— Без сомнения. Ладно, впустите его. И пусть принесут сладости, а также кофе и напитки.

Он занял любимое место под гигантским портретом, изображавшим его самого во весь рост, принял излюбленную учтивую позу и остался в таком положении до тех пор, пока не вошел посетитель.

— Мистер Смит?

— Да, ваше превосходительство.

— Будьте любезны, присаживайтесь. — Сам Татареску воссел в украшенное затейливой резьбой кресло и потрогал кончиками пальцев стрелку на своих идеально отутюженных брюках. — По какому поводу вы изъявили желание меня увидеть, мистер Смит?

— По поводу вашего могущества и власти.

— Ах, — сразу оживился Татареску и продолжал с ложной скромностью: — Моя власть, так, как она устроена, исходит только от народа, от широких слоев верноподданных, подлинных патриотов. Я больше всего сожалею о том, что этот простой факт не всегда правильно понимается…

— У вас ее слишком много, этой власти, — перебил его Смит с какой-то пугающей резкой нотой в голосе.

Татареску от удивления часто заморгал, уставился на гостя, потом, придя в себя, издал смешок.

— Ну и дипломат! Вы добиваетесь, чтобы я вас принял, дал интервью, и тут же начинаете критиковать мою позицию, за которую — смею заметить вам это, молодой человек, — я так долго и решительно боролся.

— Тем более это печально, — заметил Уильям Смит.

— Что? Что за чертовщину вы мелете? — Татареску нахмурил брови, глядя в упор на собеседника.

— Тем мучительнее вам будет ее потерять.

— Но у меня нет ни малейшего намерения отрекаться от своего поста. Татареску уйдет с вершины власти только со смертью.

— Ну вот, вы сами это и сказали, — одобрительно согласился с ним Уильям Смит.

Не отводя от своего странного визитера взгляда, Татареску тихо продолжил:

— Учтите, мы здесь не одни. Любой враждебный жест с вашей стороны — и вы мертвы. — Он повысил голос, переходя на крик: — Эй! Вышвырните этого ненормального отсюда! — Потом он обратился к Смиту: — Вам никогда больше не удастся добиться у меня аудиенции!

— Ясное дело, нет, — согласился Уильям Смит.

Полдюжины стражей — все мрачного и сурового вида сопроводили его до главных ворот. Взобравшись по извилистой и крутой тропинке на вершину соседнего холма, Смит присел и стал наблюдать за дворцом, оказавшимся прямо под ним. Наступали сумерки, и в городке замелькали огоньки.

Ему не пришлось слишком долго ждать Скоро монотонно зазвонили колокола и через городскую радиосеть по улицам и улочкам растеклось официальное сообщение: «Маршал скончался! Наш великий вождь!»

За трущобами Танжера, при входе в пустынную Улед Наилс, начинается Шария Афмед Хассан, обширный, мрачный и грязный район. По его улочкам с большой осторожностью пробирался Уильям Смит.

Пересчитывая низкие, встроенные в массивную стену двери, он нашел наконец нужную и дернул за шнурок звонка. Вскоре из проема высунулась голова араба с заостренными чертами лица. Он принял его визитную карточку.

Смит услышал, как тот зашаркал шлепанцами в темноте ночи по выложенному плитами двору, затем кто-то грудным голосом прошептал:

— Это гяур!note 1

Прошло немало времени, прежде чем араб вернулся и сделал знак следовать за ним. Проведя Смита по настоящему лабиринту коридоров, он в конце концов добрел до большой комнаты, завешанной коврами. Богатство ее убранства резко контрастировало с убогостью квартала. Было очевидно, что в этом убежище сосредоточена большая власть, предпочитавшая оставаться в тени.

Войдя в помещение, Уильям Смит застыл, разглядывая белобородого старца, сидевшего прямо напротив, по другую сторону восьмиугольного низкого столика. Бросались в глаза нос с горбинкой, влажные, хитрые глаза, руки, спрятанные в широких, длинных рукавах.

— Мое имя Уильям Смит, — представился посетитель.

Старец кивнул и хрипло произнес:

— Так написано в вашей визитной карточке.

— А вы — Абу Бен Сайд эс Харума?

— Да, это так. Ну и что из этого?

— Вам придется вернуться в ту безызвестность и тень, откуда вы выкарабкались.

Абу Бен Сайд выпростал одну руку из рукава и погладил белую бородку.

— Вы мне отправили письмо, извещая о визите. Вы явились ко мне, чтобы поговорить о делах от имени Нового Порядка. Сейчас не ведутся боевые действия, последняя война закончилась уже давно. Необходимость в шифрованных посланиях отпала. Так что говорите яснее. Мне надоело читать между строк.

— Я выразился достаточно ясно.

— В таком случае, мне не все понятно, — он поднял на посетителя влажные глаза, пытливо его рассматривая. Наступил критический момент для жертвы, которая абсолютно не догадывалась о неотвратимости гибели.

— Вы слишком долго находитесь у власти.

Абу Бен Сайд ударил в гонг, высившийся сбоку, и сухо заметил:

— Сейчас полнолуние. Именно в это время у Хакима-сапожника начинаются непорядки с головой. Прощайте, мистер Смит.

Вбежали трое слуг и, схватив Уильяма Смита за руки и за ноги, вышвырнули его на улицу. Громко хлопнула дверь. Звезды мерцали в черно-фиолетовом небе.

Прижавшись к стене по соседству и спрятав руки в карманы, Уильям Смит выжидал, пока из тьмы не донеслись горестные, пронзительные стенания:

— Ай! Ай-й-й!

После чего он медленно удалился под тусклым светом серпа луны.

Некий Сальвадор де Марелла числился в списке клиентов пятым и последним. Сальвадор не был ни жестким боссом, как Фишер, ни умным дельцом типа Лефевра, ни беспощадным тираном наподобие Татареску, ни хитрым старцем, похожим на Абу Бен Сайда. Он являлся обыкновенным оппортунистом, которому здорово повезло в жизни, и питал иллюзии относительно того, что фортуна его больше не оставит.

Сальвадор всегда пребывал в хорошем настроении, радовался жизни, производил впечатление игрока, которого вечно дружески шлепают по спине, поскольку ему всегда везет. Он принял Уильяма Смита в комнате, где блистало разноцветье двадцати бутылок и щебетали четыре полногрудые брюнетки. Уильям Смит весьма вежливо намекнул ему о скорой кончине. Реакция Сальвадора была типичной для человека такого склада: он долго и весело хохотал.