Высокая, темноволосая, восхитительно сложенная, эта двадцатишестилетняя женщина была поистине прекраснейшим созданием природы. Она справедливо гордилась белизной своей кожи, цветом и бархатистостью соперничающей с цветками жасмина, а изяществу ее рук и ног могла позавидовать любая герцогиня.

Но, как мы уже сказали, госпожа Миртиль чаще внушала страх, нежели восхищение.

Возникало ли это чувство из-за ее властной и уверенной походки, или из-за презрительного выражения лица, из-за отрывистой и сухой манеры отдавать приказания, или из-за неумолимого, жестокого взора ее черных глаз — кто знает? Во всяком случае, все, кто видел госпожу Миртиль, находили ее прежде всего грозной, а уж затем отдавали должное ее красоте.

Она носила дорогие платья, в которых не стыдно было бы показаться в Версале. Следуя последней моде, шелковая юбка была со множеством оборок, однако излишне глубокий вырез декольте свидетельствовал о том, что бюст его обладательницы отличается большим совершенством, нежели ее вкус. Ее прическа, напоминающая каскад водопада, была творением рук искусного парикмахера. Прелестная грудь ее была прикрыта небрежно повязанной кружевной косынкой, коя вскоре вошла в моду под названием галстука Штейнкерка.

Пальцы ее были унизаны драгоценными перстнями; их также было в избытке. Женщина со вкусом вряд ли стала бы столь явно проявлять свою расточительность. О своих драгоценностях госпожа Миртиль всегда говорила громко и пренебрежительно:

— Ах, это все пустяки… так, безделушки… камешки, кабошоны[23]… поддельный жемчуг!

Она лгала. Эти драгоценности стоили более миллиона!

Недаром господин де Ла Рейни с недоверием относился к их владелице. Начальник полиции страстно желал узнать истинное происхождение подобного состояния…

Но вернемся же к той буре чувств, что поднялась в душе госпожи Миртиль, как только она заметила отца с дочуркой, и разъясним причину, ее вызвавшую.

Миртиль увидела свет в весьма малоприятном месте, именуемом «Консьержери», проще говоря в тюрьме города Ниора. Высокая башня, единственная постройка, сохранившаяся от некогда великолепного замка графов де Пуатье, где родилась внучка Агриппы д'Обинье, известная под именем госпожи Скаррон, а затем вошедшая в историю под более звучным титулом маркизы де Ментенон, была превращена в тюрьму. Сторожем при ней стал сьер Жюль Гримпар.

Честный малый жил там с женой Бертрандой, достойной христианкой, и единственным ребенком, крестной матерью которого пожелала стать сама будущая великая маркиза.

Однажды юный Оливье де Сов, чьи владения состояли из нескольких хуторов в окрестностях Ниора, пообедав в одном из городских трактиров, беспечно прогуливался неподалеку от тюремной башни. Возле рынка ему встретилась дочь тюремного сторожа, или «привратника», как последний предпочитал именовать себя. Оливье нашел, что девушка очаровательна и соблазнительна. Маленькая привратница также сочла его неотразимым. Они улыбнулись друг другу. Перекинулись словечком… Совершенно очарованный Оливье вернулся домой… Стали поговаривать об обручении…

Внезапная смерть матушки Миртиль изменила многое. До сей поры бдительный материнский надзор удерживал юное создание, обладавшее необычайно живым характером, в рамках благопристойности. После утраты матери необузданный и независимый нрав привратницкой дочери быстро дал о себе знать. Миртиль стали видеть в обществе мужчин, знакомство с которыми считается предосудительным для девушек. Господину де Сову стало известно о ее похождениях. Пылкий, но непреклонный в своих принципах влюбленный послал друга сообщить невесте о разрыве их помолвки. Надежды его были жестоко обмануты, и он вернул красавице обручальное кольцо, символ, соединивший их, как ему казалось, навеки узами любви.

Миртиль была крайне раздосадована. После известия о женитьбе Оливье досада превратилась в неугасимую ненависть.

