Покинув укрепленный лагерь и тем самым потеряв контроль над ситуацией, Педро II помог сбыться обету Симона де Монфора. Король-шевалье желал славного боя, где его армия могла бы померяться силами с непобедимыми французами, которые, как ему казалось, еще не встречали достойного противника. Он хотел сразиться с Симоном в открытом поле, но когда тот ринулся в атаку, первыми навстречу ему бросились отряды графа Фуа и затоптались на месте, не выдержав неистового натиска французов. Тогда в бой вступил со своими арагонцами сам король.

Симон, у которого было всего 900 всадников против 2000, маневрировал с молниеносной быстротой, не давая противнику опомниться и стараясь таким способом сохранять при каждой атаке численное превосходство: он сосредоточил все свои силы на отрядах арагонцев, и теперь две главных силы сшиблись в отчаянной схватке. «Казалось, – скажет потом Раймон VI, – будто целый лес сражался под дождем из дротиков»[98]. Это была невероятная каша, из которой внезапно вылетали копья, взвивались вверх щиты, лошади брыкались, топтали всадников, мечи рубили, кололи, звенели, встретившись со сталью касок, палицы крушили черепа, грохот оружия заглушал воинственные кличи. Это вовсе не было крупное сражение, всего лишь отчаянная схватка двух авангардов. И надо же было случиться, что во главе одного из них оказался король!

Целью Симона де Монфора было как можно скорее настичь короля: двое его рыцарей, Ален де Руси и Флоран де Виль, торжественно поклялись убить короля или умереть. Педро II бросился в кашу очертя голову, выказывая при этом больше храбрости, чем умения. К тому же он перед боем поменялся доспехами с одним из всадников: ему хотелось встретить Симона де Монфора в облике простого рыцаря, полагаясь только на силу оружия.

Педро II достиг 39 лет, он был высок, обладал геркулесовой силой и слыл одним из самых блестящих рыцарей своей страны. Когда Алену де Руси удалось сразу настигнуть рыцаря в королевских доспехах и опрокинуть его первым же ударом, он вскричал: «Да это не король, король гораздо лучше держится в седле!». Увидев это, Педро II откликнулся: «Вот он, король!» – и бросился на помощь своему воину. Ален де Руси и Флоран де Виль со своими людьми окружили его со всех сторон и больше уже не выпустили. Вокруг короля завязался яростный бой; и когда он был убит, рядом с ним полегла вся maynade (рыцари арагонского дома), не позволяя врагу подойти к телу.

Весть о смерти короля внесла панику в армейские ряды; каталонцы, неожиданно атакованные Монфором с фланга, бросились бежать. Армия графа Тулузского, не получившая сигнала к бою, увидав волны арагонцев и каталонцев, в беспорядке отступавшие и переливавшиеся через позиции, тоже пустилась в бегство.

Пока смятая кавалерия отступала, пехота из тулузского ополчения предприняла попытку штурма замка Мюрет; и в этот миг французская кавалерия, бросив преследовать отступавших, обрушилась на пехоту (а ее было около 40000 человек), и, разделив ее на части, погнала к Гаронне. Река у того берега была глубокая, течение быстрое, и многие из бежавших потонули. Число порубанных и утонувших составило 15-20 тысяч человек, т. е. половину всей пехоты.

Монфор одержал абсолютную победу, и даже более чем победу: он надолго ликвидировал Арагон как политическую силу. Смерть Педро II оставила на троне малолетнего инфанта, который практически был заложником победителя.

Когда кончилась битва, Симон велел отыскать тело короля, которое нашли с большим трудом, т. к. французская пехота уже раздела почти всех убитых. Узнав короля, Симон отдал ему последнюю почесть, спешился, оставив коня и доспехи беднякам, и отправился в церковь возблагодарить Бога. Он не только избавился от могущественнейшего врага, выйдя с минимальными потерями из отчаянно дерзкого предприятия, он победил одного из величайших христианских королей, и никто не посмел обвинить его в убийстве: битва при Мюрете произвела впечатление Божьей кары.

