,А вообще у Стаса в голове уже созрел план: посадить вместо Елены Сергеевны (при его помощи) Аллочку, а самому жениться на благодарной вдовушке и таким образом решить все свои проблемы.

— Ну ты и негодяй, — покачала головой я.

— Юля, каждый думает о своем благополучии. А мне сколько лет осталось по тетушкам бегать? Годы-то идут. И надоели они мне. Лучше с одной. Тем более Елена Сергеевна еще о-го-го. Женюсь. Тебя приглашу на свадьбу свидетельницей. Ведь без тебя я бы про нее даже не узнал.

Представляю, как Елена Сергеевна будет счастлива видеть меня на своей свадьбе. Если она, конечно, состоится. Хотя чем черт не шутит…

— Пришла пора лично познакомиться с Юленькой, — объявил Иван Захарович.

— Гадом буду, она кого хочешь достанет, — буркнул Лопоухий. — Эта стерва.

— Но она, в натуре, способна докопаться до истины, — заметил Кактус.

— Сечешь поляну, Дима, — кивнул Иван Захарович.

— А Татаринов? — Лопоухий с Кактусом вопросительно посмотрели на шефа.

— Думаю, все-таки не он. Хотя… Познакомимся с Юленькой лично, а там посмотрим. Но нужен оригинальный подход.

— К знакомству с биксой?

— С этой — да. Так, давайте-ка прокрутим все ее сюжеты за последнее время. Тащи кассету Виталя. А ты, Дима, все ее статьи.

После просмотра записей Иван Захарович ничего не решил и принялся за чтение подборки еженедельников.

— Вот это покатит! То, что нужно! — воскликнул через некоторое время, в предвкушении потирая руки. — Прикольнемся дебил.

Утром я проснулась от настойчивого телефонного звонка. АОН объявлял номер телефона редакции, а если точнее, то нашей главной. Посмотрела на часы. Одиннадцать. Да, Виктория Семеновна уже приступила к выполнению своих обязанностей. Но сегодня я не должна сдавать никаких статей.

А значит, что-то случилось.

Телефон звонил и звонил. Я вскочила с кровати, чуть не грохнулась, зацепившись за развалившегося на полу кота, который даже не думал подвинуться, подпрыгнула к аппарату и схватила трубку.

— Дрыхнешь, что ли? — вместо приветствия спросила хриплым прокуренным голосом главная. — А тебя тут мужик домогается.

— Мужик-то хоть ничего? — поинтересовалась я.

— Не знаю. Я не по этой части, как тебе известно. Но внешне представительный. Говорит, банкир.

— Терпеть не могу банкиров, — заметила я.

— А это я ему уже сказала, — сообщила Виктория Семеновна.

В трубке послышался какой-то невнятный гул. По всей вероятности, домогающийся меня банкир находился в кабинете Виктории Семеновны и решил как-то прокомментировать услышанное. Главная его послушала и передала мне, что банкир терпеть не может журналистов, еще больше — журналисток, а меня в особенности Я уточнила, знакомы ли мы с ним лично и в каких статьях я его пропечатывала. Телесюжетов о банкирах и банках у меня точно не было. Оказалось, что мы никогда не были друг другу представлены, но я неоднократно проходилась в своем творчестве по ряду его знакомых, делая им рекламу, о которой они не просили. Поэтому он предпочел бы никогда со мной не встречаться.

И вообще моя физиономия в телевизоре его жутко раздражает.

— Он случайно не из психушки сбежал? — поинтересовалась я. — То он меня домогается, то…

— Сейчас уточню, — бросила мне в трубку Виктория Семеновна и в самом деле уточнила.

К сожалению, я не могла слышать ответ банкира, только поняла, что говорить он стал значительно громче.

— Юлька, ты слушаешь? Он говорит, что мечтает добраться до твоего горла и придушить.

И просит о встрече.

— Скажите, что только в присутствии санитаров. Он — в смирительной рубашке.

Виктория Семеновна и это передала. Я представляла, как она сейчас давится от смеха и какие усилия прилагает, чтобы не расхохотаться.

Мы потом с ней вместе посмеемся. Конечно, если до меня не доберется этот псих.

