Пролет, улет, залет
«К гладко выбритому женскому месту ручку прижав, скорее чтобы оттенить его искусно, нежели скрыть, она взошла на ложе и, опустившись надо мной на корточки, досыта накормила плодами Венеры раскачивающейся».
– И чего они только не засовывают себе между ног!… – пожаловался Дручкин, нервно докуривая сигарету.
– А в какую невообразимую дрянь эти мужики пихают свои органы! – поддержал коллегу Зеленкин, щелчком посылая свой окурок в куст.
– Вот я книгу читал, – поделился воспоминаниями Дручкин. – Художественную. Антона Павловича Чехова. Названия не помню, но было там такое выражение, поразило оно меня: «Идиотизм сельской жизни».
– Тяжелый физический труд на свежем воздухе отвлекает, конечно, от умственной жизни, – возразил Зеленкин. – Я как схожу на футбол, потом три дня себя идиотом чувствую.
– Но тебе же не приходит в голову после футбольного матча, даже если твоя любимая команда проиграла, вводить свой половой член в стеклянную емкость с концентрированным раствором марганцовокислого калия!
– Ты имеешь в виду – от огорчения? Но мы же с тобой врачи, и знаем, что это недопустимо – ожог неминуем. Кроме того, как может
утешить от огорчения член в банке с марганцовкой? Нет, меня после футбольного проигрыша может утешить только полноценное половое сношение. Причем женщина должна при этом болеть за другую команду.
– Какая тебе разница, за какую команду болеет женщина, которую ты имеешь? Лишь бы не болела гонореей! – удивился Дручкин, застегивая крахмальный белый халат и взглянув на часы.
– Я не даю ей дойти до оргазма и, таким образом, беру реванш, – пояснил его бессердечный товарищ.
Дручкин задумался и отступил на два шага.
– А ведь ты садист… – со страхом сказал он.
– Я садист?! А у кого Томка за шкафом вопила час на всю общагу: «Ой больно, ой больно!»?! Живую женщину, без наркоза, какое зверство! Ты гинеколог или стоматолог? Еще бы бормашину ей туда засунул… скотина!
– Ты просто завистливый идиот! – рассердился Дручкин. – Она была девственница, ее четыре человека дефлорировать не могли, такая прочная девственная плева попалась. Пошла к гинекологу, а тот говорит: «Я вам могу ее иссечь, могу под местным наркозом, могу под общим». А она говорит: «А как же незабываемое счастье первого обладания мужчиной?» А он говорит: «Тогда найдите, у кого из ваших друзей высокая потенция и низкая чувствительность. И терпите, пока он не сделает вас женщиной». Вот она сама меня и попросила. Причем обещала не орать. Я ей на всякий случай заткнул рот полотенцем, так она, сука, его выплюнула.
– Сама? Сама? Тогда почему она на тебя потом жалобу подала, и тебя чуть из института не выперли?
– Потому что дубина! Она, видите ли, хотела после такого, я не знаю… взлома сейфа!… хотела сразу оргазма. В учебнике, видите ли, прочитала! А сама раньше даже онанизмом не занималась! Где я ей возьму оргазм?! Я не подписывался оргазм предоставлять, я согласился только ее дефлорировать! А она от зависти извелась, что я кончил, а она нет.
Зеленкин потянул Дручкина за рукав белого халата и заставил сесть рядом с собой на лавочку у заднего крыльца сельской амбулатории. Угостил сигаретой и похлопал по плечу утешающе.
Петух заорал в деревне. Пьяный пастух мирно спал на взгорке за кривым забором. Пахло раскаленной травой, хотя ветерок доносил с фермы менее приятные запахи.
– Почему ж ты всего этого на общем собрании не рассказал? – дружески укорил Зеленкин. – Мы ведь думали, что ты изнасиловал однокурсницу, своего товарища. Только декан и уговорил взять тебя на поруки, чтоб ЧП на факультете не было и честь института не позорить. Ты же сесть мог, балда! Лет на восемь. А знаешь, что делают на зоне с теми, кто сидит за изнасилование?
– Что?
– А вот то! Всем бараком проводят анальное сношение по гомосексуальному типу. Причем без всякого соблюдения гигиены. Здоровье подорвано на всю жизнь.
Дручкин проиграл в воображении возможный вариант своей судьбы и побелел.
