– Юная барышня, – басом пророкотал Кингзли, – мне кажется, что вы можете обойтись даже и без помощи Космических Инженеров.

Она залилась смехом, похожим на звон серебряных колокольчиков:

– Тем не менее она мне нужна.

Снова замигала красная лампочка, и Кэролайн опять подхватила свой шлем. Все остальные с восторгом смотрели на нее. Приготовленный заранее карандаш опустился на листок и побежал по гладкой белой бумаге, оставляя за собой закорючки символов.

– Инструкции, – начал шепотом Кингзли, но Гэри так на него глянул, что тот умолк, не зная, куда деть руки, и вытянул вперед свою массивную голову.

Красная лампочка погасла, Кэролайн опять переключилась на режим передачи, комнату заполнил пронзительный вой набирающего обороты мотора, и мерцающие голубые тени заплясали вдоль стен.

Гэри же размечтался о… тоненькой девушке, говорящей через миллиарды световых лет, говорящей с существами, обитающими на самом краю расширяющейся вселенной. Она говорит с ними и понимает их… нет, наверное, не совсем понимает. Вот она, кажется, задает им вопросы о только что записанном уравнении – отточенный карандаш скользит по бумаге, и ее глаза пробегают по символам следом за ним.

Гудение стихло, и голубые тени заколыхались в меркнущем свете флюоресцентных трубочек. На крышке прибора замигала красная лампочка.

Карандаш делал исправления, что-то вставлял, записывал новые уравнения. Он ни разу не запнулся. Вот лампочка погасла, и Кэролайн сняла с головы шлем.

Кингзли подошел к ней и взял блокнот. Он долго стоял, глядя на записи, и на его лице отражалось все нарастающее удивление и озадаченность.

Он вопросительно посмотрел на девушку.

– Вы все это понимаете? – прохрипел он.

Она весело кивнула.

Доктор бросил блокнот.

– Во всей Системе еще только один человек мог бы это понять, – сказал он. – Только один человек смог бы хотя бы приблизительно понять, что все это значит. Это доктор Конрад Фейрбэнкс, он сейчас в психиатрической клинике на Земле.

– Точно, – воскликнул Херб, – это тот самый парень который изобрел трехмерные шахматы. Я его однажды сфотографировал.

Его реплика повисла в воздухе. Все смотрели на Кэролайн.

– Того, что я поняла, для начала хватит, – сказала она. – Ну, а когда мне что-то станет неясно, я опять буду говорить с ними, и они мне объяснят. Мы же всегда сможем сделать это, когда понадобится.

– Судя по всему, – сказал Кингзли, – эти уравнения – часть высшей математики четвертого измерения. Они учитывают такие давления, натяжения и угловые величины, с которыми мы до сих пор даже не сталкивались.

– Возможно, Инженеры обитают на огромной тяжелой планете, предположила Кэролайн. – Настолько большой, что пространство там искривлено, и указанные величины давления – нормальные условия. Существа, живущие в таком мире, довольно быстро разберутся в хитросплетениях геометрии многомерных пространств, а вот планиметрии у них может и не быть, они ведь не знают, что такое прямая поверхность.

– Итак, что мы должны делать? – спросил Эванс.

– Мы должны построить установку, – ответила Кэролайн, – установку, которая послужит якорем для одного из концов пространственно-временного туннеля. Другая такая же установка будет на планете Инженеров. Между этими двумя установками, или якорями, возникнет туннель сквозь миллиарды световых лет, которые разделяют нас.

Кэролайн посмотрела на Кингзли:

– Нам потребуются очень прочные материалы. Прочней любых, существующих в нашей системе. Они должны выдержать натяжение миллиардов световых лет искривленного пространства.

Кингзли наморщил лоб.

– В свое время я думала об остановке движения электронов, – продолжала Кэролайн. – Вы не проводили здесь подобных экспериментов?

Кингзли утвердительно кивнул.

