– Это было еще до вас, моя дорогая. Ему теперь должно быть около сорока пяти. В моем кабинете вы найдете досье на него. Родился он в Бостоне, в одном из нечистоплотных богатых американских семейств, входивших в высшее общество. Его мать родом из Дублина. Он вел порядочную жизнь, учился в Принстоне, получил степень, а затем все испортил, записавшись добровольцем во Вьетнам в качестве солдата. Я думаю, что это было в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, когда он стал десантником-парашютистом. Уволился он в звании сержанта и имел много наград.

– А что в нем такого особенного?

– Он мог избежать Вьетнама, оставаясь в университете, но не сделал этого. Он записался в армию рядовым, что крайне необычно для человека с его социальным положением.

– Вы просто старый сноб. Что произошло потом?

– Он отправился в Дублин, в колледж Святой Троицы, для работы над докторской диссертацией. Кстати, он протестант, а его мать была ревностной католичкой. В августе шестьдесят девятого года он посетил дядю по материнской линии, священника в Белфасте. Помните, что тогда произошло? Как все началось?

– Протестантские «оранжевые» толпы сжигали католиков? – спросила Мэри.

– А полиция ничего не предпринимала. Толпа сожгла церковь дяди Броснана и пошла по дороге водопадов. Горстка старых членов ИРА с ружьями и пистолетами задержала ее. Но, когда одного из них подстрелили, Броснан взялся за свое ружье. Полагаю, инстинктивно, учитывая Вьетнам и все такое.

– И с тех пор он стал на их сторону?

– Да, совершенно. Вы должны помнить, что в те первые дни в этом движении было много людей, подобных ему, людей, веривших в свободу Ирландии и всякое такое.

– Простите, сэр. Я видела слишком много крови на улицах Дерри, чтобы оправдывать его.

– Да, я тоже не собираюсь делать из него святого. Он убил в свое время несколько человек, но в грудь, а не в спину. Это я должен отметить. Он стал очень знаменит. Во Вьетнаме он спас жизнь французского военного фотографа по имени Анн-Мари Оден после того, как упал вертолет. Довольно романтичная история. Она появилась в Белфасте, и Броснан в течение недели знакомил ее с подпольным движением. В результате она напечатала в журнале «Лайф» серию фотографий о «доблестных ирландских борцах». Вам знакомы такие штучки.

– Что произошло после этого?

– В тысяча девятьсот семьдесят пятом он отправился во Францию договориться о поставке оружия. Оказалось, что это ловушка, полиция ждала его. К сожалению, он застрелил одного из полицейских, и его приговорили к пожизненному заключению. В семьдесят девятом он освободился из тюрьмы – с моей помощью.

– Но зачем?

– Еще до вашего появления здесь существовал некий террорист, которого звали Фрэнк Барри. Начал карьеру в Ольстере с небольшой группировкой, называвшейся «Сыны Эрина». Потом присоединился к европейскому террористическому кругу. Он был подлинный гений зла, если такой вообще существовал на земле. Сделал попытку убить лорда Каррингтона на пути во Францию, когда тот был министром иностранных дел. Французы замяли это дело, но наш премьер-министр был взбешен. Он отдал мне прямой приказ изловить Барри чего бы это ни стоило.

– Теперь я понимаю. Вам был нужен для этого Броснан?

– Поручил вору поймать другого вора, и он доставил его нам.

– А потом?

– Он вернулся в Ирландию и получил звание доктора.

– А эта Анн-Мари Оден? Они поженились?

– Насколько мне известно, нет. Но она оказала ему еще большую услугу. Ее семья принадлежит к одному из старейших родов во Франции и чрезвычайно влиятельна в политической жизни. Его наградили орденом Почетного легиона за ее спасение во Вьетнаме. Во всяком случае, ее усилия принесли плоды пять лет тому назад. Президент Миттеран помиловал его. Он снова стал чистым как стеклышко.

– Так он и очутился в Сорбонне? Он, очевидно, единственный из всех профессоров, который убил полицейского?

– После войны там было несколько человек, сделавших то же самое во время войны, в Сопротивлении.

– Разве леопард меняет когда-либо окраску? – спросила Мэри.

