Глава 2
Вооружившись маникюрными ножницами, Ромео Тарчинини перед зеркалом в ванной приступил в деликатнейшей ежеутренней операции — подравниванию кончиков усов и выстриганию каждого непокорного волоска. Только поработав ножницами, он мог со спокойной душой нанести на усы тончайший слой косметики, превращая таким образом это волосяное украшение в своего рода произведение искусства. Резкий телефонный звонок едва не привел к катастрофе, ибо от неожиданности комиссар чуть-чуть не отхватил половину уса. Бледный от волнения, Ромео немного постоял, опираясь на раковину и переводя дух. Наконец он подошел к телефону.
— Pronto? В чем дело?
— Сейчас с вами будут говорить, синьор.
— Надеюсь! Не хватало только, чтобы вы меня чуть не искалечили просто ради удовольствия послушать мой голос!
— Pronto! Синьор комиссар?
— Тарчинини слушает.
— Это Дзамполь.
— Ma que! Что это вам взбрело в голову, инспектор, звонить мне ни свет ни заря?
— Так сейчас, по-вашему, рано? Между прочим, уже половина десятого!.. Вы помните берсальера, которого три девушки мечтали отправить в мир иной?
— Да… и что дальше?
— И вы еще говорили, что не прочь на него взглянуть?
— Верно.
— Ну так вот: он вас ждет вместе со мной!
— Не может быть! И где же?
— В морге…
Тарчинини на мгновение застыл как громом пораженный.
— Я еду! — наконец почти беззвучно выдавил он.
Комиссар медленно опустил трубку. Раз свидание назначили в морге — значит, собираются показать труп, а поскольку Дзамполь разговаривал по телефону, очевидно, роль пациента, ожидающего в холодильнике, выпала на долю берсальера… Решительно, у этих пьемонтцев более чем своеобразное чувство юмора!..
Сердце Тарчинини вдруг захлестнула волна горечи, хотя сам он пока не мог понять почему. Совсем помрачнев, он закончил одеваться. Итак, для красивого юноши, так волновавшего девичьи сердца, все кончено?.. Дзамполь ни слова не сказал, как погиб берсальер. Но, если бы речь шла о самоубийстве или несчастном случае, инспектор не стал бы тревожить комиссара. Следовательно, солдата убили. Но Тарчинини никак не мог поверить, что кто-то из девчушек, приходивших к нему накануне, мог совершить преступление. Все его существо возмущалось против самой мысли об этом. Конечно, все они немного взбалмошны, но никак не способны на убийство. Комиссар так расстроился, что забыл позавтракать и, поймав такси, помчался на зловещее свидание с Алессандро Дзамполем и самым красивым из берсальеров.
По лицу инспектора было видно, что он наслаждается своего рода реваншем. Тарчинини он встретил на редкость лицемерной улыбкой.
— Ну, синьор комиссар… Еще одна любовная история закончилась преступлением, подтвердив тем самым ваши теории?
— Не стоит делать выводы заранее, Дзамполь!.. Где он?
— Пойдемте.
Ведя комиссара по коридорам, где стоял такой холод, что Ромео невольно бросало в дрожь, инспектор объяснял положение:
— Я распорядился, чтобы об этом убийстве не сообщали по крайней мере до полудня… Газеты напечатают о нем только в вечерних выпусках. За это время мы должны многое успеть.
— Благодарю за инициативу, Алессандро! Прекрасно!
Инспектор горделиво выпрямился:
— Надеюсь, вы понимаете, синьор комиссар, что эти милые крошки оказались не так наивны, как вы полагали, и не обратили никакого внимания на ваши предупреждения? Кто знает, возможно, именно убийца вас так нежно расцеловала, а?
— Так вы уже нашли виновного? Быстро же в Турине ведут расследование, как я погляжу!
— Раз уж мы, пьемонтцы, лишены воображения, так и не любим ничего усложнять. Мы только размышляем и стараемся как можно скорее решать простые проблемы.
Тарчинини остановился как вкопанный.
— Сколько лет вы работаете в уголовной полиции, Дзамполь?
— Примерно лет десять, а что?
