— Я напишу тебе, как будет возможность. Расскажу о том, как круто в гвардии, — Эдуард потрепал Сагу по голове, словно ей по — прежнему было лет десять, — говорят, что скоро её отряды будут участвовать в параде Содружества.

Сага знала, что этот парад Содружества будет потрясающим шоу, на котором представят новейшие корабли космического флота и авиацию. Об этом мероприятии говорили повсюду, что было немудрено — ведь почти половина города работала на военную промышленность. Но перспектива узнать больше о шоу, а не ждать новостей по телевидению, её не утешила.

— Я буду служить вместе с настоящими боевыми гвардейцами, — заговорил молодой человек, стараясь отвлечь её, — буду защищать тебя и других людей.

Эдуарда действительно увлекала эта перспектива, судя по тому, каким воодушевлением были проникнуты слова. Но потом он замолчал, словно сам ещё не мог привыкнуть к этой мысли о службе. Так они и сидели, а солнце прогревало скамьи и скользило вниз по небу. В следующий раз им придется увидеться не скоро, и кто знает, будет ли этот день таким же солнечным. Где — то далеко рокотал вертолет, патрулирующий свой район. Они знали, что жили в империи, которая была сплошь огромной стальной и высокотехнологичной машиной будущего. И Эдуард собирался стать её частью.

Рано утром того дня, когда новобранцы выходили на залитый рассветными лучами плац для призывников, Сага сидела на крыше, на их с Эдом любимом месте. Над городом поднималось огромное солнце, и где — то очень высоко в небе голубой океан расчерчивал пополам след от реактивного самолета. Так было всегда — постоянно кто — то уходил, оставляя Сагу с ощущением, будто от неё отрывают ощутимый кусок и оставляют дыру внутри.

Прошло два года, и Сага уже понимала, что без Эдуарда совсем всё не так. Не с кем было сидеть поздно вечером на крыше, наблюдая за метеоритным дождем в темнеющем небе. Не то, чтобы она не могла быть одна, просто слишком сильно привыкла к тому, что Эд всегда был рядом, и есть с кем поделиться своими мыслями. Последняя открытка от Эдуарда пришла перед самым выпускным вечером, и Сага ощутила, как что — то внутри сжимается при мысли о том, что вопреки его обещанию, этот вечер пройдет без него.

Впрочем, писал Эдуард и так слишком редко. Всего десять писем, каждое — всё меньше и официальнее предыдущего. Сага догадывалась, что их отправляют в места боевых действий, которых становилось всё больше и больше. Даже новости не скрывали того, что почти повсюду царит напряженность.

В последнем письме Эдуард прислал фотографию своего взвода на отдыхе. Несколько здоровенных парней и парочка девиц в камуфляже. Глядя на то, как Эдуард обнимает одну из них, а та практически висит на нём, Сага неожиданно поняла, что его письма скоро станут ещё суше и отвлеченней. Сейчас она прекрасно понимала, что всё время была влюблена в своего старшего друга, а вот он видел в ней только что — то вроде младшей сестрицы. Несмотря на то, что ей скоро уже будет целых двадцать лет.

Дурында Сага вечно хлопала ушами вместо того, чтобы ловить свою птицу счастья. Впрочем, если Эдуард вернется в ближайшее время, Сага приложит все усилия, чтобы объяснить ему наглядно — она больше не большеротая девчонка, а взрослая девушка. Вполне способная поспорить с любой девицей, лезущей на шею Эдуарду. Но вот незадача — он явно не собирался бросать службу в гвардии, напротив — как — то упомянул, что планирует остаться и добиваться повышения.

Сидя на парапете городской набережной, возле каменных зверей, чьи морды уже стерли время и непогода, Сага кидала мелкие камешки в воду и предавалась унылому анализу своих возможностей.

— Возвращайся уже, — пробормотала она, глядя вниз, на ворочающиеся почти под ногами волны.

У воды был цвет тишины — тёмный, глубокий и безмятежный, словно беззвучно баюкающий. От каждого камня расходились круги — сначала маленькие, потом всё больше и больше, будто он раскручивал под водой спираль. Чем дольше Сага смотрела на круговую рябь, тем сильнее казалось, будто всё вокруг затихает, громкие звуки автомобилей, человеческих голосов и прочего шума становятся всё глуше и глуше.

Она зашвырнула в воду последний из камней, и тут одна из статуй, та, что была справа, внезапно шевельнулась. Сага моргнула, отрывая взгляд от воды, и покосился вбок, на каменного зверя. Неожиданно круги на воде перестали расходиться, они просто взяли и замерли так, словно кто — то выключил всё вокруг. Сага осторожно повернула голову и уставилась на грифона, смотрящего прямо на неё с каменного постамента.

Был он огромный, и ничего в нём от гранитной статуи не было. Круглые глаза, отливающие золотом, не мигая, смотрели прямо ей в лицо, и темные зрачки казались почти вертикальной полоской. Нависающие над глазами брови придавали взгляду суровое выражение, которое усугубляли размеры клюва.

Если бы зверь не дернул одним ухом, Сага бы подумала, что он не живой. Не знаю, дышал ли он, а вот она боялась даже выдохнуть воздух, который начинал колоть и распирать лёгкие.

— Да ты не забывай дышать, — внёзапно произнёс грифон.

Сага вытаращила глаза. Правилам поведения при встрече с таким существом не учили никого и нигде, да и вообще — люди теперь не забивали голову мифами тёмных веков. Новая эпоха была сплошь технологичной и высокоразвитой. Дети уже в первом классе знали о том, что давно человеческий мозг пересаживают в искусственные системы, а такие вещи, как печать органов и частей тела используется в медицине как самая обыденная процедура. Да что там, Империя уже давно осваивала технологии построения баз на соседних планетах, по крайней мере — так говорили новости.

А тут грифон.

Тем временем, он осторожно пошевелил левым крылом, разминая его. Вместо одного сустава, как у всех птиц, в этом крыле их было два. Поэтому грифон держал их сложенными так, чтобы они удобно укладывались на спине и не мешали ему своими размерами. Грифон переступил с лапы на лапу, большие когти едва слышно царапнули камень.

Затем он снова посмотрел на Сагу.

— Ты загадала желание в очень необычный день, — произнёс грифон, — сейчас момент, когда некоторые двери оказываются открытыми.

Сага подумала, что у неё тепловой удар, и начинаются галлюцинации. Сегодня солнце пекло очень сильно, и для первого дня мая это был слишком жаркий день.

Грифон явно понял, о чем она размышляет. Одна из бровей приподнялась, придав морде с орлиным клювом насмешливое выражение.

— Поэтому ты ожил? — Поинтересовалась Сага.

— А кто говорил, что я до этого был не живым? — Язвительно ответил грифон.

Он сошел с каменного постамента, вытягиваясь, как большая кошка, и постукивая длинным хвостом. Саге показалось, что на самом конце шерсть блестела слишком ярко, словно хвост облегала чешуя. Грифон обошел девочку, втягивая воздух и щелкая клювом. Зверь стоял так близко, что Сага могла дотронуться до песочной шкуры на его боку. Но, само собой, этого делать она не стала.

— Так чего ты хочешь? — Спросил грифон, — ах, да. Ты хочешь, чтобы твой лучший друг вернулся к тебе. Я верно понял?

Сага кивнула.

Грифон свернул хвост вокруг лап. Затем резко ударил им по земле.

— Боюсь, что твоё желание не осуществимо, — покачал он своей большой головой.

— Почему? — Ей стало куда как страшнее, чем было всё это время. Зверь ещё ничего не сказал, а она уже почувствовала, что от его слов станет так холодно, будто ныряешь в холодную, зимнюю прорубь.

Грифон наклонил голову вбок, золотой глаз уставился прямо на Сагу. Большой, немигающий глаз.

— Ты знаешь — почему.

Хвост резко оплел передние лапы.

— Твой друг там, где много крови, много криков и много страха. И ему оттуда очень сложно вернуться, я бы сказал — оттуда редко возвращаются.

Сага даже перестала моргать, думая о своем величайшем кошмаре. Да, она боялась этого даже больше, чем если бы Эдуард никогда не понял, что она к нему чувствует:

— Я не хочу, чтобы он умирал.