В первых числах марта тигр убил взрослого буйвола. Я был в предгорьях, когда предсмертное мычание буйвола и яростное рычание тигра разнеслись по лесу. Я определил, что звуки шли из оврага примерно с расстояния в шестьсот ярдов. Ходьба была трудной, по обрывистым скалам и колючим кустам. Когда я взобрался на крутой обрыв, с которого открылся вид на овраг, борьба буйвола за жизнь кончилась, но тигра не было видно. На рассвете следующего дня я опять посетил овраг и нашел, что буйвол находится на том же месте. Мягкая почва, утоптанная следами копыт и тигровых лап, показывала, что борьба была отчаянной. Только после того как у буйвола были перекушены ахиллесовы сухожилия, тигр сбил его с ног; борьба продолжалась минут десять — пятнадцать. Следы тигра вели через овраг, и, идя по ним, я нашел на скале длинную кровавую дорожку, а в ста ярдах от упавшего дерева — другую. Буйвол ранил тигра рогами в голову, и этих повреждений было достаточно, чтобы тигр полностью утратил интерес к добыче, к ней он не возвращался.

Через три года тигр пренебрег тем уроком, который я ему дал (он мог бы сказать в свое оправдание, что дело было в сезон, когда охота на тигров закрыта): неосторожно подошел к добыче, у которой ночью устроил засидку один заминдар[31] со своими арендаторами, и получил пулю, раздробившую плечевую кость. Попыток пойти по следам раненого зверя не было сделано. Через тридцать шесть часов тигр с целым роем мух на плече добрался до усадьбы инспекторского кордона, перешел через мост, за которым располагался двойной ряд домов. Жители, стоя у дверей, наблюдали за тигром. Он вошел в ворота огороженного двора и завладел пустым сараем. Через двадцать четыре часа тигр, по-видимому обеспокоенный людьми, собравшимися из соседних деревень, чтобы посмотреть на него, ушел по той же дороге, по которой пришел, миновал ворота и направился к нижнему концу нашей деревни. У одного из наших арендаторов подох бычок, его вытащили в кусты на околице деревни. Тигр нашел его и провел тут несколько дней, утоляя жажду в оросительном канале.

Когда мы через два месяца вернулись из гор, тигр кормился мелкой добычей: телятами, овцами, козами и т. п., которую он мог ловить в окрестностях деревни. В марте рана его зажила, но правая нога осталась вывернутой внутрь. Тигр вернулся в тот лес, где был ранен, и стал брать тяжелую дань с деревенского скота. Из предосторожности он насыщался от добычи только один раз, поэтому ему приходилось убивать в пять раз больше, чем обычно делает тигр. Больше всего страдал от этого ранивший тигра заминдар, у которого было стадо в четыреста коров и буйволов.

В последующие годы тигр очень вырос и стал широко известен; охотники, да и другие люди неоднократно пытались добыть его. Как-то в ноябрьский вечер некий крестьянин, вооруженный одноствольным шомпольным ружьем, устроил засидку на кабана, поместившись в кусте, росшем на берегу сухого русла, среди пересеченной местности.

Длинные стороны этого прямоугольного участка образовали поля, а короткие — дорога и канал в десять футов ширины, разделявший поля и лес. Прямо перед охотником был четырехфутовый обрыв, по верхнему краю которого проходила пастушья тропа; за ним — участок густых кустарников. В восемь часов вечера на тропе появился зверь; тщательно прицелившись, охотник выстрелил. Зверь упал с обрыва, прошел недалеко от человека и с ворчанием исчез в кустах. Быстро прибежав домой, охотник собрал соседей; те, выслушав его рассказ, решили, что кабан тяжело ранен. Люди говорили, что жалко бросать кабана на съедение гиенам и шакалам. Зажгли фонарь, и группа из шести храбрецов отправилась на поиски подранка. Один из моих арендаторов (он отказался сам принять участие в экспедиции и позже признавался мне, что у него не хватило духа заглянуть в глаза раненого кабана в сумерках) посоветовал захватить заряженное ружье.

Совет был принят. Ружье зарядили изрядным количеством пороха, но при этом сломался в стволе деревянный шомпол. Обычный случай, но он спас жизнь шести человекам. Сломанный шомпол в конце концов был с большими трудностями вытащен, ружье заряжено, и охотники отправились в путь.

