— Но говорят, что Мордигиан не спит, — настаивал Нарфай, — и что из своего черного склепа под храмом он непрестанно наблюдает за всем происходящим.

— Я слышал то же самое, — сухим и нравоучительным тоном ответил Абнон-Тха — Но считаю, что это всего лишь предрассудки. И эти пожиратели падали до сих пор слухов ничем не подтвердили. До сих пор я ни разу не видел Мордигиана, ни спящего, Ни бодрствующего, но, по всей вероятности, он самый обычный вурдалак. Я знаю этих тварей и их привычки. Они отличаются от гиен лишь своими чудовищными фигурами и размерами, да еще бессмертием.

— И все же я считаю неправильным обманывать Мордигиана, — пробормотал Нарфай себе под нос.

Чуткие уши Абнона-Тха уловили его слова.

— О нет, это не вопрос обмана Я славно послужил Мордигиану и его жрецам и обильно покрывал мертвецами их черный стол. Кроме того, в каком-то смысле, я собираюсь выполнить условия сделки, касающейся Арктелы — за мою привилегию некроманта я приведу им нового покойника. Завтра же юный Алос, жених Арктелы, займет ее место среди мертвых. А сейчас идите и оставьте меня, ибо я должен обдумать заклятие, которое разрушит сердце Алоса, точно червь, вгрызающийся в спелый плод.

Фариому, дрожащему и отчаявшемуся, казалось, что безоблачный день течет с медлительностью затянутой илом реки. Не в силах обуздать тревогу, он бесцельно бродил по людным базарам, пока западные башни не потемнели на фоне шафрановых небес, и сумерки, точно серое комковатое море, не окутали дома. Потом он вернулся в гостиницу, в которой Илейт настиг приступ, и подозвал верблюда, оставленного там в стойле. Погоняя животное по темным улицам, освещенным лишь слабыми огоньками ламп и факелов, пробивающимися из полузанавешенных окон, он еще раз отправился в центр города.

Полумгла сгустилась в темноту, когда он подъехал к открытой площади, окружавшей храм Мордигиана. Окна, выходившие на площадь, были закрыты, и в них не виделось ни огонька, точно в мертвых глазах. Весь храм, огромную темную массу, как и любой мавзолей под зажигающимися звездами, не освещал ни один отблеск. Казалось, внутри никого не было, и, хотя тишина благоприятствовала его начинанию, Фариома бил озноб от нависшей над ним смертельной угрозы и одиночества. Копыта его верблюда извлекали из мостовой странный зловещий лязг, и юноша подумал, что уши спрятавшихся вурдалаков, бдительно вслушивавшихся в тишину, непременно обнаружат его.

Однако тьму гробницы не нарушало ни одно движение жизни. Достигнув тени одной из групп древних кедров, он спешился и привязал верблюда к низко свисавшей ветке. Стараясь прятаться за деревьями, он с чрезвычайной осторожностью приблизился к храму и медленно его обошел, увидев, что все четыре входа, соответствующие четырем сторонам света, открыты, пустынны и одинаково темны. Вернувшись на восточную сторону, где он оставил верблюда, юноша отважился войти в черную зияющую дыру ворот.

Перешагнув порог, Фариом мгновенно погрузился в мертвую вязкую тьму, тронутую неуловимым запахом тления, и зловонием горелых костей и плоти. Ему показалось, что он шел по огромному коридору, и, ощупывая правой рукой стену, он вскоре дошел до внезапного поворота и увидел голубоватое мерцание где-то вдалеке, возможно, в центральном святилище, где заканчивался зал. В этом сиянии вырисовывались смутные очертания множества колонн, и вдоль них прошествовало несколько закутанных фигур, являя профили огромных черепов. Двое из них тащили в руках человеческое тело. Фариому, замершему в темном зале, показалось, что витающий в воздухе запах разложения на миг стал сильнее после того, как фигуры прошли мимо.

Больше никто не появился, и храм вновь обрел свою мавзолейную тишину. Но юноша, нерешительный и дрожащий, еще много мучительных минут стоял в ожидании, перед тем как осмелиться продолжить свой путь. Гнет смертельной тайны наполнял воздух, делая его похожим на удушающие миазмы катакомб. Фариом, казалось, весь превратился в слух и различил слабое гудение, звук гулких и тягучих голосов, сплетавшихся в хор, который, по всей видимости, исходил из склепов под храмом.

Наконец, прокравшись в конец зала, он заглянул в помещение, бывшее, очевидно, главным святилищем. Его взгляду предстала низкая комната с множеством колонн, которую он смог оглядеть лишь частично в свете голубоватых огней, мерцавших в бесчисленных, похожих на урны плошках на тонких стелах.

Фариом немного поколебался, прежде чем переступить порог этого ужасного зала, ибо перемешанный запах горелой и разлагающейся плоти был тяжелее воздуха. Громкое гудение раздавалось, казалось, из темной дыры в полу у стены по левую руку юноши. В комнате, похоже, не было никого живого, никто не шевелился, кроме колеблющихся огоньков и трепещущих теней. Фариом различил в полутьме очертания огромного стола, вытесанного из точно такого же черного камня, как и все здание храма. На столе, тускло освещенном огоньками в урнах, длинными рядами лежали мертвые тела, и юноша понял, что он обнаружил черный алтарь Мордигиана, на котором возлежали трупы тех, кого призвал к себе кровожадный бог.

В душе Фариома боролись безумный удушающий страх и еще более безумная надежда. Дрожа, он подошел ближе к столу, и на его лбу выступил липкий холодный пот, вызванный присутствием мертвых. Стол был около тридцати футов в длину, поддерживаемый дюжиной крепких ножек, и достигал юноше до груди. Начав с ближайшего к нему конца, он проходил мимо рядов трупов, боязливо вглядываясь в каждое лицо. Здесь были люди обоих полов, всех возрастов и разных сословий. Дворяне и богатые торговцы лежали в окружении нищих в грязных лохмотьях. Некоторые умерли лишь недавно, другие же, казалось, уже долго пребывали на ужасном столе и были тронуты разложением. В упорядоченных рядах зияло множество пустот — очевидно, некоторые трупы были унесены прочь. Фариом продолжал свое страшное занятие, разыскивая любимые черты Илейт. Наконец, когда он приблизился к дальнему концу стола и уже начал опасаться, что ее там нет, увидел ту, которую искал.

Объятая зловещей бледностью и оцепенением своей загадочной болезни, она лежала на холодном камне, столь же прекрасная, какой ее помнил Фариом. Его душу затопила волна горячей благодарности, ибо он был уверен, что она не умерла и не очнулась в этом ужасном храме. Если он сможет беспрепятственно вывезти ее из ненавистных ему окрестностей Зуль-Бха-Сейра, она поправится от своего подобного смерти недуга.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: