Адди усмехнулась.

— Как это? Он заглядывал в хрустальный шар или еще что-то в этом роде?

— Не знаю. Диаз был очень странным. Он заставлял верить в самые невероятные вещи, которые после его рассказов казались самыми, что ни на есть, естественными. Но он покинул ранчо задолго до того, как я набралась мужества спросить его о том, что он думал об исчезновении тети Аделины.

— Очень жаль, – задумавшись, отозвалась Адди. – Было бы интересно узнать, что он скажет.

— Я тоже так думаю.

* * * * *

В пятницу вечером Адди пошла с Берни Колеманом в кино, что бы самой увидеть новую ленту, о которой все говорили. В прошлом году господин Тернер, владелец кинотеатра, установил звуковое оборудование, и весь город с удовольствием ходил на показы новых фильмов. «Кокетка» был первым звуковым фильмом с Мэри Пикфорд в главной роли, который увидела Адди, и была очарована не только прекрасным исполнением, но и чудесной стрижкой героини.

— Мне тоже надо подстричься и завить волосы, — объявила она, когда Берни провожал ее домой после сеанса.

Он рассмеялся и наклонился близко к его голове, делая вид, что внимательно рассматривает ее прямые каштаново-медовые волосы.

— Ты с ее завитками? Это – предел.

Адди улыбнулась ему.

— Я могла бы все время быть кудрявой.

— Детка, по сравнению с тобой, Мэри Пикфорд бледная моль.

— Ты такой милый, — рассмеялась она и взяла его под руку.

На первый взгляд Берни казался лощенным и очень искушенным. Он старался делать вид, что он невероятно утомлен жизнью, но Адди сразу поняла, что в душе он добрый и отзывчивый, несмотря на его попытки срыть это от посторонних. Адди замечала, то, что не видели другие – доброжелательность и сердечность в общении с детьми, забота о животных, попавших в беду. Из-за денег его семьи и приятной внешности, он считался выгодной партией, но Адди на его счет не имела никаких планов. Возможно, именно поэтому, он ею заинтересовался. Мужчины, казалось, всегда хотели то, что не могли получить.

Рука Берни слегка сжала ее, когда они подошли к ее дому в конце улицы. Вместо того, что бы подвести ее к крыльцу, он потянул ее в сторону от освященного входа.

— Берни, что ты делаешь? – со смешком спросила Адди. – Трава влажная, и мои туфли…

— Только одну минутку детка, — отозвался он, приложив палец к ее губам. – Я хочу побыть с тобой наедине чуть-чуть.

Адди игриво куснула его за палец.

— Мы могли бы побыть наедине и в доме. Лиа наверху, и, вероятнее всего, уже спит.

— Это не одно и тоже. Ты становишься совершенно другой в доме, детка.

— Неужели? – скорее насмешливо, чем удивленно спросила Адди.

— Это совершенно точно. Ты становишься унылой и серьезной, а мне нравится, когда ты веселая и раскованная. Тебе нужно почаще расслабляться.

— Я не могу быть все время забавной и веселой, — сказала Адди с озорной улыбкой. – Иногда я еще должна работать и нести ответственность. Это называется быть взрослым.

— Ты – единственная из моих знакомых, которая так рассуждает.

Адди придвинулась к нему ближе и обняла за шею, прижимаясь губами к его гладко выбритой щеке.

— Именно поэтому я тебе и нравлюсь, правда, пижон? Для тебя это что-то совершенно новое.

— Да, поэтому ты мне и нравишься, — подтвердил он, наклоняясь к ней, чтобы поцеловать.

Ощущение его рта на ее губах было приятно. Для нее их поцелуи были просто дружескими жестами, мимолетными признаками привязанности. Для Берни же они означали обещание большего в их отношениях.

Берни давно понял, что Адди не собиралась позволять ему заходить дальше невинных поцелуев, но это не мешало ему пытаться снова и снова. Для него существовало два вида женщин, которых он уважал и тех, кто был не достоин уважения. В некотором смысле, ему нравилось поведение Адди. Но если бы она все-таки позволила ему зайти дальше, он бы посчитал это осуществлением своей мечты, и с удовольствием превратил бы ее в женщину, которую не стоит уважать.

