Кентукки, Ричмонд, июль 2569

- Теннесси должен быть наш! – отчаянно жестикулируя огромными, накачанными тяжелой работой ручищами, сердился Мартин Олдманн, мой хороший друг и сослуживец по прозвищу «кузнец». На грязном, блестящем от раскаленных жаровен лице сталелитейщика лихорадочно блестели покрасневшие глаза и, несмотря на горящую в них неукротимую ярость, выдавали усталость. – Исторически Теннесси всегда был ближе центру. С какого дьявола техасцы решили забрать его себе?! В Теннесси живет моя тетка, и когда я был маленьким, то проводил у нее каникулы. Я не желаю, чтобы между нашими штатами выросли границы, а я был причислен к врагу!

- А что думают по этому поводу сами теннесситы? – вяло поинтересовался Майки Джоунс, вечно голодный, болезненно худой металлург из соседнего цеха, непонятно как остающийся на ногах, недовольный мизерной оплатой, неспособной покрыть его расходы. Неспособной покрыть ничьи расходы, если уж на то пошло.

- Как и все, хотят независимости, - пояснил Генри Лепра, затягиваясь дешевой сигаретой, которая неизбежно и очень скоро превратит его легкие в гниющую труху. Но разве об этом принято задумываться во время перекура, единственного способа отвлечься от непосильной работы в течение длинного дня? Да еще когда ты молодой, и кажется, что именно тебя-то и не коснется горе. В двадцать шестом веке лекарство от рака нашли, да только медицинская страховка работника военно-металлургического завода не покрывала трудноизлечимые заболевания. Так что любой курильщик автоматически подписывал себе смертный приговор, и вряд ли это положение изменится в ближайшем будущем. – Но кто ж им это позволит, когда с юга давят техасские собаки, а с севера не даем покоя мы? Каждая сторона преследует свои интересы, и мнение теннесситов никто не спросил.

Это была война, не прекращающаяся уже много десятилетий. Человечество всегда отличалось кровожадностью и нетерпимостью друг к другу, но в прежние времена противостояния никогда не становились настолько масштабными, как сейчас, когда перенаселение привело к экономическому, политическому и экологическому кризису и постепенно переросло в военный беспредел. Третья мировая не пошла по сценарию, предсказанному пророками и кинематографистами: ядерное, химическое и бактериологическое оружие было строго запрещено Международной Конвенцией по правам человека и уничтожено в ноль. Но разве это уберегло человечество от мирового геноцида под прикрытием благородного оправдания «борьбы с терроризмом»? Нет.

Когда были уничтожены развитые ближневосточные и азиатские государства, а их ресурсы разграблены, зараза перекинулась в Европу и Африку, а затем расползлась по всему земному шару, постепенно пожирая Индию, Южную Америку, Антарктиду, Австралию и острова. Медленно, но неуклонно кольцо сжималось, пока не добралась и до нашей страны, разделяя штаты подобно трещинам на асфальте, пока великое и самое сильное государство в мире не превратилось в лоскутное одеяло враждующих друг меж другом областей. Бывшие друзья становились врагами, семьи безнадежно распадались. Движимые примитивным инстинктом выживания, люди грызлись между собой за место под солнцем, которого не хватало на всех.

Маленькие зарплаты, голод, болезни и неспособность правительства защитить граждан приводили к бесконечным междоусобицам, которым не виделось конца. Союзов почти не заключали, каждый был сам за себя. Демократия канула в лету, вместо избранного народом президента страна управлялась бизнесменами на местах, сколотившими состояние на торговле наркотиками и устранении несогласных. Армия и полиция, имея плохое централизованное управление, порой не выполняли свои обязанности, оборону местным бандам обеспечивали частные наемные убийцы, и простой люд от безвыходности и ради куска хлеба тянулся на любые рабочие места, с любыми условиями труда и любой оплатой, лишь бы не умереть с голоду.

Сослуживцы могли прирезать возвращающегося с работы руководителя, только чтобы освободить его должность для себя, брат ненавидел брата за инакомыслие, муж выгонял из дома жену из-за нежелания делиться крошкой хлеба. Некоторые еще пытались сохранять человеческое лицо, но только до тех пор, пока сами не оказывались перед перспективой голодной смерти: продукты питания в города завозились нерегулярно и стоили дорого, покрывая нужды только работающей части населения, значимой для страны. Лишь медики да военные оставались привилегированным слоем, элитой. Рабочие, ежедневно гробящие здоровье на оружейных заводах, могли обеспечить сносное существование себе и небольшой семье. Все остальные специальности превратились лишь в способ дополнительного дохода, а безработные не могли оплатить себе даже место на кладбище.

