Обе кошки уснули на кровати, она заперла двери внизу. Времени на ночные экскурсии у кошек было предостаточно. Эмма весьма кстати обнаружила, что во входной двери был сделан кошачий лаз.

Надев халатик, она на цыпочках спустилась в ванную. Там было невыносимо холодно, на полу лежал растрескавшийся от старости линолеум, щербатый грязно-белый кафель отставал от стен.

Однако электронагреватель, спрятанный в бельевом шкафчике, неожиданно сработал исправно, пошла горячая вода. Эмма налила ванну, добавив в воду немного геля. Сюда нужен коврик, смеситель с душем, сушилка для полотенец... да, она записала все это в список.

Эмма стерла пар с зеркала краем полотенца и уставилась на свое отражение. Вид у нее ужасный: грязь и земля размазаны на лице и по носу, волосы слиплись, она вся была какая-то серая от усталости. Нахмурившись, она подумала, что это не похоже на лицо женщины, осуществившей свою заветную мечту, и всмотрелась пристальнее в зеркало. На мгновение ей вдруг померещилось, что лицо в зеркале вообще не ее, что оно чье-то чужое. Эмма даже оглянулась, но, конечно, за ее спиной никого не было.

От сильной усталости она заснула в тот же миг, как ее голова коснулась подушки. Одна кошка устроилась у нее в ногах, другая улеглась на сгибе руки. В ванной медленно рассеивался пар.

Остывая, старые дубовые балки под потолком заскрипели, плотнее укладываясь в привычные пазы.

Потихоньку Мин выбралась из-под руки спящей Эммы и, спрыгнув с кровати, забралась на подоконник и уселась там, свесив хвост и глядя вниз, в сад.

Сон будто бы поджидал ее. В какой-то момент Эмма находилась где-то между реальностью и забытьем, пока устраивалась поудобнее на новых, еще непривычных матрасах, скучая по умиротворяющему присутствию Пайерса рядом. А в следующий момент она уже стояла, одетая в длинное платье и вышитую шаль, в какой-то незнакомой комнате, у громоздкого дубового стола возле открытого окна. И кто-то позвал ее из окна по имени.

– Госпожа Сара! Скорее! – Человек за окном озирался вокруг с откровенной опаской. – Хопкинс и его сумасшедшая компания пришли за Лизой. Вы должны пойти со мной!

От страха у нее подвело живот.

Это был Хол. Его отец, Том, управлял фермой Беннетов. Она поспешила к двери.

– Хол? Ты где?

Но он уже убежал.

Она взволнованно и часто дышала, во рту у нее пересохло от ужаса. Хопкинс был крайне опасным человеком. Она знала, как он действует: настраивает одного соседа против другого. Поощряет взаимные доносы, сеющие подозрительность и ненависть. Всякий, кто вставал на его пути или задавал какие-то вопросы о его методах, подлежал аресту. Хопкинса презирали все, но в обстановке всеобщего страха, учитывая заявления Хопкинса о его особых полномочиях, предоставленных ему парламентом, никто не осмеливался всерьез ему противостоять. Никто!

С замирающим сердцем она неуклюже перелезла через ограду и на цыпочках прошла вдоль живой изгороди за коттедж. Ей были слышны громкие крики мужчин и женщин, которые, должно быть, отыскали Лизу где-то в саду. О Господи, молю тебя, не дай ее в обиду! Потом раздались ликующие вопли. Она подкралась ближе, но так ничего и не смогла увидеть за углом. Держась как можно дальше от окон, она побежала к коттеджу, прильнула к стене, спрятавшись за высокими штокрозами, и осторожно выглянула из-за угла. Теперь всех их было видно, толпу мужчин и женщин в аллее. Они что-то – или кого-то – привязывали к телеге. Послышался еще один радостный крик, и вот они ушли. Было слышно, как стучат по камням конские копыта, и снова донеслись смех и крики толпы, следовавшей за повозкой.

– Остановитесь! – крикнула она. Но с ее уст на самом деле не слетело ни звука. На миг ей показалось, что она никогда больше не сможет пошевелиться, но в следующий момент она уже бежала к калитке. На дорожке она внезапно остановилась и посмотрела себе под ноги. Там, вся в крови, лежала раздавленная телегой старая кошка с широко открытыми глазами, устремленными в небо.

– О нет! – Ее глаза наполнились слезами. – О, Лиза, нет!.. Она быстро прошла по дорожке в дом и внимательно осмотрелась. Комната была пуста. Где же кот? Вдруг для нее стало очень важным найти его.

– Блэки? Блэки, где ты?

Она посмотрела вверх, на лестницу.

