С угрюмым выражением лица репортер кивнул и направил на нас свою камеру.

Мы попрощались с теми, кто остался со свадебной вечеринки, и забрались в лимузин, который отвезет нас обратно в «Портман».

Как предполагалось, после заката мы должны были сесть в специально оборудованный и защищенный от солнечных лучей самолет до Парижа, где у нас будет неделя «мадленов»[39], эспрессо и отражающегося в Сене лунного света.

Вот только я знала, что этого не будет.

— Мы не летим в Париж, — сказала я и положила голову ему на плечо.

— Да, — ответил он. — И я должен попросить всех гостей свадьбы покинуть Чикаго как можно скорее. Нет смысла втягивать их в это.

Внезапно я почувствовала себя невыносимо уставшей. Эмоционально истощенной долгой ночью подготовки и общения, физически изнуренной дракой, в которую мы не хотели вступать. И насколько бы я не была осведомлена о том, почему мы не могли улететь, почему мы не могли покинуть город в разгаре какой-то неизвестной сверхъестественной заразы, я не могла ослабить давящую печаль, которая улеглась в моих костях.

Я всего-то хотела медовый месяц. Я ведь не слишком много просила, не так ли?

Этан обнял меня и привлек ближе к себе. Я закрыла глаза и позволила себе успокоиться от его тепла и близости.

— Полагаю, я ошибался в том, что это не наша проблема, — сказал он.

— Это стало нашей проблемой не по твоей вине. Не так уж и много мы с этим могли сделать. И хорошо, что мы были там. Это не входило в наши планы, но если бы мы не вмешались, все могло обернуться гораздо хуже.

Этан ухмыльнулся и прижал меня к себе.

— Думаю, это я должен тебя утешать, а не наоборот. Потому что моя прекрасная жена заслуживает покоя и уюта.

— «Жена» как-то странно звучит. Интересно, когда я к этому привыкну.

— У тебя есть вечность, — ответил он, — потому что я не отпущу тебя.

***

Уже почти рассвело, и в «Портман Гранд» было тихо, наши шаги отдавались эхом по мраморному полу. За стойкой регистрации стояла женщина, нахмурив брови на что-то перед собой. На другом конце помещения мужчина протирал столы в зоне отдыха, а у подножия лестницы ждала уединенная и вымотанная семья, все они были в одинаковых футболках «ОТПУСК СЕМЬИ КАРТЕР». Взгляды родителей поднялись, чтобы посмотреть на нас, их глаза расширялись по мере того, как они осматривали нашу порванную одежду и тела в ссадинах.

— Присядь, — тихо сказал Этан. — Я зарегистрируюсь.

Я кивнула и пошла к каменному фонтану у дальней стены.

— Грандиозная драка за букет невесты, — сказала я родителям с единственным намеком на улыбку, который я смогла из себя выдавить, и понадеялась, что этого будет достаточно, чтобы успокоить их страхи.

Из львиной головы, примонтированной к стене на четырехгранном основании, текла вода. Я села на край и увидела, как ко мне в воде метнулся декоративный карп, вероятно, надеясь получить корм.

Я закрыла глаза и прислушалась к звуку воды, пытаясь забыть все, что я сегодня услышала, увидела и почувствовала. Все, кроме любви. Потому что когда все сказано и сделано, это может оказаться единственным, что нам осталось.

Я настолько устала, что не поняла, что он снова присоединился ко мне — даже не слышала, как он пересекал мраморный вестибюль — пока его рука не коснулась моего плеча.

— Страж, я думаю, с тебя на сегодня хватит.

Я кивнула.

— Я тоже так думаю.

— В таком случае, пойдем наверх. — Он помог мне подняться и взял меня за руку.

***

Люкс для новобрачных был еще более грандиозным, чем комнаты, в которых мы готовились к свадьбе — и не только из-за глянцевого рояля, который был обращен к длинной стене окон, выходящих на город. Как и другие, эта комната была разделена на отдельные помещения для отдыха, включая столовую, огромный секционный диван, обращенный к окнам, и достойную коллекцию книг на стене, которая простиралась, должно быть, метров на шесть до потолка. Дверь в стене с окнами вела на открытую террасу, заставленную самшитами[40] и низкой мебелью.

