Но был день и была смерть.

Никому не постичь глубин отчаяния матери, потерявшей своих детей. И никогда не примирить с рассудком нелепость случайной беды.

Снова собралась вместе утиная семья. Они вернулись друг к другу, беспомощные и истерзанные, вернулись за теплом и нежностью. Чап и Чипи вернулись в свою семью взрослыми, и не хватало им только крыльев, чтобы могли они взлететь. В этот день кончилось их детство. Слирри, осунувшаяся и постаревшая, упорно смотрела в сторону. Неестественно застывшей вернулась старая гага, и глаза её, обычно добрые и внимательные, казались теперь хрусталиками, через которые с очень далекого расстояния смотрит на мир, стараясь от него отдалиться, хрупкое и недоумевающее существо. Молча собрались они и долго бесцельно плавали, кружась на месте. Казалось, каждый из них, погружённый в свои мысли, силится что-то понять и вот-вот уплывёт облако, скрывающее это что-то. Но проходит время, и облако по-прежнему застилает сознание и по-прежнему ничего не удается понять. Наконец, стряхнув оцепенение, мама-гага тихо сказала:

— Скоро начнётся прилив, и нам пора подумать о еде.

Слова старой утки вернули их в прежний мир, в котором ещё час назад жили Тяп и Ябеда, озорные, смешливые и вечно подтрунивающие друг над другом. Оставшиеся возвращались в прежний мир, но что-то уже надломилось, непоправимо сломалось в нём, и он стал совсем иным — в нём появилась боль и угроза.

— Мама, а человек может вернуться?

— Да, Чипи, может. Человек обычно возвращается на место, где он убил.

— А он скоро вернётся?

— Не знаю, Чипи. Этого никто не знает. И, наверное, даже он сам.

— Тогда мы должны уйти отсюда, мама, — сказал Чап. — И скорее.

— Да, Чап. Мы уйдём отсюда. Мы обязательно уйдём. Но я не знаю места, где мы не могли бы встретить человека.

— Тогда зачем же нам уходить? — спросила Чипи.

— Семь лет Горбатые луды были для меня счастливыми островами, — тихо сказала старая гага, — а теперь я боюсь оставаться здесь.

— Уйдём, сестра, — вдруг горячо заговорила Слирри, — покинем скорее эти страшные острова, и, если в мире есть справедливость, мы сумеем забыть их.

— А если её нет, Слирри? — задумчиво спросила старая гага и, помолчав, добавила: — Но мы уйдём отсюда. Сегодня же!

В тот же день гаги покинули Горбатые луды. Плыли они вдоль материка на север, держась подальше от берега. Плыли от луды к луде, кормились на каменных мелях и ночевали в море. Целую неделю путешествовали они таким образом, пока наконец не обогнули гигантский каменный мыс Кузакоцкого полуострова и не оказались в водах заповедника. Здесь встретили они многочисленные стайки гаг, которые жили в заливе в ожидании осеннего перелёта. Наконец у Слирри и мамы-гаги снова отросли перья на крыльях, а Чап и Чипи уже могли летать на небольшие расстояния. Здесь решено было задержаться до того времени, когда Чап и Чипи окончательно поднимутся на крыло.

Маленькая семья редко присоединялась к стайкам других гаг. Чаще всего четверо отдельно кормились на длинном окончании Кузакоцкого мыса. Когда временами задувал ветер и море начинало клокотать на косе, они спешили укрыться в заливе или прятались под гигантскую каменную стену, поднявшуюся из воды. Отвесная двадцатиметровая скала неприступной твердыней защищала их со стороны берега, а залив, зажатый полумесяцем полуострова с одной стороны и архипелагом Кемлудских островов — с другой, был весь перед глазами. Полюбилось ли гагам это место или чувствовали они себя здесь в безопасности, только часто можно было встретить их у скалы. Иногда к ним присоединялись и другие гаги, но маленькая семья держалась замкнуто и отчуждённо, и возникающие знакомства были мимолетны и не имели продолжения. Только однажды к ним пристал молодой гагачонок, отбившийся от семьи. Но это особый случай, и о нём стоит рассказать подробнее.