– Блэки, ты там?

Кот уполз наверх, умирать. Он смотрел на нее угасающим взором, его ребра были жестоко раздавлены, пушистый животик вспорот, внутренности из него выпали, мордочка былая разбита чьим-то ботинком. Присев рядом, она положила ему на головку руку. Через минуту он был мертв.

Рыдая, она озиралась вокруг.

– Лиза? – Слова беззвучно слетали с ее уст. – Почему ты от них не спряталась?

Боже милостивый! Она чувствовала, слышала, как ей отзываются – Зло, Страх, Смерть.

– Лиза! – Теперь она истошно кричала, сбегая по ступенькам. – Лиза, вернись!

У калитки боль и страх перешли в гнев. Толпы в аллее не было, пыль уже улеглась. Из живой ограды вылетел дрозд. Рыдая, она побрела домой.

– Папа? – Никто не ответил. – Ты где? – Эхо раздалось в обшитом дубовыми панелями коридоре.

Отец был в большом зале, разговаривая со своим управляющим.

– В чем дело, Сара? – недовольно повернулся Энтони Беннет, но при виде своей единственной дочери немного смягчился.

– «Охотник за ведьмами» и его свора забрали Лизу, папа! Ты должен что-то сделать! – Она заметила недобрый взгляд управляющего. Джон Пеппер работал у Беннетов, сколько она себя помнила. Он никогда ей не нравился.

– Эта старуха, по-моему, слишком долго заигрывала с нечистой силой и вообще дразнила всех в городе.

– Неправда! – загорелись гневом глаза Сары. – Она никому не делала ничего, кроме добра! Сколько раз готовила она лекарства для вашей семьи, мистер Джон Пеппер!

– И моя семья вся вымерла, госпожа! – Ответ прозвучал почти в ликующем тоне.

– Они умерли от малярии, а не от ее лекарств! – негодовала она.

– А кто это точно знает? Лекарства готовила Лиза. Возможно, они были отравлены.

– Довольно! – Энтони Беннет бросил на стол книгу, которую держал в руке. – Пожалуйста, оставьте нас, Джон. Мы продолжим наше обсуждение позднее. Сара, успокойся. Боюсь, ты уже ничего не сможешь сделать. Правосудие должно свершиться! Уверен, суд будет справедливым.

– Справедливым?! – уставилась на него Сара. – Когда это он бывал справедливым в отношении других женщин? Они тоже не сделали ничего плохого! И что с ними сделали?!

– Если бы они были не виновны, моя дорогая, их бы не повесили. – Отец протянул ей руку. – Подойди и сядь рядом, мы подумаем, что можно сделать.

Она дрожала всем телом.

– Он с ней расправится, папа! Он добьется признания!

Энтони Беннет нахмурился.

– Лиза не так уж невинна, судя по тем обвинениям, которые были ей предъявлены, Сара. Возможно, ее намерения были добрые, но методы далеко не всегда христианские. – Он криво улыбнулся. – Если честно, они вообще никогда не были христианскими. Именно поэтому твоя мама ее уволила, решив, что Лиза неподходящая няня для тебя.

От негодования у Сары горело лицо.

– Но ты же сам вернул ее, папа, после смерти мамы! И она заботилась обо мне, как о собственном ребенке. Она ни разу не сделала мне ничего плохого!

– Верно. Она никогда не сделала ничего плохого никому из нас. Она всегда была добра с Беннетами, поэтому я разрешил ей занять коттедж, и именно поэтому мы будем ей помогать и сделаем все возможное. – Он встал, подошел к окну и посмотрел в сад. – Поговорю-ка я с нашим соседом, сэром Харботтом, который может повлиять на исход дела. Узнаю его мнение, – произнес он. – Однако наши отношения с ним сильно натянуты, насколько тебе известно, в связи с тем, что он стоит за парламент, а мы – за короля. Сара, – вдруг его тон стал суровым, – не вздумай вмешиваться.

Он хорошо знал свою дочь. На короткий срок ее брака с Робертом Паксманом она было превратилась в счастливую скромную женщину. По крайней мере, так показалось ее отцу, и он вздохнул с облегчением. Дочь надежно устроена, замужем за обеспеченным человеком, добропорядочным мещанином Колчестера, неплохо образованным, и дочь его любит. Единственным недостатком в их пятилетнем браке было то, что их детская комната так и осталась пустой. К глубочайшему огорчению Роберта и Сары, колыбель так и не понадобилась. И когда Роберт умер от оспы, Сара осталась независимой, неплохо обеспеченной и – одинокой. Энтони вздохнул. Одиночество ее начинало сказываться...