Таули сидел у костра, растирал краску и думал об отце. Отец уже трое суток не возвращался с охоты. Где мог запропаститься отец? Не попал ли в полынью? Не оступился ли на горной тропинке?

Таули уже хотел надеть лыжи, чтобы найти его, но весело завизжали собаки в стойбище, и на ближайшей сопке показался Пырерко. Нарты его, запряженные собаками, едва ползли по вязкому снегу.

Охота была удачной, но лицо Пырерко было тревожным.

— Мужчины! — крикнул он. — Выйдите из чумов, мужчины!

И мужчины вышли из своих чумов. И в руках каждого из них сверкал обнаженный нож.

— Мужчины, — сказал Пырерко, — за горами уже русские. Они идут получать с нас ясак.

— Ясак? — испуганно повторили мужчины.

— Подумайте об этом, — сказал Пырерко, — и приносите хорошие мысли в мой чум… Русские хитры, но мы не глупее их…

И, торопливо поев, Пырерко сказал жене, чтобы она ушла в гости, ибо он хочет говорить с мужчиной.

Женщина ушла, захватив свое шитье.

— Таули, — сказал Пырерко, — тебе уже идет семнадцатая весна. Твой лук отмечен и крестиками, и зарубками от одного конца до другого.

— Я слушаю тебя, отец, — сказал почтительно Таули.

— Много зим и весен тому назад, — продолжал старик, — я повел стойбище в страну счастья. Об этой стране пелось в сказках. Там много зверей для охотников, ягеля для олешков, рыбы для рыбаков — и нет русских, нет царя и его слуг, которые бы собирали с нас ясак. Я думал, что здесь, в горах, и находится эта страна счастья, но ты слышал, что русские идут сюда? — Старик помолчал и продолжал устало: — Рыбаки мне сказали, что в большой тундре есть люди, знающие дорогу в эту страну, но я уже стар, а ты молод и силен. Никто и не догадается, что ты ищешь счастья для своего племени.

— Я готов, отец, — сказал Таули.

— Не торопись. Живи в стойбищах. Паси олешков. Охоться. Но помни о своей большой дороге.

— Будет так, отец, — сказал Таули и, положив в мешок мяса, обнял отца, перекинув через плечо лук и колчан, наполненный стрелами.

Свистнув своей белой собаке, он запел веселую песню и на широких лыжах, подбитых шкурой, пошел по тундре.

Утром следующего дня юноша подошел к неизвестному стойбищу и увидел мужчину, лежащего навзничь на запряженных нартах. Мужчина глядел на утреннее солнце и плевал в небо.

— Что делаешь? — спросил Таули.

— В небо плюю.

— И хорошо получается?

— Неплохо.

— Зачем плюешь?

— К жене моей меньше родных будет ездить, и мясо будет цело.

— Дурак, — сказал Таули, — твое стадо наполовину волки съели, а ты в небо плюешь.

Пастух испугался и перестал плевать в небо. Он поблагодарил Таули и уехал к стаду. А Таули вошел в чум и сказал молодой хозяйке:

— Мясо-то готово?

— Готово, — сказала женщина.

— Положи мне его на нарты. Я твоего мужа от жадности отучил. Он сказал мне спасибо и мясо велел взять.

— И от меня спасибо, — сказала женщина. — Он так жаден, что никого в гости не зовет.

И, нагрузив маленькие нарты гостя всем мясом, какое находилось в чуме, она проводила Таули до третьей сопки.

А Таули шел все дальше и дальше.

Повстречается ему на пути виска[24], он помоет в ней лицо, попьет воды и, напевая озорную песню, идет дальше.

— Кто ты? — спросят его встречные.

И он ответит:

— Человек-молва.

— А куда идешь?

— Туда, где ветер рождается, где умные не глупеют, а глупые не живут больше положенного срока.

Посмеются люди и идут своей дорогой. А над ними, над Таули летит время, как легкий ветерок.

Проходит месяц Большого Обмана, проходит месяц Отела, середина лета, Комариный месяц, и наступает сентябрь.

— Здравствуй, Мошкариный месяц! — говорит Таули и входит на седую сопку, уставленную со всех сторон сядэями[25].

