этого он случайно подсоединил маску к вентилю под испарителем и в камеру попал неразбавленный ДРК. Вашингтон и Торогуд погибли мгновенно.

Лео в ужасе смотрел на третье тело, лежащее на полу камеры. Оно было чудовищно раздутым. Поначалу Лео подумал, что оно взорвалось: руки покрывала белая мыльная пена, голова казалась белой губкой, которая точно ползла в направлении стока посреди камеры. Лишь спустя миг Лео понял, что мыло, которое раньше было кожей, двигалось. Пока он не мог отвести глаз от этого зрелища, в сток сползла примерно треть головы.

– Третий – это Том Гай, один из наших лучших исследователей, хотя работал он с нами всего полгода.

Женщина по имени Барбара зарыдала. Один из мужчин обнял ее за плечи.

– Сами видите, какова степень повреждения. Он умер лишь за несколько минут до вашего прибытия. Мы вынуждены были наблюдать, как он умирает. Он знал, что камеру ему не открыть.

– Господи Боже! – потрясение сказал Лео. – Поглядите, что с ним стряслось!

Вайс ничего на сказал.

– Сейчас туда можно заходить? Я имею в виду, вы можете избавиться от этой штуки? Мне все равно, что собираются делать дальше ваши люди, но я-то туда не пойду. – Лео сунул руки в карманы. Он видел, как в пене шевельнулся клок каштановых волос, и отвернулся от стекла. Его мутило.

– Где-то минут через пятнадцать там будет безопасно.

Я имею в виду, насколько это вообще возможно.

– Тогда вы и войдете.

Вайс неожиданно резко покраснел:

– Боюсь, что это не все. Насосы более-менее избавят от следов ДРК-16.

– Это все же ваша работа, малыш.

– Я хотел сказать, что Гарни Вашингтон должен был поставить фильтры на наружную вентиляцию немедленно после того, как камера освободится. Но Билл Пирс с этой стороны включил вентиляцию прежде, чем мы поняли, что фильтры все еще в хранилищах. – Какого черта вы не держите постоянных фильтров?

Заговорил Билл Пирс. Он был выше Лео, сложен как футболист, и единственный из всех ученых носил бороду.

– Мы этого не делали, потому что у них сильный запах, который очень быстро просачивается обратно в камеру. Запах может помешать ходу эксперимента. Обычно мы опечатываем камеру, проводим наблюдения, а потом Гарни Вашингтон вставляет фильтры, а мы включаем вентиляцию. – Он виновато, но с вызовом поглядел на Лео. – Но когда я увидел, что там делается с Томом Гаем, я решил, что хорошо бы убрать из воздуха ДРК. Я думал, что, если смогу быстро поменять воздух, Тома удастся спасти, – остальные двое просто упали там, где стояли. Видимо, обычный порядок действий просто вылетел у меня из головы.

– Так куда же пошло это вещество? – спросил Лео. – Погодите. Я сам попробую догадаться. Эти вентиляторы просто выгнали его наружу, верно? Так оно и получилось?

Ваши идиоты закачали эту штуку прямо в воздух сразу после того, как она достала тут ваших ребят? Так что у нас в Вудвилле с минуты на минуту будет миллион мертвецов? Верно? – Лео тяжело вздохнул. – И мало того! Вас ждет миллион судебных процессов, и вы хотите, чтобы я прикрыл вас?

Лео спрятал лицо в ладонях.

– Мистер Фрайдгуд, – сказал Вайс. – Мы только что потеряли троих товарищей. Билл действовал в соответствии с установленной процедурой. Мы обращались так с фильтрами не один месяц.

– Вы что, думаете, это оправдание? – взорвался Лео. – Вы хотите, чтобы я вас пожалел?

– Мне очень жаль, – сказал Вайс, оскалив свои кроличьи зубы. – Мы все сейчас не слишком-то владеем собой. Может, все не так плохо, как вы представляете. Позвольте, я объясню.