А вскоре я уже оказался в Париже, вернулся к своим прежним привычкам и, если бы не необходимость каждый вечер возвращаться домой, совсем забыл бы прошлое. К несчастью, оно все еще таилось в каждом уголке моей квартиры. Воспоминания по-прежнему причиняли мне боль. Поэтому я дал объявление о ее продаже. И вот однажды в мою дверь позвонил бывший секретарь Жаллю. Он скитался по агентствам в поисках жилья. Он долго толковал мне о своих затруднениях, и я заскучал, слушая его. За какие-то несколько мгновений он нарушил мой покой. Мне снова захотелось знать. Я не подавал вида, в надежде, что он и сам сообщит мне что-нибудь интересное о Жаллю. Но он совсем забыл Жаллю. И был полностью поглощен своими жилищными неурядицами. Он был готов согласиться на мои условия, но все же попросил дать ему некоторое время на размышление. Провожая его, я небрежно бросил:

— Совершенно случайно я узнал о смерти Жаллю. Когда это произошло, я находился в Сайгоне. Значит, он покончил с собой?

— Печальная история. Заметьте себе, это и не могло кончиться иначе. Жаллю был в некотором роде игроком. Он все поставил на кон ради этого контракта в Афганистане, ну и… сами понимаете!

— Гибель жены, вероятно, была для него страшным ударом?

— Да. Но дело не только в этом.

— Он был разорен?

— И да и нет. В нравственном смысле — да, плотина была его последней надеждой. Но не в смысле денег. Он наверняка оставил после себя немалое состояние.

— Кому же оно досталось?

— Его сестре. Других наследников у него не было.

— Кажется, она жила на Юге.

— Да. Но теперь она находится в Париже. Выходит замуж.

— Когда?

— Да вроде бы на будущей неделе. Хотя погодите…

Порывшись в карманах, он вытащил записную книжку.

— В следующую среду, в одиннадцать, в церкви Сен-Пьер-де-Шайо. Это выгодное замужество. Хоть она теперь завидная невеста.

— За кого же она выходит?

— За некоего господина де Сен-Ком, или Косн. Не помню точно. Но знаю, что он многообещающий дипломат. Ему сулят блестящее будущее.

И он ушел, радуясь, что нашел квартиру своей мечты. Меня же он поверг в отчаяние.

Венчание давно уже началось, когда я проскользнул в церковь, заполненную элегантной толпой. Я долго боролся с искушением. Ману добилась того, к чему всегда стремилась: богатства и блестящего положения в обществе. Чего же больше? Я уронил бы свое достоинство, явившись на ее торжество. И зачем понапрасну себя мучить? Заметив меня среди гостей, она станет меня презирать, да еще как! Я привел себе все эти и многие другие доводы. И тем не менее в половине двенадцатого я толкнул обитую дверь церкви и поискал глазами свободный стул поближе к проходу. Я увидел жениха и невесту, преклонивших колена перед алтарем. Я пришел как раз, когда они обменивались кольцами. Солнечные лучи, проникая сквозь разноцветные витражи, окутывали их подвижными бликами. Оба были в черном, что придавало церемонии несколько причудливый характер. Мне указали свободное место в середине ряда. Усевшись, я перестал их видеть. Я слушал музыку и мечтал. Воображая себя рядом с Ману… В эту секунду она должна была вспоминать обо мне, как я вспоминал о ней. Между нами существовала связь, порвать которую нам было не дано. Когда присутствующие встали, я различил против света ее силуэт рядом с человеком, которого она предпочла мне. Звуки органа отдавались у меня в голове невыносимым грохотом. Что же я здесь делаю? Поджидаю удобный момент, чтобы с ледяной любезностью пожать Ману руку и пожелать счастья? Это было глупо и мерзко. Но я уже принял решение. Не мог я смириться с тем, что меня бросили, как… как… Подходящее определение не приходило мне на ум, но я непременно должен был поставить ее на место.

Послышался стук передвигаемых стульев, громкие аккорды. Гости подходили к ризнице поздравить новобрачных. Я заколебался. Кто из нас двоих сильнее ранит другого? Однако неожиданность моего появления дает мне несомненное преимущество. Я всего лишь пройду мимо, быстро скользнув по ней равнодушным взглядом… Я двинулся по проходу. В ризнице толпились друзья. У жениха, которого отделяла от Ману группа приглашенных, была прекрасная осанка. Я направился в сторону Ману, которая стояла ко мне спиной. Сутолока была просто невообразимой. На какой-то миг меня оттеснили назад. Пробираясь между гостями, я окликнул вполголоса:

— Ману!

Новобрачная обернулась. Это была Клер.

