Они запустили историю с беременностью до обеда и принялись набрасывать план на завтра. Сполдинг сочинял «автобиографию директора Брукмана» для большого еженедельника, который должен был печатать ее в нескольких номерах с продолжениями /ставки гонорара еще не были утрясены/, а Кеннеди описывал развитие беременности Мэри Уоллз. Он было подумал сообщить через два месяца о выкидыше, но отказался от этой идеи — такой поворот событий мог пробудить в публике лишь кратковременную жалость. Оставить ее в ожидании было более эффективно. К концу рабочего дня, как всегда, накатила усталость. Он откинулся в кресле и сидел, глядя на дрожащие руки. »…Боже, — думал он, — это величайший обман в истории человечества. И породил его я».

По его оценке теперь проектом занимались около 50 человек. Слишком много. Что, если кто-нибудь из них вдруг проболтается? Не линчуют ли их тогда всех?

Скорее всего нет, ответил он себе. Их выдумка уже слишком прочно вошла в жизнь. Они выполнили свою работу более чем убедительно. Теперь, если кто-нибудь вдруг встал бы и во всеуслышание объявил, что все обман, а колонии на Ганимеде не существует, проще простого было бы отмахнуться от такого заявления, как от явной чепухи и спокойно приняться за подготовку следующей подборки материала для прессы.

Но все же размеры, до которых разрослось дело, вызывали неприятный холодок внутри. Он поглядел на спину Сполдинга, тюкающего на машинке, и внутренне содрогнулся. Полуденные выпуски новостей вовсю уже кричали о радостной вести, что Мэри Уоллз — крошка Мэри Уоллз, двадцати пяти лет, рыжеволосая врач-диетолог колонии, которая два года замужем за долговязым Майком Уоллзом, двадцати девяти лет из Хьюстона, штат Техас, собирается родить.

Он сжал кулаки. Когда это кончится? Сохранилось ли что-нибудь настоящее?

Может быть, и он сам — лишь персонаж из сообщения для печати какого-то бойкого писаки из иного измерения? Знает ли Мэри Уоллз там, на Ганимеде, что она — картонная фигурка, движениями которой управляет один задерганный тип из Нью-Йорка, и что повинны в ее беременности не ласки мужа, а некое божественное мановение Теодора Кеннеди?

Он стер пот со лба. В прозрачную стену их кабинета загрохотал массивный кулак, и Кеннеди, поднявши голову, встретился взглядом с ухмыляющимся Альфом Хогеном.

— Все творите? Рабочее время истекло, и я хочу отсюда выбраться!

Папки были заперты, и теперь все участники совместного автоперевоза собрались.

Кеннеди высадил их поодиночке и наконец поставил машину в гараж.

У Мардж для него был готов вечерний коктейль. Он рассказал ей о визите Булларда, о предложении Диноли.

— Таким образом они хотят отправить меня на Ганимед на три недели, да еще дата отправления — этот четверг! Как тебе это нравится?

Она улыбнулась.

— Я думаю, это чудесно. Конечно, я буду скучать о тебе, но…

Он раскрыл рот от удивления.

— Ты считаешь, я собираюсь согласиться на это сумасшедшее предприятие?

— Разве нет?

— Но я думал…— Он на мгновение прикрыл глаза. — Ты хочешь, чтобы я уехал, Мардж?

— Для тебя это великолепная возможность. Может, тебе никогда больше не удастся побывать в космосе. И ведь это безопасно, не так ли? Говорят, что в космических полетах меньше риска, чем при езде на автомобиле.

Она засмеялась. Смех был неуверенный и сказал Кеннеди о многом, даже о том, чего бы ему не хотелось знать.

«Она хочет, чтобы я улетел, — думал он. — Хочет избавиться от меня на три недели». Он медленно отпил из бокала.

— Вообще-то мне было дано время на раздумья до среды, — сказал он. — Я им сказал, что должен обсудить все с тобой, прежде чем соглашаться. Но, как я понимаю, ты не возражаешь.

Голос ее немного дрогнул, когда она ответила:

— Конечно, я не стану возражать. Разве я когда-нибудь мешала твоему продвижению по службе, Тед?

Корабль взлетел ровно в 11.00, в четверг, 5 июля 2044 года, с Кеннеди на борту.