— И за десять лет вы так и не поняли, что ни одну проблему, связанную с человеческими отношениями, нельзя назвать простой? И что как раз самые легкие на вид задачи на поверку оказываются наиболее сложными?
— Допустим, но на сей раз — совершенно иной случай.
— С чего вы взяли?
И, не слушая ответа, комиссар пошел дальше. Скоро они добрались до холодильника, где под белой простыней покоилось тело Нино Регацци. Служитель поклонился Тарчинини, но тот его даже не заметил, и Дзамполь отпустил обиженного стража мертвых:
— Оставьте нас, Казаротти…
Служитель вышел. А Тарчинини поднял простыню и долго вглядывался в безукоризненно четкий профиль.
— Да, парень и впрямь был красавцем… — задумчиво пробормотал он.
— Короче, от избытка красоты и помер?
— Возможно… А где рана?
Инспектор обнажил грудь покойника и показал узкую щель точно на уровне сердца.
— Удар нанесен с поразительной точностью!
— Каким оружием?
— Чем-то вроде кинжала, я полагаю.
— Вы его нашли?
— Нет, во всяком случае, не тот, которым воспользовался убийца.
— Что вы имеете в виду?
— Рядом с трупом валялся новенький нож без единого отпечатка пальцев… но лезвие совершенно не соответствует ране.
— Занятно, а?
— И даже очень…
Тарчинини внимательно осмотрел рану. Крови вокруг почти не было.
— Внутреннее кровоизлияние… Ни разу не видел кинжала с таким тонким лезвием…
— Вероятно, чисто женское оружие!
Комиссар пожал плечами:
— Раз уж вы так любите размышлять, так делайте выводы на основании того, что видите, а не исходя из заранее придуманных схем, Дзамполь!
И, на глазах у сначала удивленного, потом слегка растерянного и, наконец, совершенно обалдевшего инспектора Ромео склонился над покойником, дружески потрепал его по щеке и зашептал:
— Ну что, теперь уже все кончено, прекрасный берсальер? Наверняка ты малость зарвался, а? Лучше девушек нет ничего на свете, но никто не обрушивает на наши головы больших неприятностей… Тебе бы следовало вести себя поосторожнее… Ты же не первый, с кем такое случается. Само собой, ты скажешь, от этого не легче… Но теперь, когда ты снова принадлежишь к числу разумных людей — мертвых, лишенных всяких фантазий, — ты должен помочь нам отыскать того или ту, кто тебя прикончил, верно? Ты не оставил нам никакого знака, ни единой зацепки, короче, ничего такого, что могло бы навести нас на след, а? Но ты же все-таки не хочешь, чтобы твой убийца вышел сухим из воды, правда? В карманах не нашли ничего интересного, Дзамполь?
Инспектор не без труда стряхнул оцепенение.
— Н-нет, — пробормотал он.
В оправдание Алессандро Дзамполя надо сказать, что он никогда не слыхал о привычке Тарчинини дружески беседовать с покойниками, а без предупреждения зрелище выглядело совершенно фантастическим, особенно для логичного и трезво мыслящего пьемонтца. Ромео осторожно накрыл простыней лицо мертвого берсальера.
— Поехали в управление, — сказал он.
«Жертвы» Нино Регацци уже покинули родной квартал Сан-Альфонсо и разошлись по рабочим местам. Тоска возилась с непокорной шевелюрой клиентки, Валерия отрезала первые за день кусочки мортаделлы[12], Иза печатала утреннюю почту, Элена взвешивала фунт поленты[13], а Стелла выбивала чек за два кофе. Лючано, жених Элены, шел чинить водопровод, не зная куда деваться от головной боли. Анджело, брат Стеллы, орудовал рубанком за своим верстаком. Но кто из них (если Дзамполь не ошибся) уже знал, что самый красивый из берсальеров переселился в мир иной?
В полицейском управлении Тарчинини внимательно изучал заключение медицинского эксперта, а инспектор не сводил с него критического взгляда. Отложив бумаги, он немного посидел в задумчивости, потом повернулся к Дзамполю:
— Вы уже ознакомились с наблюдениями и выводами врача, Алессандро?