— Пожалуй, недели две назад. А может быть, месяц.

— Я так и думал. Ну, ладно, иди спать. Девушка не сдвинулась с места.

— С кем? — спокойно спросила она. Ее голос не дрогнул, но рука бессознательно потянулась к кинжалу.

— О святая Клоно! — фыркнул Киннисон, удивленно взглянув на нее. — Может, ты полагаешь, что угодила в притон наркоманов, а не на космический корабль?

— А чего мне можно ожидать от вас, патрульных? — угрюмо спросила девушка. — Не нужно больше разыгрывать меня, Киннисон. Я знаю, что мне предстоит вынести, но все равно не скажу того, чего ты от меня добиваешься. Не хочу, чтобы меня считали предателем, а ты убьешь меня в любом случае.

— Пусть будет стыдно тому, кто наговорил тебе столько лжи обо мне, — покраснев, сказал Киннисон. — Ступай за мной, маленький чертенок.

Собрав кое-какие приборы, он взял ее за руку и отвел в роскошно обставленную каюту.

— Вот эта дверь, — объяснил он, — сделана из сплава вольфрама, хрома и молибдена. Замок — самый надежный из всех существующих. Оба ключа, открывающие его, я отдаю тебе. Здесь есть также засов. Дверь выдерживает давление пятисоттонного гидравлического пресса и не поддается атомно-водородному резцу. Экран защищает комнату от любых следящих лучей. А вот все твои вещи, которые мы нашли на быстроходном космическом корабле. Если тебе понадобится какая-либо помощь или ты захочешь есть или пить, то здесь есть коммутатор. Теперь ты немного успокоилась?

— Значит, ты не шутил? И я… я…

— Совершенно верно, — заверил он ее. — Ты здесь будешь хозяйкой своей судьбы, капитаном души и тела. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Киннисон. Спокойной ночи и… спасибо.

Девушка упала на постель и разразилась громкими рыданиями.

Тем не менее когда Киннисон направился по коридору в сторону своей каюты, то услышал, как за его спиной лязгнул массивный засов, и почувствовал, что включился защитный экран.

Часов двенадцать спустя, когда девушка с Альдебарана уже проснулась и позавтракала, Киннисон вошел в ее комнату.

— Привет, милашка, сейчас ты выглядишь гораздо лучше. Кстати, я до сих пор не знаю твоего имени.

— Иллона.

— Иллона — а дальше?

— Нет, просто Иллона. Иллона, и все.

— Как же в таком случае тебя отличают от других Иллон?

— Тебе нужен регистрационный номер? В языке Альдебарана нет символов — мое имя переводилось бы как «Иллона дочь гончара, проживающего в доме на колесах, который обычно стоит на дороге, ведущей…»

— Постой, хватит! Ладно, мы будем называть тебя Иллоной Поттер, — замахал руками Киннисон и, пристально взглянув на нее, добавил:

— Послушай, а ты не слишком хорошо говоришь на своем родном языке. Мое произношение и то лучше. Наверное, давно не бывала на Альдебаране II?

— Да, мы перелетели на Лонабар, когда мне было шесть лет.

— Лонабар? Никогда не слышал о такой планете. Впрочем, поговорим о ней позже. Лучше скажи — что случилось с экипажем твоего корабля? Может, он повстречался с какой-нибудь «личностью» вроде той рыжеволосой твари?

— Твари?

Она весело рассмеялась, но внезапно осеклась и, тяжело вздохнув, проговорила:

— Обитательницы Лирейна жестоки, как никто другой. И мне трудно понять — почему они пренебрегают элементарными правилами приличия?

— Хм-м… Рад, что ты так требовательна к этикету. Кстати, на борту моего корабля можешь найти для себя кое-какую одежду.

— Я? — удивилась она. — Зачем? Я и так уже надела весь свой наряд…

Вдруг она запнулась и прикрыла наготу руками.

— Ох! Я совсем забыла про земные костюмы и платья! И ты… ты, должно быть, считаешь меня бесстыдной?

— Нет. Пока — нет. Большинство из нас — особенно офицеры — побывали на стольких разных планетах и повидали так много различных разумных существ, что мы уже привыкли ко всему. Когда мы посещаем какую-нибудь планету, где принято ходить обнаженными, то, как правило, стараемся следовать местным обычаям. Как и там, где по традиции закутываются с головы до ног. Однако здесь мы у себя дома, а ты — в гостях. Конечно, соблюдение чужих обычаев — не более чем условность, но ведь и привыкнуть к ним не так уж трудно, правда?