— Адди, — сказал он, прижимая ее к себе еще крепче. – Когда ты скажешь мне «да»? Когда мы сможем, наконец, стать близки? Почему мы не можем быть вместе?

— Потому, — вздыхая с сожалением, принялась объяснять Адди. — Всего лишь потому, что я, наверное, наивный романтик, но думаю, что между нами должны быть гораздо более сильные чувства, что бы вступить в более близкие отношения.

— Между нами все было бы отлично. Я бы никогда не причинил тебе боль, – его голос стал тише, когда он начал ей нашептывать, прижимаясь к ее мягким губам. – Я хочу стать тем, кто сделает из тебя женщину. Я знаю, что ты не сможешь доверять никому больше, чем мне. Это будет прекрасно для нас обоих, чертовски правильно и просто чудесно. Адди…

Она вырвалась из его объятий со смущенным, сдавленным смешком.

— Берни, остановись. Я не готова к этому пока. Я… — она нервно хихикнула и сказала очень тихо. – Не могу поверить, что мы это обговариваем на передней лужайке. Держу пари, что все соседи нас слышат.

Он не разделил ее легкомыслия, а только совершенно серьезно заявил:

— Все, что я понимаю, так это то, что что-то не так с девушкой, которая отгораживается от жизни таким образом, как это делаешь ты.

Замечание Берни задело ее за живое.

— Не правда, — скорее изумленно, чем сердито ответила Адди. – Берни, что не так? Всего минуту назад мы смеялись…

— Ты хочешь бракосочетания? – прямо спросил он. – Поэтому не хочешь заняться со мной любовью?

— Я не хочу замуж за кого попало. Не хочу быть просто чьей-то… ну, ты понимаешь. И я не чувствую к тебе подобного. Ты мне нравишься, Берни, но должно быть что-то большее. И это не означает, что я прячусь от жизни.

— Именно это ты и делаешь, — огорченно констатировал он. – Единственные люди, которые тебя волнуют, это твоя тетя и ты сама, а все остальные могут идти к черту.

— Это не так!

— Те не сходишься с людьми, – неуклонно продолжал Берни. – Ты живешь в своем собственно мирке, в который допускаешь только Лиа. Но, когда ее не станет, ты останешься совершено одна. Ты всех отвергаешь. Если ты ничего не даешь, то и нечего будет брать.

— Прекрати немедленно! – внезапно то, что он говорил, стало для нее совершенно невыносимым. Она ненавидела его за то, что он ей сказал, даже если он и прав. – Я ничего не хочу больше слышать! И больше не хочу тебя видеть!

— Если это все, что можно от тебя добиться, детка, то наши чувства взаимны.

Адди резко отвернулась от него и побежала к крыльцу, еле сдерживая слезы.

Утром, все, что она сказала Лиа, было то, что с Берни они расстались навсегда. Тетя была достаточно тактична, что бы удержаться от вопросов, догадываясь о том, что случилось, без лишних слов.

* * * * *

В следующие несколько дней у Адди не было времени, что бы думать о Берни – она была слишком занята, ухаживая о Лиа. Невозможно было отрицать, что ее время подходило к концу. Ни молитвы, ни медицина, ни страстное желание жить уже не помогали. С каждым днем пожилая женщина становилась все слабее и все меньше интересовалась происходящим вокруг. Это было то, о чем их предупреждал доктор Хаскин, и чего велел ожидать. Тем не менее, Адди была напугана и растеряна происходящим, и каждый раз вызывала врача.

Пожилой доктор приходил и просто сидел у кровати больной. Его присутствие и неторопливые разговоры временно улучшали состояние духа Лиа, изредка даже вызывая слабую улыбку на ее лице. Тем страшнее ей было услышать слова доктора после одного из визитов:

— Осталось совсем недолго, Адди.

— Но… она еще продержится! Она даже выглядит получше…

— Она уже приняла неизбежное, — сказал доктор, его морщинистое лицо выражало искренне сочувствие и доброжелательность. Прядь седых волос упала на его лоб, когда он наклонился ближе к Адди, что бы посоветовать. – Ты должна сделать тоже самое. Помоги ей уйти легко. Не борись с этим.

— Не бороться? Ничего не делать… Господи Боже мой, что Вы говорите? Разве уже нет ничего, что бы могло ей помочь? Более сильные препараты или…