А живу я в элитных сотах на шестнадцатом этаже. Называется комплекс «Поднебесье». У нас и первый этаж – двадцать пять метров над землей, шестнадцатый, сами понимаете, где. А здоровенные столбы внизу только для лифтов и прочих коммуникаций.

Ну, взлетаю я на свой предпоследний ярус (последний, семнадцатый – это уже пентхаус со стеклянной крышей), выхожу из лифта и звоню в дверь. Тут каждый по своему придумывает: ключи всех видов, кодовые замки, идентификаторы разные (фото, видео, аудио, одоро, то бишь по запаху, тактильные, есть даже такие, что по радужке глаза хозяина узнают), ну а я себе выбрал традиционный звонок и разговор с компом типа «пароль – отзыв». Звоню в дверь. А компешник отвечает мне голосом Вальки:

– Приветик, Чижов!

– Зайти можно? – спрашиваю.

– Можно, только осторожно. И ноги вытереть не забудь.

– А я ботинки перед дверью оставлю.

Вот такой ни к чему не обязывающий треп. Каждый раз разный. И кроме нас с компом, никто не знает, о чем мы с утра договорились.

И тут случается первая странность: дверь уползает в стену медленно-медленно, и пока я смотрю через растущую щель внутрь своей соты, зачем-то и впрямь снимаю башмаки и оставляю их на лестничной площадке…

Ну, все, шагаю в квартиру (это так раньше соту называли, а я люблю повыпендриваться со старинными словечками) и решаю всякую ерунду из головы выкинуть. На ближайшей клаве набираю заказ, жрать охота – сил нет, да и вообще устал, но тут-то и происходит вторая странность.

Я чувствую, что в комнате душновато, но вместо того, чтобы нормально, по-людски сказать: «Хочу, чтоб было посвежее», я иду к окну и пытаюсь его открыть руками(!). Ничего, конечно, не получается, и я, словно проснувшись, грубо так командую:

– Окно открой!

Вообще окна открывать не запрещается, но это считается чудачеством. Вот например, Чудила Дэн, тот даже зимой окон не закрывает, но он-то вообще отвязанный – живет в лесу, в покосившейся деревянной избушке, топит печь дровами и в город ходит пешком, потому что машины у него вовсе нет. И как это возможно?

Есть такая поговорка: как о дураке вспомнишь… Впрочем, появился не сам Дэн, появился его почтовый голубь, влетел в окно, сел на спинку кресла и терпеливо ждал, пока я отвяжу скрученную в трубочку мессагу. Вот такой он, Чудила Дэн: по мылу бросить мессагу ему в лом, и телефона в доме не держит.

А текст на бумажке был очень короткий: «Чижов, приезжай скорее. Есть разговор». В другой раз я бы сразу к нему и поехал, тем более, что день выходной, пожрал бы, да и поехал. Но тут мне стремно стало. Крыша-то от голимого наркотика едет капитально. В общем, я подумал еще немного и, уже начав жевать за столом, решил связаться с Виктором Журовым. Это мой друг со школы, а сейчас он в ЦАПе работает. Сам Бог велел с ним советоваться. А уже явно было пора: мои собственные мысли все больше и больше мне не нравились.

Думал я, например, о том, как мы дошли до жизни такой, и хорошо ли это, когда дома и машины вместо тебя соображают, и еще мне пришло в голову, что ручники – это самые нормальные люди, потому что не хотят становиться рабами вещей. От последней формулировки меня аж перекосило, как ту чувиху в телевизоре от «парадигмы миллениума». Вот тут я и вызвал Вика. Он откликнулся практически сразу:

– Центральный аппарат планеты. Журов.

– Привет, Вик. У меня какая-то лажа случилась. Видел на улице авакт и с живым ручником познакомился, ну, то есть, он уже не совсем живой был…

Я замолчал, как тормоз, ведь я и хотел и стремался рассказывать о самом главном.

– Короче, после этого я хожу, как полный фофан, потому что…

– Все! Стоп! Больше не говори ничего, – перебил Вик, едва не крича. – Я сейчас буду у тебя.

Ну, ни хрена себе! Я даже есть перестал. Если Вик бросает свою работу в ЦАПе и едет сюда… Страшно было подумать, что это может значить. И я подумал о другом, уже почти не удивляясь странности своих мыслей: «Мы разучились нормально говорить, перезабыли половину слов, а вместо них употребляем универсальные и почти бессмысленные. Вот почему мы не понимаем академиков. Нам даже не интересно, чем они там занимаются. Мы разучились думать!»

