Правда, Джеф не так уж сильно истекал кровью, поскольку ему всего лишь ссадило кожу гербом аффенхемовской Альма Матер, но довольно было и этого. Энн поняла, что любит его и будет любить всегда (если, конечно, он выживет), и что Джеф вовсе не отброс общества, как она ошибочно полагала, но, напротив, цвет человечества.

— Ой, Джеф, — шептала она.

— Его зовут Уолтер, — поправил лорд Аффенхем. — Хотя нет, черт возьми, ты права. Того гляди, забуду собственное имя.

Он повернулся и укоризненно взглянул на Долли, которая поднимала пистолет, выпавший в схватке из рук ее мужа.

— Эй! — сказал лорд Аффенхем.

Долли не могла уделить ему должного внимания. Она хлопотала вокруг Мыльного, который, прислонясь к двери, медленно приходил в себя.

— Как ты, пупсик?

— Сейчас отдышусь.

— Вот и славно. Стекляшки добыл?

— Они в банке.

— Как, в банке?

— В банке, киска, которую ты держись в руках. Старый пень сказал.

— Если «старый пень» относится ко мне, — оскорбился лорд Аффенхем, — то я отвечу на это, грязный ты фесвитянин…

Долли подняла руку.

— Минуточку, папаша. — Она снова повернулась к Мыльному. — Двигай в машину, пупсик, и заводи мотор. Надо слинять, пока Шимп не очухался. Я за тобой. Машина на дороге, отсюда сразу направо. Банку возьми с собой.

— Ладно, солнышко, — покорно отвечал мистер Моллой, исчезая в двери.

— Теперь, папаша, — быстро сказала миссис Моллой, — я слушаю. Чего вам?

Лорд Аффенхем вытаращил глаза.

— Чего мне? Чего мне? Понимаете ли вы, что весь мой капитал, до последнего пенса — в банке, которую унес этот обормот, ваш муж?

Долли задумчиво покусала пистолет. Она, похоже, искренне огорчилась.

— Сурово выходит, — согласилась она. — Не хочется оставлять вас ни с чем, папаша. Ладно. Кинем вам двадцать пять.

— Чего-чего?

— Отстегнем двадцать пять процентов. Учтите, это только для вас, ни для кого другого я бы этого не сделала, но вы — славный дед и своим портвейном спасли меня от смерти. Ну как? Идет?

Энн подняла голову. Лицо ее было искажено.

— Мне кажется, он умер, — шепнула она.

— Не думаю, — сказала Долли,

На лице лорда Аффенхема проступило некоторое упрямство.

— Не перебивай, дорогая. Мы говорим о деле. Двадцать пять процентов?..

— И учтите, это еще не железно. Все зависит от того, сумеем ли мы отвязаться от Шимпа.

— Двадцать пять процентов? Сознаете ли вы, что все состояние моей племянницы тоже в этой банке?

— Вот как?

— До последнего паршивого пенса. Их доверили мне под мою ответственность. Я должен буду восполнить ее потерю. Понимаете, что это значит? Это значит, что мне придется жениться на миссис Корк.

Встревоженное лицо Долли просветлело. Она с облегчением улыбнулась.

— Что же вы сразу не сказали? Я и не знала, что у вас с Коркой все на мази. Ладно, раз вы решили жениться на миссис Корк, то дело улажено. Не прогадаете. У нее этих денег, как грязи. Послушайте, папаша. Она в погребе. Вот ключ. Идите туда и не выпускайте ее, пока она не скажет «Да» в замочную скважину. Прощайте, мне пора. — И Долли исчезла.

Лорд Аффенхем некоторое время стоял без движения, неотрывно глядя на ключ в своей ладони. Смутно, словно сквозь сон, до него доносился голос племянницы, говоривший, что кто-то не умер, но лорд Аффенхем не вникал. Он собирал свою исполинскую силу воли для предстоящей страшной задачи.

Внезапно он повернулся и шагнул в дверь, медленно, но решительно, расправив плечи и выставив подбородок, словно французский аристократ по дороге на гильотину.

В этот самый миг снаружи донесся рев отъезжающего автомобиля.

Долли не потребовалось много времени, чтобы добежать До машины. Подобно Миртл Шусмит и Энн Бенедик, она умела дзигаться быстро.

