Однако внезапно зашевелилась Лиля, дернулась на месте, а затем и я уловила звук (с трудом пробивающийся к моим ушам из-за шапки). Невероятное везение: за час в этой глуши подряд два автомобиля.

— Уйди! — отдергивает меня силой в сторону Малая, на обочину. — Если ты не можешь, то я сама справлюсь!

Нахмурилась я, пытаясь понять, каков именно план этой отчаянной малолетки, что, по ее мнению, должно быть куда успешнее, удачливее моих прежних попыток.

Авто мчало на всех порах, да и скользкая дорогая, практически, не давала шансов на чудо. Но, ужаснее всего, что Лиля и не сопротивлялась. Сама выскочила на проезжую часть и кинулась машине навстречу: на таран, бесспорно, желая взять ее штурмом.

— ЛИЛЯ! — неистово завопила я и тотчас бросилась за ней. Пораженная услышанным, Малая оглянулась на меня, но лишь на миг: разворот — и всё же продолжила свой суицидальный путь.

Дикий визг шин, занос — и вылетел автомобиль в кювет, даже не задев ополоумевшую (хотя, все равно, поскользнулась та и упала в страхе). И благо, что удержалось авто на колесах, а не пошло кубарем, или не влипло в дерево.

Обмерла я, прикованная шоком, боясь пошевелиться.

Разум все еще не верил, что обошлось без трагедии.

Задергалась на асфальте Малая. Живо, разодранная эмоциями, подорвалась на ноги и побежала, помчала к водителю. Но тот не реагирует, как она, как я, как мы того ожидали. Нервно, злобно бранясь и жестикулируя, он даже не опускает стекло, не открывает окно или дверь, не выходит наружу. Давит на газ, крутит руль — пытается вырваться из сугроба и, без сомнений, убраться прочь.

— Нет, с*ка! СТОЙ! — отчаянно визжит Лиля, бесцеремонно, нагло заползая, кидаясь ему на капот.

(а колеса все еще крутятся, рычат безумные, вздымая вместе со снегом замерзшую землю, камни, сопрелые листья, траву и труху)

Страх отступает, лед в ногах тает — и я срываюсь на бег, мчу к своей идиотке, желая ее остановить, унять, удержать от сих жутких, глупых попыток вырвать из клещей обреченности наше право на жизнь.

Дергается пару метров ходу авто, а затем… покорно замирает под ее весом.

Щелкает дверь. Вырывается наружу молодой человек — и, грубо отталкивая меня (только что подоспевшую к ним) в сторону, мигом добирается до Лильки. Хватает ее за руку и тащит долой с машины, сваливая прямиком на землю.

— Ты че, с*ка, творишь?!! — вопит мужчина.

— Дяденька! Дяденька! — орет моя Лиля, выдираясь из его хватки, пытаясь встать с колен, с мольбою заглянуть в черствое лицо, достучаться до бездушия. — Довезите нас до города! Молю! Дяденька! У нас уже нет сил!

— Уйди, б***ь, я сказал! — рычит.

Повисла та на его ноге, схватив, обхватив ее обеими руками.

Еще рывок — и силой столкнул, стащил Малую с себя, словно мерзость.

— Уйди, тварь, я СКАЗАЛ! СВАЛИЛА, Н***Й!

Кинулась я к ней, пытаясь поднять, утащить прочь — отбивается, игнорирует.

— Мы же умрем тут, дяденька! Пожалуйста! СПАСИТЕ НАС! — завизжала Лиля, пронзительно, отчаянно так, отчего даже у меня по телу побежали мурашки и похолодело внутри.

Обмер молодой человек. Запнулся в словах. Тяжело сглотнул слюну. Взгляд на меня (коротко, косо, с испугом, словно ища опровержение), и снова на нее.

Тягучие мгновения рассуждений. Жуткая тишина.

— Дяденька, пожалуйста, — едва слышно…. словно скрип угасающего прошлого, прошептала Лиля.

И вновь нервно сглотнул слюну. Растерянный взгляд на меня.

Едва различимо:

— До Калининграда?

Секунды, чтобы осознать реальность звука, полноту смысла, и неуверенно, робко, а затем живо и бешено закивали мы головами, словно в припадке.

(А н я)

И хоть мы отчаянно теснились с сестрой, прижимались одна к другой, на заднем сидении автомобиля, да и печка шумела на всю, усердно вгоняя горячий воздух в салон из черных, сетчатых окошек, но легче не становилось. Казалось, даже если сейчас нас кинуть в чан с кипящей водой — все равно тепла будет недостаточно, нещадно мало для того, чтобы согреться. И неважно жуткое покалывание шпор в конечностях — желание, адская жажда побороть, вытолкнуть из себя холод, куда мощнее нелепой боли.

