Рот мой распахнулся, болезненный укол пронзил сердце. Каким образом мы перешли от шуток к его желанию найти другого?

– Что?

Он быстро схватил меня за руку и сжал ее.

– Я просто пошутил!

– Ох.

Думаю, втайне моя реакция ему польстила.

– Но позже, если этоткатамегозовут не появится, я буду слоняться по книжному, делая вид, что мы не знакомы. И если ты… будешь не очень занят, то сможешь опробовать на мне свои лучшие пикапские фразочки. – Выражение его лица смягчилось. – Ты мой «какой–нибудь красавчик», Спэнсер.

Мое сердце воспарило.

– Тогда ладно. Потому что если б существовал журнал под названием «Единственный желанный парень для Спэнсера», ты был бы на обложке.

Его улыбка была такой прекрасной. Одновременно радостной, самодовольной и застенчивой.

Я осмотрелся в поиске ближайшей уборной, чтоб затащить его туда. Серьезно, я хотел его. Не только в постели, но и в своей жизни. Насколько получится. Возможно, навсегда. И осознание – насчет навсегда – потрясло меня. Мы были знакомы всего несколько недель, но для меня он был идеален: инь для моего янь, кусочек моего пазла, джаз и классика для моих рока и блюза. Мы были совместимы на интеллектуальном и физическом уровнях… ну, пока что можно было лишь догадываться, как все будет, когда наконец–то придет время для настоящего секса. Я не сомневался, что мы никогда не остановимся. И слово «навсегда» не просто дрейфовало в моем подсознании как заблудшая мысль. Оно отплясывало там.

Я – парень, нарочно державший людей на расстоянии вытянутой руки, размышлял о постоянных отношениях. Может, во всем были виноваты абсурдные бабочки в животе, из–за которых смехотворные эндорфины перемешали синапсы глупого мозга?

– Ты в порядке? – спросил он. На лице запечатлелось беспокойство.

– Я просто супер в порядке, – отозвался я, игнорируя пытавшихся вырваться из груди бабочек.

– Супер в порядке? Такое бывает?

– Да. – Согласно моему глупому мозгу, еще как бывает. – Да.

Он засмеялся.

– Ладно. Пойду выпью кофе, – сказал он, оставляя меня на втором этаже. Мой мозг все стопорился на одном и том же слове. Навсегда. Из–за чертовых бабочек меня замутило, ноги прилипли к полу, а губы растянулись в нелепой улыбке. Было не совсем ясно, чего хотелось больше: вылезти на крышу и орать о своем счастье или проблеваться.

Только когда какой–то парень глянул на меня, точно на извращенца, я заставил себя шевелиться. Я встал за полками, где открывался вид на входную дверь, а еще на столики в кофейне. Эндрю сделал заказ и присел, смотря на вход, но его лицо было мне отлично видно. Его улыбка ничем от моей не отличалась. Она была неудержимой, из разряда «не могу ее остановить» и «он просто обязан чувствовать то же самое».

Я уже почти решил забить на всю эту глупую тайную операцию и утащить оттуда Эндрю. Намеревался послать джаз–бар к чертям собачьим и отвезти его домой, и уложить в постель. Но сообразил, что должен хотя бы притвориться, что просматриваю книги. Находился я в секции детективов. Жанр оказался не для меня. Одним глазом поглядывая на дверь, а другим на полки и все еще улыбавшегося Эндрю, я достал мобильник и послал ему сообщение: «Знаешь, ты очень сексапилен».

Было заметно, как он вытащил телефон и мгновенно ухмыльнулся. Потом запечатал что–то на экране, и моя мобила почти сразу же звякнул. «Это твоя лучшая пикапская фраза? Ее нужно доработать».

Глядя в экран, я тихо хохотнул и быстро настрочил ответ: «О, я умею лучше…»

А потом мне бросился в глаза входящий в магазин знакомый парень и, вглядевшись, стало ясно: пришел Лэнс.

Сначала он, как бы держась в сторонке, прочесал первый этаж. Потом оказался под вторым этажом, прямо подо мной, и я потерял его из виду. Я послал Эндрю сообщение: «Он здесь», и убрал трубку в карман.

На секунду я забеспокоился, что Эндрю может начать озираться по магазину, но он ничем себя не выдал. Для сексуального ботаника, то есть. Он все еще улыбался в телефон, а глазами едва различимо осматривался. Отпив кофе, он отложил мобильник и взял журнал.