Епископы и клир – и среди них святой Доминик, – собравшись в Мюретской церкви, горячо молились за победу под грохот боя. Увидев, что их молитвы услышаны, они поспешили по всему христианскому миру разнести весть: силы еретиков развеяны, «как ветер развеивает пыль с поверхности Солнца» (Гильом Пюилоранский). Католический король, дерзнувший защищать вероотступников, убит вместе со своей кавалерией, огромная армия в несколько часов уничтожена могучим кулаком крестоносца, чьи потери (о, чудо!) составили всего несколько сержантов и одного всадника! (Явное преувеличение: битва, по многочисленным свидетельствам, была жаркой, и Педро II и его «mауnade» вряд ли позволили себя перерезать как ягнят.) С другой стороны, силы сражавшихся отрядов графа Фуа, арагонцев и Монфора были равны. Стратегический гений Симона и прежде всего его жестокий приказ уничтожить короля помешали остальной армии вмешаться вовремя, и две трети союзных отрядов покинули поле сражения так и не вступив в бой.

Смерть Арагонского короля повергла весь Лангедок в отчаяние. Освободитель, еще вчера в сверкании оружия шествовавший по стране во главе своей отменной кавалерии, оказался на деле столь уязвимым, что Монфор покончил с ним первым же ударом.

Растерявшиеся вельможные союзники, обвиняя друг друга в предательстве, даже и не помышляли собрать войска для реванша. Испанцы снова ушли за горы, графы Фуа и Коменжа вернулись в свои земли, а граф Тулузский с сыном покинул страну и укрылся в Провансе. Победа при Мюрете оставила Монфору и Церкви страну, еще не покоренную, но деморализованную слишком жестоким крахом великой надежды.

В конечном итоге самую тяжкую дань человеческих жизней заплатила в этом бою Тулуза. Неистовая атака французской конницы на тулузскую пехоту была скорее убийством, чем сражением. Если французы мстили за двух своих рыцарей (Пьер де Сиссей и Роже дез Эссар, старые соратники Монфора, были пленены в Тулузе, и прежде чем прикончить, их жестоко пытали), то Тулуза, «в которой не было дома, где кого-нибудь не оплакивали», никогда не забудет порубанных и утопленных при Мюрете. На другой день после победы Симон не двинулся на столицу. Было ясно, что огромный город, даже отчаявшийся, потерянный, брошенный защитниками, представляет собой если не опасность, то источник серьезных неприятностей для победителя, не имеющего пока сил для встречи с ним.

Епископы вошли в город с Фульком во главе, пытаясь выторговать капитуляцию; консулы пустились в долгие препирательства, обсуждая каждого заложника, и кончили тем, что сдаться отказались. Тем временем Монфор переправился через Рону, последовательно и методично заставляя покориться все графские домены и выжидая, когда Тулуза сама свалится ему в руки, как созревший плод.

В течение восемнадцати месяцев, последовавших за поражением южан при Мюрете, Симон де Монфор мог считать, что война окончена. Он редко встречал сопротивление на своем пути и очень легко и быстро его подавлял. Однако он все же натыкался на постоянную глухую враждебность, не оставлявшую ему никаких иллюзий: Нарбонна захлопнула перед ним ворота, Монпелье тоже, Ним принял его только под угрозой возмездия; в Провансе, куда он направился с намерением оккупировать домены графа Тулузского, знать сдавалась весьма неохотно. Нарбонна подняла восстание, и Симону с помощью крестоносцев, приведенных его шурином Гильомом де Баром, удалось отбить атаку восставших, но взять крепость не удалось, так как вмешался кардинал-легат Пьер де Беневан и добился перемирия.

В Муассаке горожане тоже подняли восстание, и Раймон VI собирался было осадить город, удерживаемый французским гарнизоном, однако отступил при приближении Монфора. Снова выйдя в Руэрг, Ажене, потом Перигор, Симон крушит замки, оказывающие сопротивление, после трех недель осады берет замок Кассней, потом замок Монфор, потом Капденак, потом Северак, неприступную цитадель одной из старейших фамилий Руэрга; граф Родес приносит присягу победителю Мюрета весьма неохотно, ссылаясь на то, что часть его владений принадлежит английскому королю.