— Конечно… и синьорина Грампа не замедлит наложить лапу на мэтра Серантони… ибо он по-прежнему питает иллюзии, что на склоне лет обрел сокровище, которого дотоле никак не мог найти, в отличие от нас с вами, Алессандро…
И теперь, когда смущение окончательно рассеялось, мужчины заговорщически подмигнули друг другу. Оба чувствовали себя вполне счастливыми.
Стелла Дани провела мучительную ночь. После стремительного бегства инспектора Анджело совершенно озверел, обвиняя сестру в преднамеренном обмане и ругая последними словами. Еще долго он на весь квартал выкрикивал имена всех, кого твердо намерен отправить к праотцам, причем совершенно забыв, что самый красивый из берсальеров уже может не опасаться возмездия, добавил и его к числу тех, кого приговорил к смерти, дабы восстановить поруганную честь семейства. «Бедной тете» Пии пришлось вмешаться и попробовать восстановить спокойствие в доме, словно охваченном бушеванием свирепого циклона, а поскольку в тот момент к ней снова вернулся рассудок, старуха принялась с жаром отчитывать племянника:
— Ma que! Да за кого ты себя принимаешь, Анджело? За Аттилу, Тамерлана или, может, за Чингисхана? А то и за Гитлера вкупе с Муссолини? Немедленно сбавь тон, малыш! Тебе бы следовало постыдиться так разговаривать с той, кого доверили тебе родители! Хорошенькую же помощь ты оказываешь сестре! С девочкой стряслась беда, а вместо утешения ты осыпаешь ее оскорблениями? У тебя что же, совсем нет сердца?
Но Анджело пребывал в таком бешенстве, что не мог сразу успокоиться. Он подошел к тетке.
— Выслушайте меня, zia, и попытайтесь хоть на сей раз понять!
— Grazie tante![60] Я отлично знаю, что порой не в себе, но это не значит, будто я окончательно рехнулась! И постарайся зарубить себе это на носу, иначе схлопочешь оплеуху, ясно?
Анджело огромным усилием воли попытался взять себя в руки.
— Вот что, zia, я вас очень люблю и уважаю, несмотря на все ваши странности, но лучше не вмешивайтесь в то, что касается Стеллы, тут вы все равно ничего не в силах понять!
— Зато ты, надо думать, понимаешь очень много! Прямо-таки специалист! Ну так я тебя спрашиваю: откуда такие познания, знаток? Ты хоть раз влюбился в девушку? Или, может, собирался жениться? Думал ты когда-нибудь о собственном семейном очаге?
— Иисусе Христе! По-вашему, мне мало нашего? Хватит того, что Стелла нас обесчестила!
— Ты рассуждаешь совсем как твой дед! И знаешь, что я тебе скажу, Анджело: я вовсе не считаю, что ошибка нашей дорогой Стеллы лишила меня доброго имени! Да, ее обманули, но что с того? Многих других морочат уже после свадьбы, а с ней, бедняжкой, несчастье случилось раньше… Ты ведь не станешь упрекать всех обманутых жен, скажи?
— А что вы будете делать, когда Стелла родит ребенка без мужа?
— Что делать? Помогу ей воспитать малыша, разумеется!
— Я ненавижу его заранее, прежде чем он появился на свет!
— Que vergogna![61] Ну что ж, тогда мы уйдем из дому все втроем и докажем, что вполне способны обойтись без твоей помощи!
— Могли бы доказать мне это и раньше!
— Ты упрекаешь меня за кусок хлеба? Va bene![62] Ты ужасный человек, Анджело! И если хочешь знать, меня нисколько не удивит, если в конце концов окажется, что ты и убил этого берсальера!
И «бедная тетя» удалилась в комнату Стеллы, оставив племянника в полной прострации.
Наутро Анджело ушел из дому, даже не позавтракав, дабы показать, что больше не желает иметь ничего общего с женщинами, вдруг превратившимися в его врагов. По правде говоря, ни он, ни Стелла, ни Пия не придавали особого значения собственным словам, однако делали вид, будто не сомневаются в их истинности, что позволяло каждому упиваться своим горем.
Ромео, полагая, что совершил один из лучших поступков за всю свою сознательную жизнь, пребывал в полной эйфории и тут же попросил у инспектора разрешения оповестить о событии жену. Дзамполь не стал возражать, а, более того, с восторгом согласился. И Джульетта, в который раз оторвавшись от домашних хлопот, узнала от супруга, что им предстоит стать крестными будущего ребенка инспектора, причем, несомненно, самого выдающегося младенца в Турине, ибо его папа — достойнейший человек во всей Италии. Джульетта немедленно отнеслась к новости с подозрением.
— Скажи-ка, Ромео, уж не ты ли, случаем, собираешься стать отцом?
Тарчинини на мгновение остолбенел, потом, оправившись от изумления, расхохотался.
— Да нет же, Джульетта миа, мало того, что на всей нашей планете лишь одна женщина способна очаровать меня до такой степени, но, поскольку я провел в Турине всего несколько дней, сама понимаешь, это было бы слишком…
Джульетта обещала приехать в Турин, как только ей сообщат день и час, когда потребуется ее присутствие.
— Ты же отлично знаешь, cuor mio[63], что я живу лишь тобой, и, если Всевышний, снизойдя к моей просьбе, позволит мне умереть первым, я буду ужасно страдать в раю, пока ты снова не присоединишься ко мне! — проворковал Ромео.
У Тарчинини, как и у его супруги, не возникало никаких сомнений, что обоим уготовано место в раю, если только справедливость Всевышнего не преувеличивают.
Когда Ромео повесил трубку, лицо его выражало такое блаженство, что комиссар выглядел лет на десять моложе обычного, и Алессандро от души понадеялся, что однажды и с ним произойдет нечто подобное после телефонного разговора со Стеллой, той самой Стеллой, которой он, в сущности, еще почти не знал.
— Алессандро, надо ковать железо, пока горячо! Я бегу в гостиницу за белыми перчатками, а потом мы вместе отправимся к Дани просить руки Стеллы!
Дзамполь почувствовал, что сопротивляться бесполезно. И потом, в глубине души он вовсе не испытывал желания спорить с шефом! Оба они уже собирались уходить, как вдруг зазвонил телефон. Инспектор снял трубку и почти сразу передал ее комиссару.
— Это вас… врач из Пинероло…
— Да, знаю… Здравствуйте, доктор… Вы хотите сообщить мне, кто покорил сердце богатой наследницы?.. Что?! Кто?! Не может быть!.. Она сама вам сказала?.. В таком случае… Совершенно невероятно… О нет, я не могу вам ничего объяснить по телефону… И часто он приезжал в Пинероло?.. Вы его ни разу не видели?.. Странно, правда?.. Во всяком случае, спасибо, доктор! И — до скорой встречи, ибо я наверняка не сегодня завтра снова загляну в Пинероло… До свидания и еще раз спасибо!!!
Тарчинини задумчиво опустил трубку на рычаг и суровым, довольно удивительным для такого весельчака тоном заметил:
— Очень возможно, Алессандро, что вам не придется стать зятем убийцы…
— Вы думаете, Стелла не согласится выйти за меня замуж?
— Не в том дело! Боюсь только, я с самого начала угодил пальцем в небо и, по всей видимости, Анджело Дани не имеет ни малейшего отношения к убийству берсальера… Угадайте, кто женится на вдове Росси и ее шестидесяти миллионах лир? Доктор Джузеппе Менегоццо!
— Ну и ну! А это точно?
— Куда уж точнее! Я даже вроде бы уловил легкую досаду в голосе собеседника… Похоже, везение коллеги его здорово уязвило…
— Но в таком случае, синьор комиссар…
— Dolcemente[64], Алессандро! Не стоит проявлять излишнее рвение! Пока ничто не доказывает, что доктор Менегоццо — не самый обычный охотник за приданым! Не стоит забывать, что в момент убийства берсальера он присутствовал на муниципальном собрании в Сузе! Верно?
— Так чем мы сейчас займемся?
— Программа — та же. Мы едем к Дани!
— Но, шеф, вам не кажется, что…