– Томка обещала каждый день делать мне минет, если я ее при всех не опозорю, – выговорил он непослушными губами.
– Тогда другое дело, – согласился Зеленкин. – Ну и как, хорошо делает?
– Раз на раз не приходится, – пожал плечами Дручкин. – То она не в настроении, то зубы болят, то ее после сладкого тошнит. От силы раз в неделю сосала. Но, я тебе скажу, без души, формально. Нет в ней настоящей увлеченности, такого, знаешь, рабочего огонька.
– Прости, друг, – раскаянно сказал Зеленкин, – я про тебя плохое подумал.
Из дверей высунулась санитарка:
– Вы извините, там очередь спрашивает – прием-то еще будет, доктора-то городские не ушли еще?
– У нас консилиум! – строго сказал Дручкин. – Скоро закончится. Пусть подождут!
– Дак я ничего, – стала оправдываться санитарка. – Это просто очередь интересуется. А и конешно, пусть подождут, не баре. У вас дело ученое. – И осторожно притворила двери.
Зеленкин вынул из кармана брюк под халатом плоский двухсотграммовый пузырек из-под микстуры и взболтнул, оценивая на глаз содержимое.
– А запить? – спросил Дручкин.
– Уже разведен.
Дручкин, в свою очередь, достал палочку гематогена и разломил пополам:
– На закуску.
– Ну – за диплом! Х-х-х-кхе!
– За хорошее распределение! Х-х-х-ффух! Спирт взбодрил двух юных эскулапов.
– А все-таки тянутся люди к просвещению, – умиротворенно проговорил Зеленкин, помаргивая повлажневшими глазами. – Вон сколько народу в клубе на лекции было.
– К половой жизни они тянутся, а не к просвещению. Тема-то какая – «Народные противозачаточные средства»! Вот народ, вот зачатия, а средств – хрен тебе. Презерватива днем с огнем не сыщешь. А ведь брошенных тракторных колес кругом валяется – без счета, зря резина пропадает. Есть у нас еще отдельные недостатки в легкой промышленности. Народ и хочет знать, как трахаться и не беременеть. Тракторное колесо, сами понимаете, на половой член не наденешь. То есть надеть-то можно, конечно, но с таким номером только в цирке выступать, а не член во влагалище ввести. Да хоть бы и не во влагалище. Хоть бы куда бы то ни было. Куда ты его введешь, если на нем тракторное колесо? Тут уж я не знаю, каким передовым механизатором надо быть, чтобы получить оргазм от надевания тракторного колеса на половой член! – разволновался Дручкин. По его лицу было видно, что он сильно переживает за людей, вынужденных вместо презервативов использовать тракторные колеса.
– Ты слишком критичен. А люди тянутся к науке. И вопросы какие интересные задавали! А помнишь ту здоровенную тетку, которая свой
собственный рецепт противозачаточного средства рассказывала? Вот ведь народная смекалка! «Я, – говорит, – знаю еще одно средство: табуретка. Как, спрашиваете, при помощи табуретки не забеременеть против желания? А очень просто! Я сама, как видите, женщина высокая, выдающаяся, а муж у меня невысокий, низенький такой мужичонка. Но юркий! Маленькое дерево, сами знаете, в сук растет. Давай ему и давай! И утром давай, и в обед давай, и перед сном давай. Дак я беру и ставлю его на табуреточку. И он мне тогда в аккурат достает. Вот, значиц-ца, влезет он на табуреточку и меня анто, того, сношает. А я сама на него смотрю. Как он закряхтит – я уже готовлюсь. А как у него глазеночки-то начнут закатываться – я табуреточку логой-то – этьс! И все. И это он в меня не это. И так и отлично живем». Овацию аудитории баба сорвала! Я вечером, как пришли, сразу все записал. Это же готовая кандидатская диссертация!
– Кому диссертация, а кому головная боль, – сердито плюнул Дручкин. – У меня вот вчера только утром было. На лекции было им сказано: простой лимон может быть отличным противозачаточным средством. Но в каком смысле? Давите лимонный сок. Соком пропитываете ватку…
– Да откуда ж у них тут ватка, дурья твоя башка! – прервал друга Зеленкин. – Ты что – в Средней Азии? Тут хлопок-то не растет. Ты свою ватку в аптеке в городе часто видишь?