- Нам тоже следовало бы относиться к американской политике серьезнее, профессор. Но ведь нельзя же принимать ее всерьез, не так ли?

- Вероятно, вы правы, мисс Черрел. Все политики руководствуются одним и тем же правилом: придя к власти, не повторяй того, что ты говорил, будучи в оппозиции; в противном случае тебе придется взяться за то, с чем не справились твои предшественники. По-моему, единственная разница между партиями та, что у одних в государственном автобусе места сидячие, а у других - стоячие.

- А в России все, что осталось от других партий, забилось под сиденья.

- Ну, а в Италии? - спросила Диана.

- И в Испании? - добавил Адриан.

Халлорсен заразительно рассмеялся.

- Диктатура не имеет отношения к политике. Это просто шутка.

- Нет, это не шутка, профессор,

- Скверная шутка, профессор.

- В каком смысле шутка, профессор?

- Обман. Диктатор полагает, что человек - это глина в его руках. Стоит раскрыть обман, как его песенка спета.

- Позвольте, - сказала Диана, - но если большинство народа поддерживает диктатуру, - разве тогда это не демократия или не правление с согласия управляемых?

- Я бы сказал - нет, миссис Ферз, если оно, конечно, не подтверждается ежегодными выборами.

- Кое-кто из диктаторов умеет добиваться своего, - сказал Адриан.

- Дорогой ценой. Возьмите Диаса в Мексике. За двадцать лет он превратил ее в цветущий край, но посмотрите, что с ней стало с тех пор, как его нет. Вы никогда не добьетесь того, к чему народ еще не подготовлен.

- Беда нашего и вашего государственного устройства в том, профессор, сказал Адриан, - что целый ряд реформ, назревших в сознании народа, не осуществляется по одной простой причине: избранные на короткий срок правители на это не решаются, боясь потерять свою мнимую власть.

- Тетя Мэй, - тихонько вставила Динни, - на днях мне сказала: почему бы не избавиться от безработицы, приняв программу перестройки трущоб, и не убить двух зайцев сразу?

- Да ну? Прекрасная мысль! - сказал Халлорсен, обратив к ней свое румяное лицо.

- Денежные магнаты, - сказала Диана, - хозяева трущоб и строительной промышленности, этого не допустят.

- Нужны ведь и деньги, - добавил Адриан.

- Ну, это просто. Ваш парламент может взять на себя необходимые полномочия для такого важного дела; и почему бы ему не выпустить заем? Деньги-то ведь вернутся; это же не военный заем, от которого ничего не остается, кроме порохового дыма. Сколько у вас идет на пособия по безработице?

Никто из присутствующих не мог на это ответить.

- Наверно, то, что вы сбережете на пособиях, с избытком окупит любой заем.

- Беда в том, что нам не хватает простодушной веры в свои силы, - с невинным видом произнесла Динни. - Тут нам далеко до вас, американцев, профессор Халлорсен.

На лице американца промелькнула мысль: "Ну и ехидна же вы, мадам".

- Что ж, мы, конечно, проявили большое простодушие, когда пришли сражаться во Францию. Но мы его потеряли. В следующий раз предпочтем посидеть у своего камелька.

- Неужели в тот раз вы были уж так простодушны?

- Боюсь, что да, мисс Черрел. Из ста американцев не найдется и пяти, кто бы считал, что немцы представляют для нас, по ту сторону океана, хоть малейшую опасность.

- Так мне и надо, профессор.

- Что вы! Я совсем не хотел... Но вы подходите к Америке с европейской меркой.

- Вспомните Бельгию, профессор, - сказала Диана, - вначале даже мы были простодушны.

- Простите, мадам, но неужели судьба Бельгии действительно вас так тронула?

Адриан чертил вилкой круги на скатерти; теперь он поднял голову.

- Меня судьба Бельгии тронула. Впрочем, я не думаю, чтобы это имело политическое или иное значение для генералов, адмиралов, крупных дельцов для большей части власть имущих. Все они знали заранее, что в случае войны мы неизбежно окажемся союзниками Франции. Но на простых людей, вроде меня, и на добрые две трети населения, не ведавшего, что творится за кулисами, словом, на рабочий класс в целом, - события эти произвели огромное впечатление. Мы словно увидели, что, как бишь его, "Человек-гора" напал на самого маленького боксера легкого веса, а тот принимает удары и дает сдачи, как настоящий мужчина.

- Вы это здорово объяснили, - сказал Халлорсен.

Динни вспыхнула. Неужели этот человек способен на великодушие? Потом, словно испугавшись, что такая мысль - предательство по отношению к Хьюберту, она колко заметила:

- Я читала, что трагедия Бельгии проняла даже Рузвельта {Речь идет о Теодоре Рузвельте (1858-1919), президенте США в 1901-1909 годах.}.

- Она многих у нас проняла, мисс Черрел; но Европа от нас далеко, а на воображение действует только то, что случается рядом.

- Ну да; к тому же, как вы сами сказали, в конечном счете вы все же не остались в стороне.

Халлорсен пристально поглядел в ее наивное лицо, поклонился и промолчал.

Но, прощаясь с ней в конце этого не совсем обычного вечера, он заметил:

- Боюсь, что вы на меня сердитесь, мисс Черрел.

Динни улыбнулась и ничего не ответила.

- Все-таки позвольте надеяться, что я вас еще увижу.

- Вот как! А зачем?

- Может, мне удастся изменить ваше мнение обо мне.

- Я очень люблю брата, профессор Халлорсен.

-- А я все же думаю, что ваш брат насолил мне больше, чем я ему.

- Надеюсь, будущее подтвердит, что вы правы.

- Это звучит грозно. Динни только кивнула.

Она поднялась в свою комнату, кусая губы от злости. Ей не удалось ни покорить, ни уязвить противника; и вместо откровенной вражды он вызывал у нее какие-то противоречивые чувства.

Его рост давал ему какое-то обидное преимущество. "Он похож на этих субъектов в штанах с бахромой, из кинофильмов, - думала она, - на ковбоя, который похищает девчонку, а она не очень-то сопротивляется, - он смотрит на тебя так, словно ты уже лежишь у него поперек седла. Первобытная грубая сила во фраке и белой манишке! Сильная, хотя отнюдь и не молчаливая личность!"

Окна ее комнаты выходили на улицу, и ей были видны платаны на набережной, Темза и широкий простор звездной ночи.

- Не поручусь, что ты уедешь из Англии так скоро, как думаешь, сказала она вслух.

- Можно войти?