Последняя мысль показалась мне самой важной, ее хотелось додумать поглубже и поподробнее, но тут компешник и сообщил, что ко мне притащились гости. Неужели это Вик так быстро примчался? Впрочем, если он был в двух кварталах отсюда и взял служебную леталку…

Однако нет, в соту мою ввалились уж веселые по случаю выходного Горячкин и Павлуха. Они, конечно, притащили большой бурдюк с мерцающей сиреневой шипучкой, в которой ровно двенадцать процентов алкоголя, тут же плюхнули на стол, проткнули трубочками с двух сторон и мне третью вручили. Они знали, что я мерцающую больше всего люблю, да и после обеда шипучки выпить – самое оно, вот только я боялся мешать это дело с наркотой, и начал вяло отнекиваться. Но Павлуха заявил, что у него большой праздник, и не выпить я просто не имею права. Павлуха продал свою прежнюю лачугу и купил новую, намного круче в престижном районе у кольцевой дороги.

Некоторые считают, что любая лачуга круче соты. Но это неправда, может быть, в старину так и было, тогда, говорят, лишь очень богатые люди имели собственные дома, остальные жили в многоквартирных. Но сегодня есть соты покруче любой лачуги. Если у тебя компешник пятнадцатого покола, уровень виртуального уюта будет одинаково высокий, поселись ты хоть в пещеру в скале, хоть в дупло баобаба. Все это я и выдал ребятам, опережая их наезды на мое жилище.

– И все равно соты – полный отстой, – заявил Павлуха. – Жить надо в лачуге. Представляешь, у меня там все стены светятся, а днем могут делаться прозрачными. И еще унитаз вырастает из пола за три секунды.

Ну, за такой сверхскоростной толчок нельзя было не выпить, и я таки присосался к любимому напитку. В голове сразу зашумело, но мысли, которые меня мучили, никуда не пропали, и встречей своей с ручником хвастаться совершенно не хотелось. В общем, я понял, что от приятелей надо избавляться.

– Народ, – сказал я им. – Спасибо за ханку, но мне надо дергать прямо сейчас.

И показал записку Чудилы Дэна.

– Фишка, – констатировал Павлуха.

– Дэн – прикольный чел, – покивал Горячкин. – Поехали вместе.

– Нет, он ждет одного меня.

– Но хоть из дома вместе выйдем, – предложил Павлуха.

– Нет, мужики, мне еще надо покалякать со своей Валькой.

– Ладно, зануда, отдохни от нас, – великодушно разрешил Горячкин, и оба свалили.

Слава Богу, Вик заявился минуты через две, они не видели друг друга. И почему я решил, что это так важно?

– Рассказывай, – распорядился Журов с порога.

Я рассказал. Он слушал очень внимательно, ни на что не отвлекаясь: ни на птичек за окном; ни на ящик с вырубленным звуком, который по заданной схеме перелистывал каналы; ни на стол, включенный мною в режим утилизации. Я забыл убрать недопитый бурдюк, и он теперь растворялся в столешнице вместе с грязной посудой.

– Плохо, – резюмировал Вик.

– Что плохо? Меня будет искать полиция?

– Вряд ли, – пожал плечами Вик, и добавил две загадочных фразы. – Какой им смысл искать, если тебя уже нашел я. Начинается совсем новая жизнь, а ты даже не понимаешь этого.

– Кое-что понимаю. Я буду теперь наркоманом?

– Ну, правильнее сказать, ты уже стал им.

– А разве это не лечится?

– Это – не лечится.

– ?!

Я просто дар речи потерял, язык проглотил. А он глянул на часы и добавил:

– Не успею сейчас объяснить всего. Запомни главное. Во-первых, очень хорошо, что ты выпил. Выпей еще. Это просто необходимо, чтобы сразу не сойти с ума. Во-вторых, никуда не ходи. В-третьих, меньше разговаривай, лучше посмотри какую-нибудь развлекалку и вообще оторвись по полной. Валька твоя где?

– Она только к ночи освободится, – вздохнул я.

– Тогда так. Поезжай ко мне прямо сейчас. Сам-то я до дома часа через два доберусь, но у меня там полный расколбас сегодня, элитная туса гуляет. Ты многих знаешь. До моего приезда не соскучишься. Но только обязательно – слышишь, обязательно! – дождись меня.