Покуда она стремительно шла через сад на тусклый свет фар, в душе ее разливалась тихая благодать. Она искренне жалела, что придется забрать у славного старикана, лорда Кейкбреда, все его земное достояние; весть, что он женится на миссис Корк и становится обладателем корковских миллионов, рассеяла последнюю тень, и теперь Долли была вполне счастлива.

Первое подозрение, что не все к лучшему в этом лучшем из миров, закралось у нее, когда, подойдя к тихо урчащей машине, она увидела рядом не только своего мужа, но и ехидну Твиста.

— Привет, — сказала она, немного опешив.

Шимп Твист был в отличном расположении духа. Выстрел прозвучал для него приятной неожиданностью; он до самого конца не верил, что Долли сдержит слово. В результате ее приветствовал потеплевший и почти дружелюбный Твист.

— Молодцом, Долли. Чистая работа.

Долли по-прежнему силилась приучить себя к мысли, что он здесь.

— Что ты сделал с занудами?

— Запер. А где Корка?

Долли облегченно вздохнула. Она нашла выход. Выход всегда есть.

— В подвале, — сказала она и тут же театрально вздрогнула. Она круглыми от ужаса глазами смотрела Шимпу через плечо. — Черт! Вовсе не в подвале! Вон она!

— Где? — воскликнул Шимп, оборачиваясь. Разумеется, маленький пистолет не сравнится с табачной банкой, украшенной гербом Королевского Кембриджского колледжа. Если Джеф осел, как мокрый носок, то Шимп лишь пошатнулся.

Однако, пошатнувшись, трудно сразу восстановить равновесие. Долли хватило секунды, чтобы затолкать мужа в машину, усесться самой и тронуться с места. Автомобиль рванулся вперед, набирая скорость с каждым оборотом колес.

Мистер Моллой был преисполнен восхищения.

— Сегодня ты весь вечер попадаешь в точку, — с любовью заметил он.

— Это только начни… — отвечала Долли.

Она замолчала, внимательно глядя на дорогу, как и положено за рулем.

В кабинете Джеф встал и оперся на край стола. Приятно было ощущать под рукой что-то прочное. Это убеждало, что он не спит, а Джеф сейчас очень нуждался в таких ручательствах. Нельзя получить тяжелой банкой по голове и не ощущать некоторого тумана, а Джефу казалось, что некоторые из его недавних ощущений вполне могут быть следствием умственного расстройства.

Энн сидела на ручке кресла и нежно смотрела на Джефа, словно мать — на ребенка, выздоровевшего после трудной детской болезни. Она тоже осознавала, что случилось нечто необычайное, но одно знала твердо: вот человек, которого она любит. Это тоже было странно, но не вызывало ни малейших сомнений.

— Как вы? — спросила она.

Джеф провел рукой по лбу. Издалека доносились слабые крики пленных зануд.

— Ошарашен.

— Не удивляюсь.

— Это была самая большая неожиданность в моей жизни.

— Когда миссис Моллой ударила вас банкой по голове?

— Когда я вдруг понял, что вы меня целуете. Вы правда меня целовали? Или это был дивный сон?

— Нет. Я вас целовала. Я думала, вы умерли.

Джеф помолчал. Они приближались к сути дела. С этого мига ему надо было очень внимательно следить за ее ответами.

— Да? Думали, я умер? Что изменилось теперь, когда вы видите, что я жив?

— Ничего.

— Вы не жалеете, что я уцелел?

— Ничуть.

Лоб Джефа все еще не вполне разгладился.

— Не понимаю.

— Что вас смущает?

— Ну, — сказал Джеф и снова умолк. Наконец он понял, в чем затруднение, — До последнего времени вы вели себя так, будто я вам не совсем нравлюсь.

— Так и было.

— А теперь…

— Меня словно подменили, да?

— Неужели я вам нравлюсь?

— Очень.

— Вы одумались?

— Одумалась.

И снова Джеф замолчал. От ее ответа на следующий вопрос зависело все.

— Вы, часом, меня не… любите?

— Люблю.

— О, Господи!

— Сама удивляюсь. Это нахлынуло на меня, когда миссис Моллой ударила вас банкой.

Глаза у Джефа зажглись. В голове по-прежнему стоял звон, но и душа звенела от радости.

— Да здравствует миссис Моллой! — вскричал он. — Я не всегда одобрял ее привычку бить людей тяжелыми предметами по голове, но сейчас я кричу: «Да здравствует милая маленькая особа!»