Взлет произошел нормально и вовремя. У корабля не было названия, только номер С-1073, а капитана, мрачного человека по фамилии Хиллз, совсем не радовала перспектива переброски на Ганимед вместе с грузом кого-то лишнего. Они отправлялись с седьмого космодрома, широкого, выжженного стартами, в равнинном штате Нью-Джерси, и теперь функционирующего как единственный космопорт в восточной части Соединенных Штатов.

Провожать его поехало в ракетном кэбе несколько друзей и знакомых. Мардж, Дейв Сполдинг, Майк Камерон и Эрни Вацински. Кеннеди сидел в уголке, глядел в окно на небо промышленного Нью-Джерси, запятнанное дымом, и молча думал свои невеселые думы.

Путешествие ни в коей мере не вызывало хороших предвосхищений.

Космические полеты казались ему еще слишком новым и рискованным делом. Самих полетов состоялось уже множество, прошло более 40 лет со времени начала регулярных космических сообщений. Летали на Марс и на Венеру, а на Луне под куполом существовала большая процветающая колония инженеров. Капитан Хиллз в прошлом году совершил с дюжину полетов туда и обратно. И все же Кеннеди нервничал.

Его выпихивали. Все сговорились, думал он, все как один, эти улыбающиеся люди обступившие его, которые притворяются друзьями. Хотят отослать его на ледяной шарик в безвоздушном пространстве на краю света.

Корабль высился вертикальной иглой, довольно одинокий посреди огромного поля, без единой травинки. Возле кружили маленькие грузовички: один закачивал топливо в баки, другой был загружен припасами для персонала станции, еще один привез почту — настоящую, для тех, кто станцию населял, а не порожденную карнавальной ерундой, которую Кеннеди видел во время Всемирного праздника.

Корабль понесет шесть человек экипажа и груз. Кеннеди включили в багаж.

Он стоял, нервничая, на краю поля, наблюдая за тем, как загружали корабль, и вполуха слушал болтовню своих «сопровождающих лиц». Высокий худой человек в мешковатой серой форме подошел к ним и, не дожидаясь, пока все смолкнут, спросил:

— Кто из вас Кеннеди?

— Я, — едва выдавил он.

— Рад встрече. Я — Чарли Сайзер, судовой врач. Пройдемте со мной.

Кеннеди посмотрел на часы.

— Но ведь до отлета еще целый час.

Сайзер усмехнулся.

— Действительно, я хочу накачать вас граванолом, чтобы не страдали от перегрузок. Когда ускорение начнет вдавливать вас на полную мощность, вам это не понравится. А теперь, пойдемте, вы задерживаете нас.

Кеннеди окинул взглядом неожиданно смолкших провожающих и сказал:

— Ну, вот пора. Увидимся через три недели. Эрни, позаботься, чтобы жалованье поступало домой регулярно, каждую неделю.

Он задержался еще на несколько секунд.

— Мардж, — наконец вымолвил он, — могу я получить поцелуй на прощанье?

— Прости меня, Тед.

Она неловко ткнулась ему в губы и отошла в сторону. Он криво усмехнулся и позволил Сайзеру увести себя.

По трапу поднялись в корабль. Вид внутри оказался не очень приветливый. Корабль был плохо освещен и тесен. Дорожки выполняли сугубо служебную роль. Ничуть не похоже на блестящие пассажирские лайнеры. С одной стороны висели скафандры, далеко впереди справа он заметил двух человек, вглядывавшихся в очень сложный пульт управления.

— Вы останетесь тут, — сказал Сайзер, показав на подобие гамака между двумя балками. — Предлагаю лечь, а я вам тогда дам таблетку граванола.

Кеннеди залез в гамак. Слева на уровне головы был иллюминатор, через который можно было различить Мардж, Вацински и остальных на краю поля, глядящих на ракету. Сайзер деловито возился около него, застегивал предохранительные ремни. Затем исчез ненадолго и вернулся через несколько минут со стаканом воды и маленькой голубоватой таблеткой.

— Эта штука поможет вам избавиться от всех неприятных ощущений при взлете, — объяснил Сайзер. — Можно развивать ускорение хоть десять-пятнадцать g, а вы даже не почувствуете. Будете спать, как дитя.