Виктория Семеновна тем временем передавала, что банкир обещает скрутить меня в бараний рог, переломать мне все конечности, причем каждый палец на руках по отдельности, чтобы больше не могла писать, выбить зубы, свернуть челюсть, вспороть брюхо и выпустить наружу кишки, на которых меня и повесит. Когда главная мне все это говорила, в трубке в качестве фона слышались раскаты грома: это, по всей вероятности, был банкирский голос.

Выслушав Викторию Семеновну внимательно, я поинтересовалась, не хочет ли он меня изнасиловать.

— Сейчас спрошу.

В кабинете главной упало что-то из мебели.

Из руки Виктории Семеновны трубку вырвали, и мне было сообщено, что говоривший желает вступить в половые отношения с моей матерью.

Судя по тому, что я услышала дальше, он явно был извращенцем. Может, он ошибся с изданием? У нас ведь в холдинге несколько редакций.

Мне надоели оскорбления и в свой адрес, и в адрес своих родственников, и было жаль мебель Виктории Семеновны, поэтому я прервала лившийся на меня речевой поток и спросила вкрадчивым голосом (памятуя, что беседую с психом), что привело господина в наше издательство и почему у него возникло такое страстное желание увидеть мою скромную персону.

Я ожидала услышать какой угодно ответ, только не тот, который последовал:

— Меда хочу, — сказал банкир.

Я на мгновение лишилась дара речи. Потом сказала себе, что волноваться не стоит, так как нервные клетки не восстанавливаются, скачки давления мне ни к чему, вон у моей мамы они дали кровоизлияние в глаз, а мне глаза для работы нужны, поэтому следует успокоиться. Сейчас много сумасшедших. Уже одно то, что банкира лично принесло в редакцию искать журналистку, не говорит в пользу его нормальности.

Если этот тип вообще банкир. Ведь у людей же разные бывают мании с фобиями.

— Какого меду? — спросила я ровным голосом.

— Деревенского, — ответил мужик.

— А я-то тут при чем? Я медом не торгую.

— Но вы его ели, — сказал банкир. — Или все наврали?

Я попросила пояснить поподробнее, что ему от меня надо.

— Вы в сарае сами сидели, или вам про него кто-то рассказал?

Ах вот оно что… Но чего ж это он так долго собирался? Статья-то ведь о дедуле с бабулей не вчера вышла, и даже не на прошлой неделе. Больше месяца прошло. Или этот псих столько времени зрел? У нас сегодня случайно не полнолуние?

Банкир тем временем продолжал говорить.

Оказалось, что его держали в том же сарае, что и меня, и у того же шеста. Ухаживали за ним говорливый дед и молчаливая бабка, и кормили они банкира натуральными деревенскими продуктами, вкуснее которых он в жизни не ел — ни в наших ресторанах, ни в Европах, Азиях и Америках. По ходу дела банкир сообщил, что ему за свою бурную жизнь довелось и в армии послужить, и на «хозяина» он работал не один год и не один раз, но из всех мест заточения он вспоминает деревенский сарай с ностальгической грустью. Банкир вздохнул и добавил, что никогда так хорошо не отдыхал, как там.

— Так вы сами в сарае сидели? — уточнил он.

Я подтвердила, что сама.

— По доброй воле или по принуждению?

— По принуждению.

— Я бы хотел дедулю с бабулей отблагодарить, — заявил банкир. — И медка попросить.

Вы не могли бы до них как-нибудь добраться?

Я заплачу.

Я подумала. Мне тоже хотелось еще натурального продукта. Могу я попросить Колобова доставить мне что-то из дедулиных запасов? Или его орлов? Да и на банкира почему-то взглянуть захотелось, раз у него такие человеческие слабости.

— Я смогу приехать в редакцию не раньше, чем через час, — сказала банкиру. — К себе после ваших угроз не приглашаю. Встречаться буду только при большом скоплении свидетелей.

Но банкир пригласил меня вместе пообедать в ресторане по моему выбору. Что-то часто меня в последнее время обедами стали потчевать. Как свинью, которую готовят на убой. Но журналистское любопытство гнало меня и на эту встречу. Возникло желание взять у банкира интервью. Его потом можно будет опубликовать в рубрике «Отзывы по следам наших выступлений». Договорились на два часа: я решила заскочить в редакцию и выяснить, что там произошло и чего ждать от банкира.