Нет доказательств тому, что с тех пор он не сел на поезд.

Начинала спускаться прохлада, и солнце садилось за домами. Мадемуазель Берта закрыла балконную дверь и повернулась к Мегрэ:

— Хотите чаю?.. Нет?.. Как видите, я работаю… Я всегда работала одна, чтобы создать себе положение… Когда я встретила Альбера, то решила, что пришло счастье…

Она подавляла рыдания, машинально расправляла концы тканей, лежавших в беспорядке.

— У вас есть подруга? — спросил он, рассматривая фотографию молодой блондинки, стоящую на камине.

Она проследила за его взглядом.

— Я дружила с Мадленой… Но она вышла замуж…

— Вы не встречаетесь больше?

— Она живет в провинции… Ее муж — важная шишка… Альбер для меня был…

— Вы не могли бы мне дать его фотографию?

Она ни минуты не колебалась.

— А ведь и правда, вы же не узнаете его при встрече! — заметила она. — Минутку! У меня есть фотография, снятая в Сен-Мало… На пляже…

И она вытащила ее из супницы, которая решительно служила ей шкатулкой. Это был маленький отпечаток, который обычно делают на пляжах. Альбер, в белых брюках, с обнаженными руками, в полотняной кепке на голове, походил на всех молодых людей, которых можно встретить на берегу моря. Что касается мадемуазель Берты, то она прижалась к нему, боясь потерять свое счастье.

— Темно, правда? Как только заходит солнце, в квартире становится очень темно. Я зажгу свет…

Едва она дотронулась до выключателя, как в дверь постучали. Это консьержка принесла корзину с провизией.

— Вот, мадемуазель Берта…

— Поставьте все это на кухне, госпожа Морин…

— Салат просто восхитителен… Но что касается швейцарского сыра, то я была вынуждена…

— До скорого свидания!..

Когда они вновь остались одни, она села, вдела нитку в иголку, надела наперсток.

— А что вам сказали в полиции? Я надеюсь, что вы им не рассказали о письме?

Он нарочно медлил с ответом, и она подняла глаза, заговорив более быстро:

— Извините меня, но я не слишком хорошо знаю, как протекают подобные дела… Когда я вам писала… Я полагаю, что, поскольку я вас вызвала, то вы нечто вроде адвоката, не так ли?

— Что вы хотите этим сказать?

— Существует профессиональная тайна… Я вам рассказала обо всем… Я показываю вам письма… О! Мне будет все равно, если его арестуют. Это единственный способ успокоить меня! Но я не хочу, чтобы это произошло из-за меня… Таким образом, если сейчас его разыскивают в Кале и Булони…

Он не приходил ей на помощь. А она уже не знала, как выкрутиться. С чрезмерным усердием она сметывала низ платья.

— Что бы вы предпочли? — медленно спросил Мегрэ.

— Простите?

— Чтобы его арестовали или чтобы он перешел границу?

Она спокойно взглянула на него. Ее глаза излучали доверие.

— А что вы об этом думаете? Что с ним произойдет, когда его арестуют? Что ему грозит на самом деле?

— Если это доказано… Ну, если он стрелял, то ему грозит, само собой разумеется, гильотина.

Она отвернулась, прикусила губы.

— Тогда… Я предпочитаю, чтобы он перешел границу… Хотя в один прекрасный день он вернется за мной…

А если я откажусь последовать за ним, то он…

Мегрэ держал в руках фотографию двух влюбленных.

С особым вниманием он изучал лицо молодого человека, довольно заурядное лицо, обрамленное кудрявыми волосами.

— Без сомнения, вы сами ему не писали…

— Да как я могла писать, когда я не знаю адреса?.. И что я могу ему сказать?..

Было трудно представить себе, что вот-вот разразится драма, больно уж атмосфера была миролюбивой. Мегрэ вполне мог представить себе, что находится дома, рядом с госпожой Мегрэ, которая штопает чулки или шьет, ибо царило такое же спокойствие, лился такой же рассеянный свет, те же самые предметы стояли на своих местах и сверкала та же самая чистота.

Единственное различие заключалось в том, что мадемуазель Берта была моложе, миловиднее и одета с кокетством хорошего вкуса.

— Ему никогда не случалось ночевать здесь? — спросил он, только лишь бы не молчать.

