«Пусть будет, как будет, а там посмотрим», — решил он, но долго ждать не пришлось.

Внезапно Карл как будто почувствовал на себе чужой взгляд. Вернее, это было очень похоже на то, как если бы кто-то посмотрел на него со стороны. Взгляд этот по ощущению должен был быть долгим и внимательным, однако, на самом деле, там, где обязан был находиться человек, которому мог бы принадлежать такой взгляд, никого сейчас не было и, стало быть, никто оттуда на Карла смотреть не мог. Во всяком случае, пока.

Не слезая с седла, Карл повернул голову в сторону взбирающегося в гору солнца и, прищурившись, обвел мертвую пустыню ищущим взглядом, стараясь не пропустить чего-то такого, чего здесь не должно было быть, какого-то знака, указания, чего-то, что могло быть связано с возникшим у него странным ощущением. И коли уж искал, то не странно, что искомое, в конце концов, нашлось. Карл увидел, как дрогнул и резко — скачком — приблизился восточный горизонт, из настоящего, «живого», стремительно превращаясь в «пейзаж на заднике полотна». Сразу за тем, воздух между двух высоких, выветрившихся серо-желтых скал, метрах в пятидесяти от Карла, потек наподобие струящейся воды, в считанные мгновения образовав высокое и широкое, искрящееся на солнце полотнище, как будто целиком вырезанное из падавшего где-то — неизвестно где — водяного каскада и колдовской силой перенесенное сюда, в смертельное пекло Западной пустыни.

Закололо в висках и ожидаемая кровавая волна прошла даже не перед глазами, а за ними, внутри наполнившегося глухим гулом черепа. Перед Карлом, рядом с ним, едва ли не на расстоянии вытянутой руки, вершилось колдовство невероятной силы. Кто-то — и Карл не разумом, а, скорее, своим художественным чувством уже угадывал кто бы это мог быть — рвал ткань пространства с такой же легкостью, с какой сильные мужские руки способны разорвать ветхую от старости суконную рубаху. Еще одно или два «растянутых» в бесконечность мгновения, и сквозь бесшумно «льющиеся» струи, неизвестно откуда возникающие в воздухе на высоте около пяти метров и неизвестно куда исчезающие, едва коснувшись дышащего жаром песка пустыни, навстречу Карлу выехал на своем мышастом[7] поджаром жеребце встревоженный и настороженный Август Лешак. В руке капитан держал обнаженный меч, и, судя по всему, готов был к любым неожиданностям, в том числе и таким, которые потребовали бы от него сразу же вступить в бой. Во всяком случае, именно такое выражение было написано на его узком суровом лице, когда капитан предстал перед глазами Карла. Однако, увидев своего командира — а Карл до сих пор оставался для Августа прежде всего командиром — тот мгновенно и с видимым облегчением сбросил с лица маску угрюмой решительности, довольно усмехнулся и, не мешкая, двинул коня вперед. А из-за волшебной завесы уже выезжали бок о бок Анна и Виктория, лица которых выражали крайнюю степень напряжения и сосредоточенности. Волшебницы были прекрасны и являли собой настолько живописную пару, что Карл на мгновение даже забыл о том, в каком, собственно, положении находятся он сам и его люди, поддавшись непреодолимому для истинного художника соблазну смотреть и видеть воплощенную в явь божественную красоту. Виктория, одетая в платье и плащ, окрашенные во все оттенки зеленого, ехала на вороном коне, а Анна, несущая на себе цвета пламени — от золотисто-желтого до оранжевого — на красно-серой кобыле. Однако долго любоваться изысканной красотой волшебниц Карлу не пришлось, потому, что сразу за ними сквозь текущий воздух созданного волхованием прохода шагнула соловая[8] кобыла Деборы, и теперь Карл, казалось, действительно забыл обо всем на свете. Он даже сам не представлял, чем для него стала эта женщина и насколько ему не хватало ее все прошедшие с их расставания во Флоре дни. Она была великолепна. Красота ее могла свести с ума, но дело было в другом. Едва Карл коснулся взглядом серых бездонных глаз Деборы, в его сердце вошел великий покой. И это не было расслабленное спокойствие тихого бездумного довольства, а то уверенное спокойствие, с которым Карл обычно принимал любые удары судьбы и ходил даже в самые безнадежные атаки.

Но…

«Не сейчас» — попросили ее глаза.

«Волшебницы», — показала она рукой.

«Потом…» — казалось, шепнули губы, вкус которых он тотчас почувствовал на своих запекшихся от жара и жажды губах.