Оливье женился по любви на одной из самых красивых девушек в окрестности, а именно — на «болотнице» Франсуазе де Рамель, чье прозвище свидетельствовало лишь о том, что она была родом из тех сырых краев Пуату, где жители вместо дорог и тропинок вынуждены передвигаться по рекам и речушкам. Состояние ее, как и состояние Оливье, было невелико, и главное богатство заключалось в роскошных, отливающих золотом волосах, прекрасных голубых глазах и открытом и преданном характере.

Прошло десять лет…

Резко изменив жизнь Миртиль, они не сумели заставить ее забыть Оливье. Потеряв его, она вышла замуж за ниорского кабатчика по имени Годфруа Кокбар, человека лживого, пронырливого и жестокого. Не питая любви друг к другу, они тем не менее составили достойную пару, объединив свои усилия по наполнению семейной казны. Ловкач и неутомимый говорун Годфруа умело заговаривал зубы клиентам. Взгляды и улыбки Миртиль также подолгу удерживали их за столиками трактира. Накопив достаточно денег, чета Кокбар отбыла в Париж, где ими и был куплен кабачок «Сосущий теленок».

Муж красавицы брюнетки через некоторое время исчез, словно растворился в воздухе. Впрочем, это никак не повлияло ни на прекрасное настроение Миртиль, ни на ее надменный нрав. Тем же, кто интересовался ее супругом, она неизменно и непринужденно отвечала:

— Мой муж путешествует в дальних краях.

И скоро все, включая прелестную кабатчицу, казалось, забыли о его существовании.

Посему некоторые из завсегдатаев «Теленка», невзирая на суровый характер дамы, вознамерились утешить ее. И получили достойный и весьма ощутимый отпор: одним достались пощечины, другим еще и тумаки впридачу. Репутация красавицы была безупречна.

Разворошив все еще не остывший пепел воспоминаний, госпожа Миртиль покинула свой наблюдательный пост и зашагала по комнате. Это был старинный салон, некогда принадлежавший прекрасному Анри Куффье де Рюзе д'Эффиа, маркизу де Сен-Мару, фавориту Людовика XIII и смертельному врагу могущественного Кардинала-Герцога. Высокие зеркала и камин из белого мрамора создавали обрамление, достойное истинного придворного щеголя. Злая Фея, командующая свирепой гвардией, что собиралась у нее в кабачке, устроила в этой комнате, обитой белым и голубым шелком и уставленной изысканной мебелью из позолоченного дерева, свою спальню, напоминавшую внутренность ларчика для драгоценностей.

— Ах, дьявол меня побери! — воскликнула она, любуясь своим отражением в венецианском зеркале. — Никак нельзя дать улететь нашей птичке! Скоро наступит ночь, и тогда он может исчезнуть навсегда. Надо успеть схватить его пораньше!

Приняв решение, госпожа Миртиль вышла из спальни и спустилась по лестнице благородного белого камня с перилами из кованого железа. Достигнув первого этажа особняка, она вместо того, чтобы воспользоваться наружной дверью и выйти во двор, открыла потайную дверцу в правой стене. Легкость, с которой она привела в движение ее скрытые пружины, говорила о том, что ей частенько приходилось пользоваться этим ходом.

Потайная дверь захлопнулась, и обстановка мгновенно изменилась.

Убранства аристократического особняка как ни бывало: исчезли и причудливая лепнина на стенах, и роскошные растения в вазах. Госпожа Миртиль находилась в мрачной и темной комнате. Свет проникал сюда через щель, которую с большим трудом можно было назвать окошком, и то лишь потому, что, наподобие тюремного окна, она была забрана решеткой, утыканной острыми железными зубьями, отточенными на обе стороны, словно зубья пилы. Изящные туфли красавицы проваливались в мокрую землю.

Это был один из потайных подвалов кабачка «Сосущий теленок», и вход в него находился на углу улиц Балю и Сен-Жермен-л'Оксеруа. Здесь стояли бочки, валялись пустые бутылки. Иногда тут устраивали на ночь изрядно выпивших гостей хозяйки и прочих достойных посетителей.

Госпожа Миртиль хлопнула в ладоши и позвала:

— Эй, Жюган, Меченый! Ко мне! Сюда! Где ты там, Эстафе?