— Да, если правила приличия предписывают одеваться. Если же наоборот, то — нет. На Лирейне я пыталась привыкнуть к тамошним порядкам, но у меня плохо получалось. Я" все равно чувствовала себя обнаженной.

— О'кей, наш портной сошьет тебе два или три платья. А то некоторые наши ребята еще не совсем пообвыклись в космосе, и твой вид покажется им чересчур вызывающим. Ты, наверное, знаешь, что бриллианты и другие драгоценности на Земле не считаются предметами одежды.

— Тогда, пожалуйста, пусть мои платья будут готовы как можно быстрее. Хотя у меня вовсе не драгоценности, а…

— Ну не скромничай, красотка. Уж я — то сумею отличить золото, платину и…

— Да, металл и вправду не из дешевых, — признала Иллона. — Одна только вот эта вещица, — она прикоснулась к изящному медальону на груди, — стоит пяти дней работы. Но ожерелья и бусы — синтетические. Любая девушка может позволить себе носить такие бриллианты. Полдня работы — и можно купить дюжину подобных побрякушек.

— Что? — изумился Киннисон.

— Конечно. Только очень богатые девушки носят настоящие драгоценности, такие, как… в языке Альдебарана даже нет слов для них. Ты мне разрешишь перейти на телепатическое общение?

— Странно, но я не могу припомнить ничего похожего, — проговорил Киннисон, изучив ряд мысленных образов, запечатлевших разноцветные камни. — Нужно записать их на пленку. Но вот «побрякушки», которыми ты вся увешена — чем ты зарабатываешь на жизнь, если можешь купить их за полдня работы?

— Я танцовщица. Смотри! — Выйдя из-за стола, она легко сделала взмах левой ногой, и так высоко, что голень оказалась прижатой к голове. Затем последовала серия плавных движений. Линзмену казалось, что ее тело лишено костей. Наконец, сделав несколько сложных акробатических прыжков, девушка села. Ее прическа осталась такой же изысканной, как и прежде, ни один браслет не сдвинулся с места, а пульс участился едва ли больше, чем на один удар в минуту.

— Неплохо, — похвалил ее Киннисон. — Должно быть, твое умение стоило немалого труда, хотя я думал, что твоя профессия — пилот… Между прочим, на Земле и на любой из тысяч наших планет ты смогла бы продать свои «побрякушки» — полагаю, что не слишком ошибусь, — не меньше чем за пять тысяч дней работы.

— Невероятно!

— Тем не менее так. Перед приземлением лучше отдай их мне, а я перешлю в банк, где они будут в полной сохранности.

— В отличие от меня.

Пока Киннисон говорил, Иллона все больше мрачнела, точно в ней угасал какой-то внутренний свет.

— Ты был так обходителен, что я совсем забыла, где нахожусь и какое дело Мне предстоит, — проговорила она. — Но ведь оно не станет легче оттого, что мы отложим его на потом. Не лучше ли сразу покончить с ним, как ты считаешь?

— Ах, вот ты о чем! Ну, все, что мне нужно, уже сделано еще вчера,

— Как? — вскрикнула Иллона. — Не может быть!

— Уверяю тебя. Все необходимые сведения я получил еще вчера вечером, когда менял батареи у твоего экрана мыслезащиты. Теперь я кое-что знаю о Меньо Блико, твоем кровожадном боссе и о многом другом.

— Не может быть! Хотя… если ты все знаешь… но я даже ничего не почувствовала… и ты не мог проникнуть в мой мозг со своей терапией, потому что у меня не изменилось ни одно воспоминание… или мне так только кажется? Послушай, конечно, я идиотка, но…

— Тебе внушили множество ложных представлений, — мягко произнес Киннисон. — Например, что тебе сказали о твоей ампуле в зубе? По-твоему, что произошло бы, если бы ты раскусила ее?

— Я полностью потеряла бы намять. Но потом доктора дали бы мне противоядие и восстановили в мозгу весь прежний запас информации.

— Здесь только половина правды. Содержимое ампулы и в самом деле стерло бы из твоего мозга все воспоминания и мысли. Но «терапевты» не восстановили бы их, а заменили по своему усмотрению.