– Вы слишком недоверчивы. Как я уже говорил, вы найдете его досье в моем кабинете, если хотите узнать о нем больше. – Фергюсон протянул ей листок бумаги. – Это описание таинственного человека. Не так уж много, чтобы двигаться дальше, но пропустите его на всякий случай через компьютер.

Она вышла.

Вошел Ким с экземпляром «Таймс». Фергюсон быстро пробежал заголовки и перевернул страницу. На второй странице его внимание немедленно привлекло сообщение о визите госпожи Тэтчер во Францию, которое до этого появилось в «Пари суар».

– Ну, Макс, – тихо произнес он, – желаю тебе удачи. – С этими словами он налил себе еще одну чашку кофе.

Утром в Париже стало значительно теплее, к обеду снег почти растаял. За городом тоже прояснилось, снег лежал лишь местами на кустарнике вдоль шоссе. Диллон ехал в Валентон, держась боковых дорог. Он сидел на мотоцикле «БМВ», который взял со своего склада. Одет он был как полицейский почетного эскорта: каска, защитные очки, автомат МАТ-49 на груди черного форменного плаща.

Конечно, это безумие ехать туда, но он не мог устоять перед возможностью посмотреть бесплатный спектакль. Он остановился на узкой проселочной дороге возле ворот, ведущих па ферму, и, сверившись по карте, пошел пешком по дорожке через лесок до невысокой ограды на холме, сложенной из камней. Внизу, примерно метрах в двухстах перед ним, был железнодорожный переезд. Черный «рено» все еще стоял там, где он его оставил. Нигде ни души. Минут через пятнадцать прошел поезд.

Диллон посмотрел на часы. Они показывали четверть третьего. Направив цейсовский бинокль в сторону переезда, он увидел, как белый «рено» спустился по дороге, развернулся и заблокировал переезд. За ним следовал «пежо» с Пьером за рулем. Пьер уже начал давать задний ход, чтобы развернуться, когда к нему подбежал Гастон. «Пежо» был старой модели, выкрашенный в ярко-красный и кремовый цвета.

– Очень недурно, – пробурчал тихонько Диллон, видя, как «пежо» укатил вверх по дороге. – Теперь дело за кавалерией. – Он закурил.

Минут через десять по дороге спустился большой грузовик. Он встал, не имея возможности проехать. На его высоких парусиновых боках было намалевано: «Стейнер электроникс».

– Электроника, мать вашу… – произнес Диллон, Дуло пулемета высунулось из грузовика, открыв огонь по «рено». Когда стрельба прекратилась, Диллон вынул из кармана черный пластиковый электронный детонатор, включил его и вытянул антенну.

Из грузовика выпрыгнула дюжина человек в черных комбинезонах и пластиковых касках. У каждого в руках были укороченные автоматы. Когда они приблизились к «рено», Диллон нажал кнопку детонатора. Настроенный на самоликвидацию заряд во второй черной коробке (Пьеру он сказал, что там дополнительные патроны) мгновенно взорвался, развалив на части весь фургон. Куски корпуса медленно плыли по воздуху. Несколько человек лежали на земле, другие бежали в поисках укрытия.

– Вот вам, господа, кушайте на здоровье, – провозгласил Диллон.

Он вернулся по дорожке через лесок, сел на «БМВ» и укатил.

Диллон открыл дверь сарая на улице Хельер, сел на мотоцикл, заехал внутрь и припарковал его. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь, сверху его окликнул Макеев:

– Полагаю, ничего не вышло? Диллон снял каску.

– Боюсь, что так. Братья Жобер донесли на меня. Когда он стал подниматься по лестнице, Макеев сказал ему:

– Маскировка, вот что мне нравится. Полицейский всегда остается для людей просто полицейским. Они никогда ничего не могут добавить, описывая внешность.

– Верно. Несколько лет тому назад я недолго работал с великим ирландцем, которого звали Фрэнк Барри. Когда-нибудь слышали о нем?

– Конечно. Как Карлос.

– Он был лучше Карлоса. Его убили в семьдесят девятом. Я не знаю кто. Фрэнк часто использовал образ полицейского почетного эскорта. Удобно играть роль почтальона. Никто никогда не обращает внимания на почтальона.