Такой закат цивилизации следовало предполагать еще тогда, когда население приближалось к восемнадцати миллиардам. Была надежда, что продолжительная бойня, сократившая численность человечества до приемлемого максимума, вернет планете счастливые мирные времена, когда всего было в достатке. Но, начав однажды кровопролитную расовую борьбу, люди уже не могли остановиться. Больше никакого прогресса не наблюдалось, технологических открытий не совершалось, во всем мире свирепствовала война, и конец ее был предрешен заранее: деградация и вымирание цивилизации. Даже без применения оружия массового поражения.

- А что джорджийцы, сдались? – Уже несколько поколений не существовало понятия «американец», новые национальности рождались как сорняки, называясь не по расовому признаку, а по месту проживания. Но на этом деление не останавливалось: если восставали какие-то отдельные области или города, провозглашая себя государствами, возникали новые нации: кливлендцы воевали с детройтчанами, граждане Лос-Анджелеса не находили общего языка с жителями Сан-Диего…

- Джорджия все еще сопротивляется. Но техасские собаки отжимают наших в Южную Каролину. Если это им удастся, удержать Теннесси станет сложнее.

- А за Теннесси и Кентукки на очереди, - прорычал Олдманн, ударяя по столешнице громадным кулаком, отчего пепельница подскочила на несколько сантиметров. Бычки рассыпались среди желтоватых кружек, заполненных подобием чая, а на самом деле сомнительным пойлом из горьковатых степных трав. – До каких пор мы будем терпеть проклятых собак на нашей территории?!

На него шикнули сразу с нескольких сторон, и все взоры обратились к Джону Леону, молчаливо докуривающему вонючую сигарету. Загорелая кожа и непокорные рыжеватые кудри выдавали в нем коренного техасца, и то, что он жил и работал в Кентукки, не могло исправить национальной принадлежности к врагу.

Леон не поднял взгляда, хотя напряжение повисло в воздухе. Он сбежал в Кентукки несколько лет назад от войны, которую развязал Техас, подчиняющий себе смежные штаты и тем самым строя новое военное государство, независимое от Вашингтона. Кто мог подумать, что чума доползет и сюда, рано или поздно настигнет самых миролюбивых? И никому не удастся отсидеться в тылу.

- А ты что думаешь, Джон? – из вежливости к сослуживцу поинтересовался Майки. Политические взгляды имели огромное значение во время войны. Никто не хотел кормить врагов и предателей. Место Леона мог занять безработный кентуккианец.

Техасец пожал плечами. Все видели, что безразличие наносное – конечно, ему было не все равно.

- Я не могу осуждать техасцев, там остались мои мать и отец, - тихо ответил он, затушил сигарету и поднялся, чтобы отправиться на рабочее место. Деньги, которые получит, он отправит в Техас, чтобы его родители не умерли с голоду. Если, конечно, границы не перекроют, и платеж пройдет. Риск подарить деньги ненадежной почтовой системе, увы, всегда оставался.

Я догнал друга на гулкой металлической лестнице, ведущей на много этажей вниз, глубоко под землю, в душные и горячие металлургические цехи, где все мы работали, чтобы вечером было что закинуть в желудок.

- Ты не обижайся на пацанов, Лев, - попросил я. Прозвище «лев» Джон получил за одноимённую фамилию, а также благодаря своему уму и утончённости, хотя какой из него лев? Тихий и спокойный котенок. Ему бы работать в научной сфере с его образованием, а он рвал жилы в нашем аду. Многие за глаза называли Джона трусом, так как он предпочел вкалывать, а не воевать. Но я не был согласен с такой формулировкой, мне война, как и многим, казалась глупой тратой сил и времени. Почему вместо того, чтобы растить зерно и пасти скот, мы убиваем друг друга? Что мы не поделили? Разве война сделала нашу жизнь лучше? богаче? спокойнее? Нет. Тогда почему мы продолжаем бессмысленно воевать, разрушать, ненавидеть, грабить? – Просто все на нервах, беспокоятся за свои жизни, семьи. Сам видишь, Техас совсем зарвался, обезумел. Все ему мало.