И она ответила с пикантной наивностью:

— Ни одной ночи…

— Из-за консьержки?

— И соседей. Рядом проживает старая пара, помешанная на приличиях. А на третьем этаже жила молодая женщина, которая много принимала, так они написали владельцу, чтобы он отказал ей…

Она вновь вспомнила о своей роли хозяйки дома:

— Вы действительно ничего не хотите? Что вы обычно пьете?

— Ничего не нужно, уверяю вас… Я начинаю думать, что ваши страхи напрасны…

Теперь он прохаживался, как это обычно делал во время какого-нибудь допроса у себя в кабинете на набережной Орфевр в те времена, когда он был еще комиссаром Мегрэ. Он машинально дотрагивался до всего, теребил разные предметы, играл с булавками, лежащими в фарфоровой чашке, переставил супницу прямо на середину буфета.

— …По-моему, когда он увидит, что ему не на что надеяться, то он попытается перейти бельгийскую границу, и со всем будет покончено…

— Вы полагаете, ему удастся?

— Как сказать. Очевидно, что все таможенники и полицейские имеют его описание. Но он может пройти по тропе контрабандистов…

— А это легко?

— Наоборот, я полагаю, что это очень трудно, поскольку через этот участок идет широкомасштабная контрабанда табака… Ну же! Признайтесь, что вы до сих пор его любите…

— Нет!

— Тем не менее вы заплачете, узнав о его аресте…

— Но ведь это так естественно!.. Вот уже десять месяцев, как…

— Давнишняя связь, конечно!.. — вздохнул он не без волнения. — А теперь я вас покину…

— Уже?

— Не бойтесь! Я совсем рядом! Как раз напротив, на пятом этаже гостиницы «Конкарно»… Признаюсь, я видел ваших клиенток в комбинациях и даже одну без комбинации…

— Я не знала…

Он пожал мягкую потную руку мадемуазель Берты.

— Я доверяю… — выдохнула она с некоторой грустинкой. — Это первая ночь, когда я буду спать спокойно.

На узкой лестнице Мегрэ выглядел неуклюжим гигантом. На улице, где было еще светло, он почти столкнулся с малышом Луи, который насмешливо приложил руку к своей светло-серой фетровой кепке, прозубоскалив:

— Прошу прощения, господин комиссар…

У Мегрэ резко испортилось настроение. Он чувствовал себя так, словно на него вылили ушат грязи. Ему хотелось во что бы то ни стало покончить с этим делом, а особенно выйти из нелепой ситуации, в которую он попал.

— Гляди-ка, это ты…

— Хотите взять реванш в костяном покере? К вашим услугам…

— А что ты скажешь, если мы совершим небольшую прогулку на набережную Орфевр?

— Это несложно…

— Ну так вот! Сложно или нет, но мне хотелось бы, чтобы ты последовал туда за мной и чтобы ты ответил на некоторые вопросы, которые задаст тебе инспектор Лакруа…

Малыш Луи отнюдь не пришел в восторг.

— Поедем на метро? — спросил он.

— Мы возьмем такси…

Мегрэ никогда не попадалось столь смехотворное дело, и он думал, что если бы госпожа Мегрэ увидела бы его несколько минут тому назад в квартире мадемуазель Берты, то она бы с трудом поверила, что он там находился по долгу службы.

Да он и сам плохо в это верил!

— Садись! На набережную Орфевр!.. Да, в контору…

Жером выбьет признание у этого чересчур непочтительного малыша Луи, а там будет видно, во что выльется дело.

Что касается мадемуазель Берты, то с трудом верилось, что она подвергается реальной опасности, учитывая тот факт, что Альбер по-прежнему скитается между Кале и Булонью.

— Дорога тебе известна… Направо теперь… Последний кабинет в конце коридора…

Кабинет, который Мегрэ занимал в самом начале своей карьеры, когда в здании еще не было электричества.

— Подожди минутку…

Жером трудился над составлением рапорта.

— Ты не хочешь допросить с пристрастием постреленка, которого я привел? Он знает гораздо больше, чем делает вид…

— Хорошо, дядюшка.

Постреленок, как обычно, хорохорился и нарочно не снимал шляпу. Он позволил себе закурить сигарету, но Мегрэ вытащил ее у него изо рта.