По приходе на место, где зверь вошел в кустарники, начались тщательные поиски. Только после того как «прочесали» всю местность, поиски в эту ночь были оставлены. Они были возобновлены следующим утром, и в них принял участие и «слабонервный» арендатор, который, впрочем, лучше разбирался в обстановке в джунглях, чем его товарищи. Осмотрев место под кустом, где была кровь, он собрал и принес несколько окровавленных волос, которые я признал за тигровые. В это время у меня был один из моих друзей охотников, и мы вместе с ним отправились осмотреть место происшествия.

Я всегда интересовался разгадкой происходящих в джунглях событий по следам. Правда, иногда такие выводы бывают ошибочными, но иногда они бывают верными. В данном случае я оказался прав, предположив, что зверь ранен в предплечье правой передней лапы, но ошибся, думая, что лапа перебита и что тигр — молодой зверь, забредший в эти места.

Крови, кроме того места, где найдена была шерсть, не было. Отыскать на твердой почве след было невозможно, поэтому я перешел через канал туда, где пастушья тропа подходит к нему по песчаному грунту. Здесь по отпечаткам лап я увидел, что раненый зверь — не молодой тигр, а мой старый друг, тигр Пипал-Пани, который при проходе через деревню был в темноте ошибочно принят за кабана.

В предыдущем случае тяжело раненный тигр прошел по населенному месту, не причинив вреда ни людям, ни домашним животным. Но теперь он был старше и, вынужденный раной и голодом, мог нанести значительный ущерб. Неприятные перспективы, так как местность была густонаселенной. К тому же мне надо было через неделю уезжать.

Три дня я осматривал каждый клочок местности в джунглях между каналом и предгорьями на пространстве примерно в четыре квадратные мили, но не нашел следов тигра. Продолжая свои поиски на четвертый день, я после полудня встретил старую женщину с сыном, поспешно уходивших из джунглей. От нее я узнал, что тигр ревел в предгорьях и что весь скот в панике убежал из джунглей. С ружьем в руках я всегда хожу один: это безопаснее при встрече со зверем и лучше позволяет соблюдать необходимую тишину. Но в этом случае я отступил от своего правила и позволил мальчику пойти со мной, так как он очень хотел указать мне место, где слышал рев тигра.

Когда мы пришли к предгорьям, мальчик показал мне на участок густых зарослей, по той стороне которых была гарь, а по этой — река Пипал-Пани. Параллельно речке и примерно в ста ярдах от нее была неглубокая ложбина, с моей стороны более или менее открытая, а со стороны речки окаймленная кустами. Торная тропа пересекала ложбину под прямым углом. В двадцати ярдах от этой тропы на открытой стороне ложбины росло небольшое дерево. Если бы тигр пошел по тропе, он при выходе из кустов, несомненно, дал бы мне возможность выстрелить. Я решил поэтому стать здесь и, подсадив мальчика на дерево (его нога приходилась над моей головой), приказал ему дать мне сигнал пальцами ноги, если он со своей высокой позиции увидит тигра. Сам я оперся спиной о дерево и подал голос.

Те, кто провел в джунглях столько лет, сколько я, не нуждаются в описании голоса тигрицы, ищущей самца. Лицам, менее счастливым, я могу только сказать, что этот призыв, для подражания которому нужны и непосредственный опыт и широкое использование голосовых средств, не может быть описан словами.

К моему большому удовольствию (я уже три дня ходил по джунглям, не снимая пальца со спуска штуцера), тигр немедленно отозвался с расстояния ярдов в пятьсот, и в течение получаса — быть может, меньше, но мне, конечно, казалось, что больше, — мы обменивались с ним призывами: с одной стороны повелительное требование владыки, с другой — ласковый и почтительный ответ его рабыни. Два раза мальчик подавал мне сигнал, но я тигра не видел. Он внезапно появился, когда заходящее солнце осветило лес золотистыми лучами. Тигр, не останавливаясь, быстро вышел из кустов и двинулся по тропе. Он миновал ложбину как раз в тот момент, когда я подымал ружье, и повернул вправо — прямо на меня.