И видит Таули: подъезжает к сопке маленький старик. На трех нартах он везет оленье мясо в жертву богам.

Он останавливает упряжку у подножья сопки, а мясо втаскивает в городище. Он режет мясо на куски и каждому богу мажет губы оленьей кровью и дарит по куску.

Таули подходит к старику и помогает ему.

Когда все боги получили свою долю, Таули спросил:

— Несчастье какое, отец?

Старик печально ответил:

— Болотные крысы бегут к морю. За ними спешат песцы, куропатки, зайцы. Черная сила хочет нагнать их, и шаман мне сказал: «Отдай тадебциям мясо пяти жирных олешков. Почуяв запах крови, сядэи спасут твое стойбище от ясачных начальников».

Таули оглянулся вокруг. Далеко на юге маячила чья-то упряжка. За кустами яры[26] она остановилась. Таули посмотрел на нее и сказал:

— Плохо, ой как плохо ты сделал.

— Чем худо? — испуганно спросил старик.

— Ты плохо выслушал своего тадибея[27]. Он велел угостить сядэев только запахом крови, а ты им и мясо отдал. Объедятся они и спать лягут. Они будут спать, и ясачные начальники твое стойбище разыщут.

Старик посмотрел на сядэев. Он долго со страхом глядел на них, потом собрал мясо и отнес его на свои нарты.

— Спасибо тебе, парень! — сказал он.

Крикнув на упряжку, он скрылся на севере. Таули пожелал ему доброго пути и пошел к югу. За сопкой он встретил шамана.

— Много лет тебе жизни! — сказал он.

— И тебе, — ответил шаман.

Таули сел к нему на нарты и спросил:

— А сколько может съесть сядэй оленины за день?

— Одну тушу, — ответил шаман.

— Это правда, — сказал Таули, — я видел сейчас, как один пастух привез им пять олешков. Не успел он разложить мясо, как они все поели, даже ни куска тебе не оставили.

Таули удивленно развел руками и, кивнув головой на мешок шамана, полный еды, попросил:

— Покорми меня.

Шаман мрачно посмотрел на Таули и дал ему вареного мяса. Юноша неторопливо съел половину запаса и принялся за вторую.

— А правда, что ты черный шаман? — спросил он, лукаво улыбаясь.

— Правда, — сказал шаман.

— А правда, что черный шаман так силен, что семь дней голодом может жить, а от этого, однако, сильнее становится?

— Правда, — сказал шаман.

— Раз так, — усмехнулся Таули, — то я как следует поем…

И он съел все мясо шамана, накормив им даже свою собаку. Икая от сытости, он сказал:

— Теперь ты еще сильнее станешь. Я очень рад, что сослужил тебе службу.

Шаман сжал кулаки. Он вскочил, чтобы побить Таули, но тот держал в правой руке нож и, улыбаясь, кланялся:

— Будем друзьями, тадибей. Мое имя — Таули.

Еле сдерживая ярость, шаман сказал:

— Тебя следовало прозвать ненягом[28]. Ты нагл, как комар, и хитер, как комар. Мы еще встретимся с тобой. Это говорю я — Вэлоко!

Шаман выхватил свой нож и кинулся на Таули.

— Зачем спорить из-за имени, — сказал Таули и рукояткой своего ножа выбил нож шамана Вэлоко, — пусть я буду ненягом. Пусть у меня будет столько друзей в тундре, как много комаров в Комариный месяц. Пусть я буду храбр, как комар. — И, низко поклонившись шаману, он позвал свою белую собаку: — Вперед, Нябик! Еще много шаманов нам встретится в пути, не будем терять времени.

Но собака не торопилась. Она подошла к нартам и залаяла на Вэлоко.

— Это она тебя благодарит, — сказал Таули и зашагал под ругань шамана Вэлоко.

Мягкие зори вставали по левую руку Таули. А ночью прямо перед ним в низком небе тлела ровным немеркнувшим светом Полярная звезда — Нгер Нумгы. Стойбище за стойбищем оставались позади Таули, но ни в одном из них не было человека, который бы знал дорогу в счастливую страну, где нет ясачных начальников, где много зверя и ягельников для оленьих стад.

Зато все знали, откуда дуют черные ветры, откуда приедут ясачные начальники.