— И как же вас угораздило сюда забраться? — внезапно отозвался Водитель, сокрушив затянувшуюся тишину.

Живо переглянулись мы. Скривились от неловкости и страха.

Смолчали, виновато, стыдливо опустив головы.

А посему, не дождавшись ответа, молодой человек тут же обернулся на мгновение к нам, кинув пытливый взор через плечо.

— Чего молчите? Или… что?

Первой решилась перевести взгляд на Водителя Лиля. Но, едва что-то собралась ему сказать, как вдруг нервно дернулась, а затем и вовсе навалилась на меня (сгребши в охапку с сидения на самый пол). Испугано зарычала на ухо:

— МЕНТЫ!

Подчиняюсь. Оцепенела и не дышу…

Но… вдруг автомобиль начинает сбрасывать скорость, а затем и вовсе останавливается.

Пискнуло окно, опускаясь.

— Здравствуйте. Лейтенант Гаврилов. Пожалуйста, предъявите документы.

— Здравствуйте. А что…. что-то случилось? — удивился наш молодой человек, но всё же подчиняясь, зашуршал, задергался, потянувшись (судя по всему) к бардачку. Невнятный стук.

— Ничего особенно. Простая проверка документов.

Спасибо.

И вновь знакомый голос:

— Извините, конечно, товарищ лейтенант, но если ничего серьезного, то… я очень тороплюсь.

— Ой, простите, Георгий Станиславович, не признали сразу, — непонятный шорох, движение. — Не смею больше Вас задерживать.

— Благодарю.

Тронулись с места. Плавный ход автомобиля.

Несколько минут — и холодно, без явных эмоций, проговорил:

— Вставайте. Ваши «менты» позади.

(А н я)

Тягучие, жуткие, сводящие с ума минуты, десятки минут, выжидания. Причем, не менее нозящие, чем когда лежали на полу, и над нашими душами нависла секира правосудия. Водитель молчал, и даже косыми взглядами не удостаивал.

— Ну? — внезапно гаркнула Лиля, отчего я даже подпрыгнула на месте. — Спрашивайте уже.

Хмыкнул молодой человек, коротко рассмеялся.

(быстрый, колкий взгляд в зеркало заднего вида на нас)

— А надо?

Сжала Малая зубы от злости.

— Нормальный бы точно спросил.

Тихий (ядовитый) смех мужчины; плавное движение руля, делая поворот.

— Тогда вам повезло — я не из этих, — обмерли мы обе, пришпиленные услышанным. Продолжил. — Да и практика моя показала, что подобный интерес совсем не вознаграждает глупца. Вернее, вознаграждает, вот только посмертно и не орденами.

— Вы думаете, я могу убить?

Смеется ехидно тот; колкий, быстрый взгляд на Лилю через плечо.

— Думаю? — просел под иронией голос. — Почему думаю? Знаю, — еще громче хохочет. — Меньше часа назад едва дабл-страйк не выбила. Ты да я. Или что, мы — за людей уже не считаемся?

Обмерла сестра, выпучив глаза; тяжело сглотнула слюну; живо опустила взгляд в пол.

— Я… я не хотела.

— Да ладно, — поспешно вклинивается, перебивая ее слова. — Я всё понимаю. Каждый хочет жить, и плевать, какие от того будут последствия по отношению к остальным.

— Не плевать.

— Да неужто? — рявкнул, залившись саркастическим смехом. И снова на мгновение полуоборот. — Давай, не будем друг другу врать. По крайней мере, не сегодня.

Опустила глаза. Немного помолчав:

— Мы — воровки.

(похолодело у меня всё внутри от очередного сумасбродного буйства Лили)

Хмыкнул мужчина, тягучее мгновения рассуждений — и выдает:

— Резонно, — наигранно поджал губы, закивал головой. — Только опять ложь.

— Почему? Почему Вы думаете, что я вру? — удивленно, с какой-то странной обидой отозвалась Малая.

Печально рассмеялся молодой человек. Немного помолчав, выдал:

— Воры о своих похождениях никогда не расскажут, тем более незнакомцу. Конечно, если только это не скроет их еще большее преступление.

Внезапно машина медленно начинает сбавлять ход, а затем и вовсе останавливается. Не глуша двигатель, уверенный разворот Водителя в нашу сторону. Стремительный, с вызовом взгляд сначала на меня, а затем (окончательно и победно) на Лилю.