Боги! Какие чудеса обещали эти губы, дрогнувшие в намеке на улыбку. Карлу потребовалось особое усилие, чтобы оторвать взгляд от Деборы и снова перевести его на волшебниц. Глаза Виктории были полузакрыты, но он не сомневался, будь они даже широко распахнуты, она бы его не увидела. Великолепная дама Садовница находилась теперь где-то за гранью реальности, там, где и вершилось, вероятно, ее великое колдовство. А вот Анна — при всей своей неподдельной серьезности — пребывала именно здесь и сейчас, лишь прислушиваясь, по-видимому, к тому, что творилось с ее возлюбленной и с миром, отданным во власть невероятной волшбы.

— Тсс! — тихо сказала она, встретив взгляд Карла. — Показывайте дорогу, Карл. Виктория откроет путь.

При этом, слово «путь» она произнесла так, что сразу становилось ясно, речь шла не об обычных человеческих путях. А что именно имела в виду дама Анна, как не трудно было догадаться, им всем предстояло узнать в самом скором времени, так что торопиться было некуда, и повода задавать вопросы не было тоже. Другое дело, указывать направление. Вот это было ему понятно и без объяснений, и Карл, не мешкая, двинул своего коня вперед. Он больше не оглядывался, полностью доверившись так вовремя пришедшим ему на помощь колдуньям, лишь позвал за собой — властным взмахом руки — Марта и Георга, люди которого по любому всегда следовали за своим лейтенантом. А сам Карл, положившись на то, что каждый в его отряде делает то, что должен, полностью сосредоточился на замке Кершгерида, чувствуя, как нарастает в нем яростное желание разорвать путы морока и прорваться к этим, на самом деле, находящимся не менее чем в шести днях тяжелого пути руинам. Но и об этом он не думал, потому что даже невозможное становится возможным, когда вступают в игру силы, подвластные высшей магии, ни чем существенно не отличающейся, если подумать, от божественного промысла.

Колдовское варево, которое взялся варить кто-то из его врагов — Уж не блистательная ли Норна возвращала ему теперь должок? — продолжало крутить и корежить вещный человеческий мир, но кашевар у котла уже сменился. Примерно полгода назад, Карлу довелось стать свидетелем грозного колдовства огненной девы Анны, уничтожившей силой своего Дара галерный флот Сдома и убившей гнавшихся тогда за ними дружинников князя Семиона. Сейчас, и вновь на его собственных глазах, другая колдунья демонстрировала свою истинную силу, и Карлу, если бы время и обстоятельства позволили ему это сделать, оставалось только развести руками, признавая, сколь много дивного и доселе неведомого существует под луной и солнцем.

Гектор шел шагом, но уже через несколько мгновений Карл осознал, что столовая гора и руины замка на ней приближаются настолько быстро, что даже если бы он мчался теперь во весь опор, нещадно расходуя силы коня, то и тогда не смог бы столь стремительно приближаться к цели. Казалось, каждый шаг Гектора был равен, едва ли не четверти лиги. Однако дело было не только в этом. Чем ближе оказывался к нему замок Кершгерида — а Карл уже понял, что это не столько он сам движется к замку, сколько тот наплывает на него и его спутников — тем ниже становилась гора, на которой стояла цитадель, и ровнее дорога, по которой уверенным шагом шел, а не бежал, его конь.

Вероятно, чудеса эти видел не один только Карл. За его спиной раздались, было, невнятные голоса, выражавшие испуг и удивление. Им вторили конское ржание и бряцание стали, но властный оклик Георга заставил людей замолчать, а с лошадьми справились уже сами всадники. Секунда, другая, и вот уже лишь постепенно слабеющие удары копыт о землю да тихое фырканье лошадей указывали на то, что отряд по-прежнему следует за Карлом. Сейчас они ехали по совершенно ровной дороге — прямой, как стрела, полосе песка, упиравшейся в пролом, судя по виду, давным-давно образовавшийся в высокой черной стене. Столовая гора окончательно исчезла, и этот пролом неожиданно оказался вровень с пустыней. Впрочем, скосив глаза в сторону, Карл пустыни уже не увидел. Ровная песчаная дорога, гасившая удары конских копыт, пролегла внутри своеобразного тоннеля, образованного закругленными стенами струящегося воздуха, стремительно наливавшегося всеми оттенками зеленого.

вернуться

7

Мышастая — голубого, пепельного цвета; грива, хвост и ремень по хребту черные.

вернуться

8

Соловая — буланая, но без бурой примеси, без ремня и при светлых хвосте и гриве. Буланая — желтоватая разных оттенков (иногда красноватая), а навис (хвост и грива) черные или темно-бурые, часто темный ремень по хребту.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: