Натаниэль шагнул к модели аэроплана, загородив ее от меня спиной.

— Я не слова не понял из всей той ерунды, которую вы здесь только что болтали. Какой-то Ал и нефунк…. как вы назвали эти семьи. Итак, вам удалось проникнуть в мой глубоко скрываемый от всех черный секрет. А теперь оставьте меня.

Я подошла к нему и внимательно посмотрела на модель.

— Прекрасный аэроплан. Я видела их много, хотя и не совсем таких.

— Вы видели?

— Вы строите где-то настоящий аэроплан? — ответила я вопросом на вопрос.

Молчание.

У меня екнуло сердце от радостного предчувствия.

— Ведь так? Признайтесь! Он летает? Мне бы хотелось на нем полетать до того, как я отсюда уеду.

У него буквально отвисла от изумления челюсть.

— Вы хотите на нем полетать? Вы не считаете все это… глупостью?

— Нет, — ответила я твердо, тронутая до глубины души выражением его лицо. Он выглядел таким беззащитным в эту минуту. — Нет, я так не считаю.

К моему несказанному удивлению он вдруг схватил меня за руку и потащил к столу; от его прикосновения вверх по моей руке мгновенно поднялась волна жара. У стола он отпустил мою руку и встал у меня за спиной.

— Это вариант модели, созданной Орвиллом и Уилбуром Райтами в 1903 году, — произнес он дрожащим от волнения голосом, и я почувствовала на шее его теплое дыхание. — По существу я начал работать над своей моделью задолго до полета их «Китти Хок», который длился меньше минуты. Эта идея завладела всеми моими мыслями с тех пор, как я прочел роман Жюля Верна о летательных аппаратах.

— Не он ли также написал «Машину времени»? — закинула я удочку.

— Ерундовая книга, — он пренебрежительно махнул рукой. — Путешествие во времени… абсурд!

Я вздохнула. Да, убедить его будет явно нелегко.

— Как бы там ни было, — продолжал он, — моя модель отличается от аппарата Райтов по некоторым аэродинамическим показателям. Мощность у нее тридцать пять лошадиных сил, двигатель восьмицилиндровый, и я также сделал ее двухместной. — Взмахом руки он показал на чертежи, задев при этом меня слегка по плечу. — Ив довершение, я изменил угол наклона крыльев и форму пропеллера, чтобы увеличить скорость.

— Отлично, — воскликнула я, все более воодушевляясь с каждой минутой, заставив себя не обращать внимания на вызванное его прикосновением жаркое покалывание в плече. — Как я понимаю, вы уже испытали ваш аэроплан в полете.

— Да, я поднял его в воздух, хотя и с трудом, но эта чертова штука продолжает заваливаться, когда я сбавляю скорость.

Я вгляделась в чертежи.

— Похоже, с пропеллером здесь что-то не так. — Я прищурилась, мысленно представив Алекса в биплане, на котором он когда-то постоянно летал. — Угол неверен. Вам нужно его изменить… вот так. — Взяв карандаш, я быстро проиллюстрировала свою мысль. Он посмотрел на меня так, словно я только что сказала ему, что прибыла с Марса.

— Откуда, черт побери, вам столько известно о летательных аппаратах?

— От брата. Он был летчиком, выполнявшим фигуры высшего пилотажа для Голливуда.

— Голливуда? Никогда о таком не слышал. Я даже не подозревал, что кто-то еще, кроме Райтов, добился успеха в создании летательных аппаратов.

— Никто и не добился. Ну, не совеем… — Я поспешно переменила тему разговора. — И с кем вы летаете на вашей машине?

Он мгновенно сник.

— К сожалению, пока я совершаю все свои полеты в одиночестве. Я надеялся, что Пруденс присоединится ко мне, но она не одобряет моей «глупости», как она это называет. Хочет, чтобы я все это бросил, когда мы поженимся. Полагаю, она боится, как бы я не сломал свою дурацкую шею и не оставил бы ее богатой вдовой.

— Вы не можете вот так, просто, отказаться от своей мечты.

На его лицо легла тень.

— Это уж моя забота.

— Но это неверно. К тому же, вы могли бы установить новый рекорд.

Мгновение он смотрел на меня так, будто видел впервые, затем задумчиво улыбнулся.

