Я начистоту рассказал товарищам, в каком положении мы оказались и что ожидает нас всех: сокращение штатов, перевод на другие, ниже оплачиваемые должности, потеря авторитета лаборатории, позор. Умолчал только о том, что ожидает меня лично: какое это имело сейчас значение, в годину общих неприятностей?

- Что делать? - спрашивал я у товарищей. Но они молчали.

Я видел полнейшую растерянность на лицах Маргариты Романовны и Афиногенова, тупую покорность судьбе - на лице дяди Васи, напряженное раздумье - у молодых сотрудников. Только лицо Зимы радостно оживилось, черные жгучие глаза заблестели, плечи распрямились. На его щеках появился румянец, и, весело глядя на меня, он сказал:

- А ведь выход есть.

Молодежь обернулась к нему. Маргарита Романовна выразительно махнула рукой: дескать, опять какой-то бред понесет, Николай Иванович наклонился поближе ко мне и шепнул:

- Напрасная трата времени.

- Говорите, Зима, - предложил я.

Как обычно, он начал издали - с известного всем. О том, что мы идем от природных образцов, где все построено на принципах универсализма, к приборам с узкой специализацией. О том, что их сложность ведет к понижению надежности, а проблемы повышения надежности требуют взаимозаменяемости частей, дополнительного контроля и таким образом ведут ко все большей сложности. Он говорил о неразрешимых противоречиях с таким упоением, как будто наконец попал в родную стихию.

Маргарита Романовна переглядывалась с Афиногеновым так, чтобы я это видел, презрительно изгибала губы и возводила глаза к потолку. Николай Иванович взял у меня со стола брошюру с правилами пожарной безопасности для академических лабораторий и стал ее изучать. Кто-то из молодых сказал Зиме:

- За старые анекдоты в Древнем Риме рубили голову.

Зима умолк, но я дал знак ему продолжать. И в конце концов он перешел непосредственно к своему предложению:

- Беда в том, что новое мы ищем на старых испытанных путях и не находим его не потому, что не умеем искать, а потому, что его там нет. Мы забыли о правиле спирали. Пришло время возвращаться от специализации к универсализму, перейти от неорганики к органике, от печатной схемы и кристалла к живой клетке. По сути, все, что мы делали до сих пор, если собрать это воедино, позволит нам разработать схему живого существа с почти идеальным устройством обоняния. Это и будет тот универсальный прибор, который мы мечтали создать.

Представляете, что тут поднялось? Все заговорили наперебой, заспорили. Николаю Ивановичу стоило большого труда навести подобие порядка. Совещание затянулось до полуночи. Домой я шел вместе с Зимой. Прощаясь, сказал ему:

- Вы временно возглавите отдел по разработке - общей схемы нового "аза". Николай Иванович будет осуществлять связь с Институтом синтеза белка, а я добьюсь новых ассигнований.

- Только не суйте мне в отдел эту Маргарину Помадовну, - сказал Зима.

Я понял, кого он имеет в виду.

- Как вам не стыдно? Она старейший, преданный делу работник. Ее называют совестью коллектива, а вы так...

- Ну и добейтесь для нее соответствующей должности. Замруководителя по совести, что ли... Где-нибудь в канцелярии она окажется на своем месте.

Он был неисправим.

"Демонстрация нового "аза" - "аза-16", созданного лабораторией профессора А.С.Михайлова совместно с Институтом синтеза белка, проходила в сессионном зале Академии наук, так как никакой другой зал не вместил бы всех желающих присутствовать при таком событии. Профессор А.С.Михайлов под приветственные возгласы друзей взошел на кафедру и стал рассказывать об истории изобретения. Два лаборанта принесли клетку, задернутую шторками. Профессор нажал кнопку, и шторки раздвинулись. В клетке находился зверек, напоминающий лабораторную мышь, но его шкурка была совершенно иного цвета.

- "Аз Один Вэ", - произнес А.С.Михайлов. - Орган обоняния, смонтированный в этом живом организме, позволяет зверьку не только улавливать и предельно точно анализировать малейшие запахи, но и воспринимать иные колебания, иные волны. С помощью своего органа он может, например, сигнализировать космонавтам о возникновении трещин в обшивке корабля еще тогда, когда никакой иной прибор не способен этого сделать.

На демонстрационном экране вспыхнули колонки цифр, описывающие характеристики зверька и его удивительного органа обоняния.

Но вдруг со своего места поднялся академик Т.Б.Кваснин. Его лицо пылало негодованием. Он поднял над головой, как оружие, увесистый том "Жизни животных".

- Ваше изобретение похоже на анекдот, профессор, - сказал академик Т.Б.Кваснин. - Знаете, что вы изобрели и как назывались когда-то ваши "азы"?

(Из газеты "Передовая наука" - органа Академии наук).

Газета "Передовая наука" и на этот раз, как всегда, сумела точно и лаконично передать обстановку в зале. Она забыла только указать, что там присутствовало много журналистов - корреспондентов центральных и зарубежных газет, явно кем-то приглашенных. Каждое движение моего друга Аскольда Михайлова тотчас запечатлевалось на пленку. А он вел себя так, будто открывал новую эру в науке, стеснялся этой своей значительности, но ничего не мог с ней поделать.

И когда академик Кваснин обрушил на него свой сарказм и возмущение, он не дрогнул. Склонил набок голову, внимательно слушал академика, а тот продолжал:

- Подумать только, зверек, видите ли, сигнализирует космонавтам о возникновении трещин в обшивке! А он не может _предсказать_ катастрофу? Именно так невежды говорили о его предках, покидающих морские корабли задолго до того, как они шли на дно. Вы просто воспользовались тем, что теперь на нашей планете остались только лабораторные белые мыши, у которых нюх слабо развит. Вы, очевидно, полагали, что никто не помнит об их предках - серых мышах, так называемых "полевках"? Так вот, вы изобрели, сконструировали, синтезировали серую мышь-"полевку"! И это обошлось государству в два миллиарда рублей!

Хохот, раздавшийся в зале, можно было сравнить разве что с ревом Ниагарского водопада или стартующей ракеты устаревшей конструкции. Нервное напряжение разрядилось. Академики хохотали, как дети, размазывая слезы по щекам. Не смеялись только некоторые далекие от науки журналисты, не понимающие анекдотичности случившегося.