Затем свист перешел в мелодичную гамму звуков, она притягивала к себе внимание, парализовывала волю. Наверное, так пели сирены в легендарном море. Ротанов сделал шаг вперед, еще один. Теперь всего несколько сантиметров отделяло его от обрыва. Он стоял и смотрел — вниз, не двигаясь и ничего уже не опасаясь, потому что все время помнил о руке, прикрывшей его от взрыва.

А затем услышал голос, печальный и в то же время ласковый.

— Разве ты не устал от борьбы, от каменистых дорог?

— Нет.

— Как странно, ведь многие так ценят покой… Но не только покой я могу подарить тебе. Мои возможности не ограничены в вашем мире. Хочешь власти? Этот напиток любит твое племя, я знаю. Хочешь власти такой, какой не знал ни один человек? Твои соплеменники обожествят твое имя, ты будешь единолично управлять и распоряжаться судьбами миллиардов.

— Слишком тяжела расплата. Многие из тех, кто стремились к власти, ушли с горьким и слишком поздним сожалением о содеянном.

— О какой расплате ты говоришь?

— О бесцельно растраченных годах, об искусственной жизни вокруг, о фальшивых улыбках, притворном покорстве и рабской лести. О последнем часе, когда совесть спросит: что же ты сотворил с теми прекрасными мгновениями, подаренными тебе под жарким солнцем? Где вершины, которые ты покорил, где женщина, которую любил? Разве власть не убивает все это? Разве не требует она на свой алтарь беспрерывных и страшных жертв?

— Может, ты хочешь богатства безмерного?

— Богатство в прошлом было лишь средством к той же власти. Жадность ослепляла, заставляла безумца метаться по замкнутому кругу, навсегда делала человека рабом своей страсти. А теперь даже власти нельзя купить за все сокровища мира. То немногое, что нужно человеку для удовлетворения его собственных нужд, дарится ему природой и обществом бесплатно, как солнечный свет, как воздух. Зачем мне оно, твое богатство?

— Тогда, быть может, ты хочешь молодости, вечной жизни?

— От вечной жизни человек устанет, что же касается долгой и здоровой жизни, каждый человек хотел бы этого. Но ты потребуешь за свой дар слишком высокую цену.

— Ты упрям, человек, упрям и неразумен.

Голос перешел в протяжный свист. Странные картины рождались на поверхности радужной пленки. Он видел там самого себя в детстве и молодости, видел чужие миры, которые покорил, видел образы родных и близких ему людей. Словно зеркало собственной жизни лежало перед ним, словно озеро жадно ловило каждый отблеск мысли, стараясь понять, разобраться в глубинной сущности его поступков. Что-то грустное появилось в мелодии, прорывавшейся сквозь свист. Ротанов медленно, с трудом передвинул ноги, сделал шаг назад, еще один, еще. Спина уперлась в камень. Он нашарил рукой отверстие входа, задыхаясь, нырнул в него и нажал на кнопки. Люк захлопнулся.

— Я могу растворить эти стены в одну минуту. Ты слышишь меня, человек?

— Я слышу. Чего же ты медлишь? Я обещаю: если ты упустишь меня сейчас, я уничтожу тебя.

— Я знаю. Тебе не придется этого делать. Мир, в котором разум осознал свое назначение, священен. Я ухожу теперь, прощай.

Обессиленный, он прислонился к стене, капли пота сбегали по его лицу. За метровыми стенами из брони и камня он не мог видеть, как стремительно начало мелеть озеро, сжимаясь и откатываясь назад. Как затем медленно оторвался от планеты черный рукав, соединивший ее с коллапсирующей звездой. Словно огромный осьминог втягивал в себя свое гигантское щупальце.