Озираясь по сторонам и жалобно попискивая, плыл вдоль берега гагачонок. Мама-гага немедленно выплыла к нему навстречу и привела к своим. Гагачонок был страшно растерян и без конца повторял: «Я потерялся». Он прибавлял эти слова к месту и не к месту — отвечая на вопросы и задавая их, — поэтому выходило иногда очень смешно. Звали его Тринк, но, познакомившись с ним, все стали называть его «Я потерялся». И недаром. Когда впервые мама спросила, как его имя, он ответил:

— Тринк. Но я потерялся.

— Плохо, конечно, Тринк, что ты потерялся. Но делать нечего, — ты останешься у нас, пока мы не найдём твою семью.

— Хорошо, — согласился Тринк. — Но я хочу есть, ведь я потерялся.

— Покажи-ка ему, Чап, где много еды, — сказала Слирри.

И не успел Чап открыть рот, как Тринк пискнул:

— Хорошо, пусть покажет. Но надеюсь, что это недалеко. А то я потеряюсь ещё дальше.

— Вон ты какой! — Мама с интересом посмотрела на Тринка.

Но Тринк, не дав ей докончить, перебил:

— Да, я такой, потому что, наверное, я потерялся.

Тут Чап, Чипи и Слирри рассмеялись, кажется, впервые после того страшного дня, а мама с откровенной симпатией взглянула на Тринка:

— Экий ты, право, торопыга! Ну, иди ешь, а там увидим, что нам с тобой делать.

— Только не потеряйся ещё раз по дороге, — посоветовала Чипи.

— Хорошо, — послушно ответил Тринк, — я постараюсь. Но один раз я всё-таки здорово потерялся.

И когда Чап с Тринком удалились, мама вздохнула:

— Жаль, что он такой маленький и мы не можем оставить его у себя.

— Почему, мама? — спросила Чипи.

— Потому, Чипи, что скоро вы будете хорошо летать и мы улетим. Взять его с собой мы не можем, а оставаться здесь нам тоже не имеет смысла. Придётся завтра начать поиски его семьи.

— А что же будет с «Я потерялся», если он не успеет научиться летать?

— Успеет. Правда, это будет не скоро. Отлёт гаг только начался и будет продолжаться до полного замерзания залива. За это время Тринк подрастёт и научится летать.

Целых два дня разыскивали семью Тринка мама и Слирри, поочередно летая по заливу. И только на третий день за каменным мысом Слирри нашла молодую маму с двумя гагачатами возраста Тринка. На вопрос, не пропал ли у неё гагачонок, по имени Тринк, молодая гага бросилась к Слирри и крикнула фразу, которую можно услышать в подобных случаях от любой матери мира:

— Умоляю, скажите только — он жив?!

— Конечно, — спокойно ответила Слирри, — и прекрасно себя чувствует. И требует, чтобы все искали вас днём и ночью, потому что он потерялся.

Молодая мать, счастливая, что нашёлся её Тринк, призналась Слирри, что считала его уже погибшим и горько оплакивала. Ещё через минуту Слирри узнала нехитрую историю этой семьи. Молодая мать в этом году свою первую в жизни кладку сделала на материке и жестоко поплатилась. Лиса нашла гнездо и, разбив, выпила все пять яиц кладки. Тогда, вспомнив советы старых гаг, она сделала повторную кладку, уже на острове, и отложила всего три яйца. Счастье долго сопутствовало ей: все три гагачонка оказались здоровыми и их удалось сохранить. Всё было так хорошо, и вдруг потерялся Тринк…

— Мы приведем его завтра, — пообещала Слирри, — так как вам трудно будет обойти с детьми каменный мыс.

— Что вы, что вы! Мы все немедленно отправимся за Тринком! Правда, дети? — обратилась она к гагачатам, которые во все глаза рассматривали Слирри.

— Конечно, — ответил один. — Я же говорил, что Тринк обязательно найдется.

— Ещё бы! Не такой наш Тринк, чтобы не найтись, — поддакнул второй и внушительно напомнил: — Это я тоже говорил ещё раньше.

Слирри поняла, что отговорить счастливую мать от путешествия не удастся, и поэтому предложила двинуться в путь.

Спустя минуту маленький караван пустился в дорогу: впереди плыла Слирри, за ней Бинк и Тонк — так звали братьев Тринка, — шествие замыкала молодая мать.