Несколько дверей вели из коридора в другой конец комнаты. Плавающая лестница занимала всю внутреннюю стену и вела, как я предположила, в спальню. И рядом с лестницей стоял комплект чемоданов из темно-коричневой кожи с Кадоганской «К», рельефно напечатанной спереди серебром, готовых к перелету в Париж.

Я была готова удариться в лирику относительно великолепия пентхауса, но увидев их, на меня снова нахлынула печаль.

Я подошла к окнам и выглянула на город. С такой высоты он казался темным и мирным, хотя я знала, что это мираж. Что мы увидим больше того, свидетелями чему стали сегодня. И пока мы не выясним, что это в точности такое, мы не сможем это остановить. Погибнет еще больше людей.

Я вздохнула тяжело и с большой жалостью к себе.

— Иногда я хочу, чтобы наша жизнь была нормальной.

— Мы только что поженились, — произнес Этан, подходя к ведерку с шампанским и проверяя дату сбора урожая. — Это довольно нормально.

— И на нас напала толпа домохозяек и детей из кофейни. Так что это не нормально.

Этан поставил на место шампанское и посмотрел на меня.

— Подумай обо всем, что мы могли упустить, Страж. Так много полнолуний. Столько магии, которую упускают другие. Так много «Мэллокейков», с которыми более медленный метаболизм, возможно, и не справился бы.

Я знала, что он пытался заставить меня смеяться, и оглянулась на него.

— И кто кого теперь утешает?

— Я тебе это задолжал.

Я улыбнулась ему.

— Я хочу горячую ванну. Может, ты смог бы меня утешить там?

Его улыбка была медленной, горячей и многообещающей.

— Думаю, я мог бы что-нибудь придумать. — Он поглядел на лестницу. — Пойдем наверх, жена?

Я улыбнулась ему.

— Пойдем, муж.

***

— Черт возьми, — тихо проговорила я.

Мы поднялись по лестнице и в изумлении смотрели в дверной проем.

Спальня была огромной, с серебристыми обоями на стенах и светлым ковром на полу. Кровать представляла собой голубой омут перед стеной окон, которые выходили на озеро Мичиган, и под люстрой из стеклянных капелек, отбрасывающих искажаемые шарики тусклого света. Воздух наполняли ароматы эвкалипта и лаванды, а на заднем плане играла тихая, монотонная музыка.

— Это комната для релаксации, — сказал Этан. — Для отдыха и сна. И поскольку завтрашний день наступит довольно скоро — и неважно, какие потрясения он принесет — мы будем отдыхать, пока сможем.

Отдых казался восхитительной идеей, но какой-то пораженческой. Как-никак это единственный кусочек медового месяца, который мы получим. Париж остался в воспоминаниях. Нашим будущим были последствия.

— Вероятно, тебе понадобится помощь, чтобы выбраться из платья. Или из того, что от него осталось.

— Не напоминай.

— Повернись, — сказал он, покрутив пальцем. Я слишком устала, чтобы спорить или давать соблазнительный ответ, поэтому повернулась и просто ждала, пока он отстегнет крючки и расстегнет молнию на спине. Платье было испорчено настолько, что оно просто упало на пол кучей заляпанного шелка и сатина.

— Ну и ну, — произнес Этан, увидев ансамбль, который скрывался под платьем — чулки до бедра, подвязка и бюстье. Часть моего свадебного приданого, предназначенного только для его глаз.

— Это… прелестно, — проговорил он, его голос был хриплым от увиденного. Он скользнул рукой по моей спине, его прикосновение вызвало мурашки по всему моему телу. — Ты прекрасное создание, Мерит.

— Не поможешь с волосами? — спросила я, указывая на пучок, который теперь в основном висел степени на моем затылке.