А спустя ещё миг они шарахнулись друг от друга, словно каждый обжёгся.

— Мы не можем, — выдохнула Бавкида.

— Нам нельзя, — согласился Менедем. Сердце громко стучало в его груди. — Но, дорогая, я так хочу!

— И я, — Бавкида склонила голову. Она не собиралась признаваться в этом даже себе и потому тут же сменила курс: — Я знаю, что ты чувствуешь, дорогой Мене, — она снова склонила голову. — Знаю. Но мы не можем. Мы не должны. Это позор! Я стараюсь, я хочу быть хорошей женой твоему отцу. И если кто-нибудь нас увидит… если кто-то видел… — она встревоженно оглянулась.

— Я понимаю, — мрачно ответил Менедем. — О, ради богов, как я тебя понимаю. И знаю, что это неправильно, нехорошо, — он вскочил на ноги и бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и не заботясь о поднимаемом шуме. Дверь своей комнаты он запер на засов, словно отгоняя искушение. Но только оно оставалось с ним вместе, внутри него. Но теперь он знал, что оно угнездилось и в жене отца…

Он снова лёг, но не мог заснуть. Филодем возвратился гораздо позже. Бавкида приветствовала его, как будто ничего не случилось, и Менедем знал, что утром ему тоже придётся. А это будет непросто — это он тоже слишком хорошо знал. Отныне в мире всё будет непросто.