— Вы совсем непохожи на женщин, которых я когда-либо знал.

Интересно, сколько же было этих женщин?

— Вы тоже непохожи на мужчин, которых я когда-либо знала, — ответила я честно. Чем больше я узнавала о Натаниэле Стюарте, тем сильнее он меня интриговал. Как и его сестра — только намного больше.

Я вспомнила, что миссис 0'Хара сказала мне о болезни Виктории, и упомянула об этом.

Он нахмурился.

— Странно. Виктория ничего мне не сказала, хотя и выглядела немного бледной, когда, после вашего ухода, спустилась в гостиную. Она хотела поговорить о чем-то наедине с Пруденс. Похоже, ребенок начинает испытывать теплые чувства по отношению к своей будущей мачехе. Хорошо.

Теплые чувства по отношению к этой ледышке! Я едва не фыркнула. Лед и пламя…

Пламя. Я содрогнулась, увидев на мгновение мысленным взором объятую пламенем Викторию. Как могла я остаться в стороне, допустив, чтобы эта невинная маленькая девочка едва не сгорела во время землетрясения…

— Натаниэль, — я порывисто вздохнула. Он поднял голову.

— Вы побледнели. Вам нездоровится?

— Я не больна. Но я не та, за кого вы меня принимаете, — начала я торопливо. — Видите ли, дело в том…

Внезапно дверь мастерской с грохотом распахнулась и внутрь влетел комок шерсти. Проносясь через всю комнату, словно пушечное ядро, он замер у моих ног.

— Бесенок, должно быть, прорыл лаз под забором, — заметил раздраженно Натаниэль.

Я взяла Аполлона на руки и, стряхнув грязь у него с носа и лап, погладила по спине, молча проклиная его столь несвоевременное вмешательство.

— Придется мне обложить забор снаружи камнями, — сказал Натаниэль, забирая у меня щенка. — Надеюсь, это положит конец твоим шалостям, — сообщил он проказнику и, повернувшись ко мне, спросил: — Вы не заглянете к Виктории, пока я тут разбираюсь с этим возмутителем спокойствия? Передайте ей, что я скоро буду.

— Да, конечно, — пробормотала я, поняв, что наш разговор окончен. Натаниэль, чувствовала я, начинал проникаться ко мне доверием, хотя все еще считал, что я сплю с мужчинами за деньги.

Придется мне запастись терпением и подождать другого случая, чтобы сообщить Натаниэлю правду, сказала я себе, направившись к дому. Но что если он мне не поверит?

Я содрогнулась, не желая даже думать о такой возможности.

— Виктория? Это Тейлор. Можно войти? — Из комнаты доносились приглушенные рыдания. Что же такое сделала Пруденс, чтобы так расстроить девочку?

Дверь отворилась. Глаза Виктории были красными и опухшими, по лицу текли слезы. Шагнув в комнату, я порывисто обняла ее и прижала к груди.

— Миссис 0'Хара передала мне, что ты плохо себя чувствуешь, — начала я осторожно. — Не хочешь сказать мне, в чем дело?

Виктория подняла на меня испуганные глаза. Чего она так боялась? Неужели ив самом деле заболела?

— Пруденс не велела мне об этом говорить, — губы Виктории дрожали.

Я подвела ее к кровати с балдахином и села рядом.

— Почему?

Виктория поднесла к носу вышитый носовой платок.

— Она с… сказала, что это неприлично… что это проклятие женщины. Вот почему у меня идет кровь.

И тут до меня дошло.

— Виктория, в этом нет ничего неприличного. И, разумеется, ты не проклята. Просто ты становишься женщиной.

Глаза ее широко раскрылись.

— В самом деле? — спросила она недоверчиво. — Откуда ты можешь это знать? Я успокаивающе ей улыбнулась.

— Потому что я прошла через то же самое примерно в твоем возрасте — мы все через это проходим. Это нормально и в этом конечно же нет ничего постыдного.

Черты ее лица разгладились, но в глазах появился вопрос.

— Почему же тогда Пруднес говорит, что это неприлично?

Я не имею никакого права, напомнила я себе, едва не выругавшись вслух, гневаться на Пруденс за то, что она напугала ребенка; в конечном итоге женщины в начале века были не слишком-то просвещенными в подобных вопросах.