Я спустился на эскалаторе на первый этаж и отправился в том же направлении, что и мерзкий Лэнс. Стоял он практически в самом конце, спрятавшись за полками, и, стараясь быть незаметным, сканировал помещение. Я прошел прямо к нему, и, заметив меня, он не поверил своим глазам.

– Лучшие умы мыслят одинаково, да? – Я протянул руку для пожатия.

Он ее пожал, но явно испытывал дискомфорт.

– Спэнсер? Что ты здесь делаешь?

– То, за что вы мне платите, – тихо ответил я. Разговор не предназначался для чужих ушей. – Проверяю зацепки и надеюсь найти Янни. Могу, кстати, спросить то же самое.

– Ну, ты упомянул, что он здесь работает, – сказал он. У него даже хватило наглости изобразить смущение. Потом он вздохнул и нахмурился, на лбу от беспокойства залегли морщины. – Просто хочу его увидеть.

А он был хорош. На очень краткий миг я задумался: а вдруг я лоханулся? Может, он в самом деле переживал за Янни, а я не неверно его прочитал? Ошибся с оценкой всей ситуации? Пришлось признать: теперь я сомневался. Но продолжая придерживаться лжи по поводу Янни, я произнес:

– Его здесь нет. Я уже поинтересовался.

– Но он здесь работает?

– Я пообщался с девушкой наверху. По ее словам, она трудится здесь недавно, но сегодня никакого Янни не было. Персонал работает до закрытия. Больше она ничего не сообщила. По расписанию его смена может быть завтра или на следующей неделе, или никогда. Без понятия.

Лэнс вздохнул и медленно кивнул.

– Хорошо.

Воспользовавшись возможностью, я глянул в сторону стеклянной стены. К счастью, Эндрю до сих пор находился в кафе.

– На улице уже стемнело. Вы только закончили работать?

– Да, – пробормотал он. – Наверно, мне стоит отправиться домой.

– О, конечно, – отозвался я.

Лэнс шагнул в сторону, потом остановился.

– Так ты об этой зацепке говорил? Вроде у тебя есть еще вариант его отыскать.

– О, да, есть. Вернее был, – быстро исправился я. – Если хотите, завтра я сделаю еще несколько звонков.

Он опустил глаза в пол, потом поднял на меня.

– Не знаю… Кажется, он исчез.

Черт. Либо парень вел себя искренне, либо заслуживал Оскара.

– Послушайте, завтра я посмотрю, что еще можно сделать. И буду на связи. Не принимайте решение сейчас.

Он кивнул, выдавил из себя улыбку и ушел. Я наблюдал за ним, а когда он исчез в ночи, нашел глазами Эндрю.

Он до сих пор сидел на прежнем месте, но теперь смотрел на меня. На лице отражались любопытство и немного беспокойства.

Я послал ему улыбку и припомнил игру, в которую он хотел сыграть. Я поднял палец, как бы говоря «секундочку», и испарился за стеллажами книг. Нужно было подобрать идеальную книгу… На это дело потребовалось больше секунды, но я нашел. Даже две.

Держа одну из книг за спиной, чтоб он не смог разглядеть, я подошел ближе и остановился возле стоявшего перед ним стула.

– Простите, не возражаете, если я присяду?

Он улыбнулся, но подыграл.

– Пожалуйста.

Я уселся, вторая книга так и осталась вне зоны видимости.

– Можно задать вам вопрос?

– Безусловно.

– Вам никогда не было любопытно, почему самые распространенные проявления любви – цветы и конфеты?

Эндрю тихонько фыркнул.

– Никогда не задумывался, нет.

– А я задумывался.

– Да неужели? – поразился он, стараясь сохранять серьезность, и положил журнал на стол. – И к какому выводу пришли?

Я вздохнул.

– Хороший знак внимания. Даже приятный, если человек, которого желаешь впечатлить, любит цветы и конфеты. Но все это очень безлико. Словно особо не заморачиваешься, чем порадовать получателя. Думаю, подобные поступки сохранились со времен наших дедов, когда жить было проще

Он задумчиво кивнул.

– Проще просто–напросто не бывает.

– Верно, – согласился я. – Но если б речь шла обо мне, хотелось бы думать, что я наверняка угадал бы с выбором. Подарок должен иметь какое–то значение. Что–то более личное, чем цветы.