– Мы останавливали движение электронов, – подтвердил он. – В наших лабораториях идеальные условия для таких экспериментов. Но, увы. Я могу полностью затормозить движение электронов, могу заставить их замереть на своих орбитах, но, чтобы они оставались в этом положении, необходима температура, близкая к абсолютному нулю. Малейшее ее повышение – и электроны снова начинают движение. Что бы мы ни сделали из такого вещества, оно распадется, стоит ему только нагреться на несколько градусов. Если бы после того, как мы остановили движение атомов, нам удалось кристаллизовать атомные орбиты – мы получили бы сверхпрочный материал… Он смог бы выдержать любую приложенную к нему силу.

– Мы сможем это сделать, – произнесла Кэролайн. – Мы сможем создать специальные условия и заблокируем электроны на своих местах.

Кингзли фыркнул:

– Есть ли на свете что-нибудь, чего вы не смогли бы сделать с пространством?

Кэролайн засмеялась:

– Есть очень многое, чего я не могу. Но меня интересовали принципы преобразования пространства. Я очень много думала на эту тему на своем корабле. Я изобретала способы управлять им. На это уходило почти все мое время.

Кингзли быстрым взглядом окинул комнату, как заваленный делами человек, который собирается уйти и проверяет, не забыл ли он чего-нибудь.

– Чего, собственно говоря, мы ждем? – прогремел его бас. – Пора приниматься за работу.

– Минуточку, – вмешался Гэри, – вы на самом деле собираетесь это сделать? Вы уверены, что мы не ввязываемся во что-то такое, о чем потом будем жалеть? В конце концов, наш единственный источник Голоса. Мы принимаем за чистую монету все, что они говорят. Можем ли мы быть уверены, что они творят правду?

– Точно, – присвистнул Херб. – Вдруг они просто разыгрывают нас? Может, это просто космическая шутка? Сидит себе где-нибудь парень и умирает со смеху, глядя, как мы попались на удочку.

Кингзли покраснел от негодования, а Кэролайн рассмеялась.

– Гэри, у тебя такой серьезный вид.

– В этой ситуации и нужно быть серьезным, – запротестовал он. – Мы как мартышки возимся с тем, что к нам никакого отношения не имеет. Компания ребятишек, играющая с атомной бомбой. А вдруг мы высвободим страшную разрушительную силу? Может быть, кто-то использует нас, чтобы проникнуть в Солнечную систему. А вдруг мы просто вытягиваем для других каштаны из огня?

– Гэри, – вмешалась Кэролайн, – если б ты сам слышал этот голос, ты не стал бы сомневаться. Это сразу чувствуется. Дело в том, что это не голос, а мысль. Я знаю, что опасность там есть на самом деле, и мы должны им помочь, мы обязаны сделать все, что в наших силах. Там есть и другие добровольцы – существа с других концов вселенной.

– Откуда ты это знаешь?

– Я не знаю – откуда, – защищалась она. – Я просто – знаю. Вот и все. Наверное, интуиция или фоновая мысль Инженера, передавшего сообщения.

Гэри оглянулся на остальных. Эванса ситуация явно забавляла, Кингзли был в негодовании. Гэри посмотрел на Херба.

– Черт возьми, почему бы нам не использовать эту возможность? – произнес тот.

Все именно так, подумал Гэри. Женское предчувствие, неистовый энтузиазм ученого, легкомысленность и авантюрный дух человечества. Ни доводов разума, ни логики… одни чувства. Откат к средневековым временам. Было время, когда безумный монах стоял перед толпами и, размахивая мечом, выкрикивал проклятия чужой вере – в результате год за годом армии христиан обрушивали свою мощь на стены восточных городов

Это были крестовые походы.

И вот снова крестовый поход. Космический Крестовый Поход. Человек снова откликается на зов военной трубы. Человек снова поднимает свой меч во имя веры. Человек противопоставляет могущественным силам космоса свои слабые силы и крохотный мозг. Человек… круглый идиот… идет, чтобы сломать себе шею.