Все осталось, как было. Я только придвинул ломберный столик к окну, чтобы видеть сад. Могила там, чуть правее. Вокруг нее я посадил георгины. Я слежу за тем, чтобы она всегда, и даже зимой, была в цветах. С виду это просто ухоженная клумба. Никто не подозревает — и не должен подозревать — правду. Дом мой. Я купил его, как только узнал… Здесь я и начал писать эту историю… Мне чудится, будто Ману читает ее, заглядывая мне через плечо. Рядом стоит шкатулка; теперь в ней лежат сигареты. Почувствовав усталость, я закуриваю и слушаю «Форель»; или верчу в руках свою бороду, которую ты так любила, Ману. Видишь, после всех этих трагических недоразумений мы все-таки снова вместе. Думаю, мы больше никогда не расстанемся. Никто не должен осквернить своим присутствием тайну этого дома. И я буду жить ради тебя, как ты умерла ради меня.

Ману! Подумать только, что я бы так ничего и не понял, если бы Клер не поведала мне все. Чего только я не воображал! Даже то, что ты была любовницей Жаллю или его сестрой. Но видимость оказалась обманчивой. Так было с самого начала. Потому что ты так и не решилась признаться мне, насколько ты была несчастна с мужем. Тебе не хватило простоты. Надо было сказать мне: «Он маньяк. Он настолько одержим своими плотинами, что способен на все — даже на самые бесчестные поступки». И тогда конечно же мы поступили бы иначе. Накануне отъезда ты не столкнулась бы с ним один на один… Не было бы этой ужасной сцены. Но зачем, зачем ты довела его до крайности, высказав ему все, что о нем думаешь, заявив ему, что отныне намерена обходиться без него и устроить свою жизнь по-своему? Клер рассказала мне все — вернее, та, которую я по-прежнему называю так, потому что настоящей Клер Жаллю была ты сама. Но для меня ты навсегда останешься Ману. Ты была моей женой. А та, другая, которую я впервые увидел в кабульском аэропорту и которая присвоила себе твое имя, навсегда останется для меня Клер. Сколько бы я ни старался, все равно есть Клер Жаллю и есть Ману. Когда же я думаю о плотине, мне даже трудно вспомнить, что там вместо тебя оказалась сестра Жаллю. В какой-то момент ты как бы раздвоилась в моем сознании. Потому-то я и предал тебя. Прости, Ману. Но ты ведь не станешь сердиться, если я по-прежнему буду звать ее Клер… Да, она мне все рассказала. Конечно, ты и не подозревала, насколько она восхищалась своим братом. Вы обе не слишком хорошо понимали друг друга. Ты ей не доверяла. Ведь ты была ужасно скрытной, Ману, вспомни, как я от этого страдал. Но и Клер больно ранила твоя холодность. Она стала бы тебе другом, если бы ты… Напрасно я то и дело возвращаюсь к прошлому; но как не думать, что всего этого — кто знает? — можно было избежать… Ты предпочла молчать, не доверяться никому. В последний момент отказалась ехать в Афганистан, потому что любила меня. Он дал тебе пощечину. Ты его оттолкнула. Он схватил тебя за горло… Все произошло в этой самой комнате. Я снова и снова вижу эту сцену. Ману, ведь ты чувствуешь, что я с тобой?..

Мне бывает трудно взяться за перо после того, как я пережил эти минуты… Они убивают и меня… Единственное, что дает мне силы продолжать свои записи, это убеждение, что, каким бы странным и неуместным ни казалось наше поведение, все мы поступали так, как считали нужным. Даже Жаллю с его эгоизмом и вспыльчивостью. Несчастный, он вовсе не хотел тебя убивать! Когда пришла Клер, он уже собирался звонить в полицию. Он потерял голову. Именно у Клер, желавшей любой ценой спасти брата, возникла эта мысль. Безумная мысль! Но выбирать приходилось между ней и судом присяжных. Прежде всего, надо было выиграть время. Значит, Жаллю уедет завтра. Один. Он объяснит, что жена задержалась в Париже из-за болезни старой тетушки. Потом, немного позже, Клер приедет к брату на плотину и выдаст себя за госпожу Жаллю. Так что в Париже твое отсутствие никого не удивит. Нужна была редкая смелость и находчивость, чтобы придумать такое. Одним махом Клер устранила все затруднения. Как только Жаллю обоснуется на плотине, Клер отправится в Кабул — под своим настоящим именем. И все прошло бы гладко, они инсценировали бы несчастный случай, якобы стоивший жизни мнимой госпоже Жаллю. Таким образом, Ману, все бы считали, что ты погибла там, на плотине, и ни у кого не возникло бы никаких подозрений. Клер вернулась бы во Францию уже в качестве себя самой, а Жаллю, всеми уважаемый вдовец, продолжил бы свое дело. Но, как на грех, на плотине оказался Блеш, который знал тебя, Ману. Жаллю предстояло сделать так, чтобы он убрался оттуда. Что же касается Брюлена, секретаря Жаллю, то его присутствие в конечном счете было только на руку. Он станет бесценным свидетелем.