Имя западногерманского писателя Герберта В. Франке хорошо известно любителям научной фантастики во всем мире. Ученый широкого диапазона знаний, — в свое время изучал физику, математику, химию, психологию, философию, — в своих фантастических произведениях он стремится не только показать, как станут развиваться в будущем технологические идеи, но и какое влияние они могут оказать на человека. Книги В.Франке, внешне переполненные техницизмами, тем не менее несут в себе большой социальный заряд, они тревожны. Это книги-предупреждения, предостережения. С тревогой вглядывается писатель в окружающий мир и видит в нем уже сейчас тенденции, способные внушить серьезные опасения за будущее. Технология без человека, технология над человеком, человек как робот — не об этом ли уже сегодня мечтают оголтелые западные политики? И не этому ли посвящены страшные опыты по «модификации человеческого поведения», которые, отнюдь не испытывая при этом нравственных сомнений, ставят иные заокеанские психологи?..

Герберт В. Франке верит в человека борющегося и мыслящего, верит в достойное его будущее, которое так страстно отстаивают сегодня миллионы честных людей планеты.

Ал очнулся первым. С чувством удовлетворения отметил, что никаких неприятных ощущений не испытывает. Ни изнуряющей жары, ни электрических разрядов. Ничего угрожающего. Окончательно успокоившись, он огляделся вокруг. Двигаться приходилось осторожно, он ощущал ломоту в суставах, как после длительного перелета. Когда поворачивался, покалывало в мускулах. Что-то продолжало еще давить на мозг. Но с каждым новым глотком воздуха силы прибавлялись.

Небольшой барак, который успели соорудить роботы, стоял неподалеку в долине. Рядом с ним автоматы поставили мачту для передач и ретрансляции, ангар для вертолетов. За бараком открывалась равнина с сотнями плоских холмов и небольших озер. И все это освещалось оранжево-красным светом чужого солнца.

Дверь барака откатилась в сторону, выехала машина, на сиденье которой полулежала Катя. С помощью присосок робот полошил девушку на мат — тот самый, на котором несколько минут назад пришел в себя Ал. Лицо Кати чуть заметно подергивало. Вскоре она очнулась и попыталась приподняться на мате. Ал стал рядом на колени а помог ей. Катя часто заморгала, щурясь на солнце.

— Мерзкий свет, — прошептала она.

— Как себя чувствуешь?

— По-моему… все в порядке.

— К свету ты привыкнешь и не будешь даже замечать, что он оранжевый. Он станет белым. Все цвета станут привычными для нас.

— Но небо, — возразила Катя. — Это небо…

— И небо будет голубым — ты только наберись терпения. Все произойдет само собой. Представь себе, что нулевая точка на шкале немного смещена…

«Странно, — подумал Ал. — Этот грязновато-серый цвет неба меня нисколько не смутил. Может быть, у женщин иная острота восприятия?»

Он смотрел на Катю. Ветер шевелил ее светлые волосы.

— Отдохни пока, — предложил Ал. — А я пойду взгляну…

Он открыл дверь в машинное отделение барака и крикнул одному из автоматов:

— Когда Дон будет в норме?

— Через четыре минуты, — последовал четкий ответ.

— Перенеси его на воздух!

Автомат повиновался. Ал открыл ему дверь и вышел следом.

— Уже скоро, — сказал он Кате.

Она тем временем окончательно пришла в себя. И пока Дон лежал на мате, «оживая», Катя засыпала Ала вопросами. Сейчас все казалось ей интересным.

— Эй! — позвал их Дон слабым голосом. — Вы уже в порядке? А во мне все переворачивается. Как здесь?

— Красиво, — ответила Катя.

— Вы других тут не заметили?

Катя погладила его лоб.

— Мы ожили всего несколько минут назад.

Сплетя руки над головой, Дон закрыл глаза.

— Нет, вы мне скажите: как здесь?

— Зеленые холмы, озера. Хороший воздух, приятная температура. Ничего особенного.

— Не забывай о старом городе!

— А где он? — полюбопытствовала Катя.

Дон поднялся, посмотрел вниз, на холмистую равнину, где заблестела какая-то полоска, вспыхивали и пропадали искры. Дон поднял руку и указал в ту сторону: