Мы поговорили еще несколько минут, и постепенно разногласия, возникшие в первой части беседы, стали сглаживаться. Разговор принял более приятное направление. Как только мы перестали говорить о Квине и судебном процессе, Лолита заметно повеселела и, чувствуя явное облегчение, так воодушевилась, что запросто могла бы пережечь пробки в соседнем номере.

Она рассказала мне о пробах, которые ей устроили в «Гардения-Рум».

— Мне велели явиться на прослушивание, — рассказывала она. — Мистер Салливан, естественно, самолично проводит все пробы. Особенно когда дело касается девушек.

— Кто такой Салливан?

— Управляющий в «Гардения-Рум», он сам отбирает актеров для шоу. Все называют его Салли. Он высокого роста, совершенно лысый. Как он всем говорит, это не оттого, что выпали волосы, просто кожа на голове разбухла. — Она засмеялась. — Поэтому он всегда ходит в берете. Представляешь, с беретом на голове, даже в кабинете. Постоянно жует большую сигару. Ему очень хотелось, чтобы я сняла платье.

— Не вышло!

— У него, конечно, вышло бы. Да я не захотела. Видишь ли, у них в шоу всегда есть один-два номера со стриптизом, вот он и твердил, что у меня все данные для стриптиза.

— С данными у тебя все в порядке, это верно.

— А я отвечала ему, что я певица и, когда поешь, раздеваться не обязательно. Знаешь, что он мне сказал?

— Что?

— Он сказал, что я от этого только выиграю.

— Да. Ему-то, конечно, прямая выгода.

— Он все повторял мне: «Давай, крошка, снимай все с себя». — Она улыбнулась. — Он говорил, что певица, которая к тому же занималась бы стриптизом, стала бы сенсацией, а он готов платить мне двойной гонорар. Если пройду пробы. Но в конце концов я убедила его, что останусь певицей, хотя бы на время. Он всегда проводит собеседования с девушками в своем кабинете, иной раз даже после того, как клуб закрывается. Ненормальный какой-то.

— Да, ненормальный.

Наша беседа развивалась довольно успешно. Особенно если принять во внимание, что на Лолите не было ничего, кроме белого купального халата. По крайней мере, так мне показалось. И мысль эта не выходила у меня из головы.

— Давай вернемся к Квину, — с серьезной миной сказал я.

— Ох, давай не будем больше говорить о нем, — ответила она. — Давай немного расслабимся.

— Не могу я расслабляться.

Она скрестила ноги, при этом белый халат распахнулся, открыв икры, колени и гладкие бедра.

— Послушай, — начал я тоном, исключающим всякие возражения, — не проводи со мной подобных экспериментов. На меня они, вероятно, не подействуют.

Ее черные кудри были распущены, окутывая густым облаком плечи. Она покачала головой, взметнув это черное облако. От ее легких движений обозначились соски под тонкой тканью халата, отвороты которого сначала образовали узкую букву "V", потом более широкую "V" и, наконец, стали напоминать по форме букву "W".

— Извини, — весело сказала Лолита и, разжав ноги, красивые, стройные ноги, переменила позу, снова скрестив их. При этом движении халат перекрутился, задрался еще выше и распахнулся.

Да, под халатом действительно ничего не было, как я и предполагал. «Вот это да! И зачем нужен женщине халат?» — подумал я, и в ту же секунду другая мысль молнией пронеслась у меня в голове: «Скотт, старина, как можно быстрее сматывайся отсюда». Но Скотт не прислушался к доброму совету.

— Ох, Шелл, до чего же ты деловой, — весело сказала Лолита. — Забудь хоть на минутку о деле!

— Не удастся, — ответил я.

Она снова переменила позу, как бы устраиваясь поудобнее. И похоже, была весьма довольна собой.

— Не поможет, — повторил я. — Предлагаю пари: десять против одного... Ладно, восемь против пяти?

— Давай просто поболтаем, — сказала она, придвигаясь поближе, — и развеемся, вот и все. Просто позабавимся.

— Звучит привлекательно. А что это означает? — спросил я.

— Забудь обо всем. Давай поболтаем, выпьем еще по стаканчику, устроим себе вечеринку. Вдвоем.

— Почему бы нет? Давай. Заманчивое предложение.

Мне больше не хотелось допрашивать ее. В конце концов, безупречных людей не бывает. У меня свои недостатки. Свои слабости. И моя ахиллесова пята находится не на ноге.

— Совсем не обязательно сидеть на другом конце дивана, — сказала она с ослепительной улыбкой.

— И я так считаю, — ответил я, придвигаясь к ней.

Улыбнувшись, Лолита откинулась на подушки дивана и спросила:

— Так ведь удобнее, Шелл? Теперь мы... — Внезапно она замолчала, уставившись на какой-то предмет на другом конце комнаты. — Боже мой! Совсем забыла.

— Что? — Я проследил за ее взглядом. В том углу не было ничего, кроме стола, стула и больших часов.

— Боже мой, — повторила Лолита, — я и не думала, что так поздно.

— Отступать поздно, это верно.

— У меня всего двадцать минут.

— Повтори.

— У меня только двадцать минут на то, чтобы одеться и раздеться.

— У одного из нас поехала крыша.

— Все переменилось; я хочу сказать, что опаздываю в клуб — оркестр уже играет.

— Ничего не слышу.

— Меня выставят за дверь, если еще раз опоздаю.

— Я тоже лишился бы работы, если бы...

— Тебе пора уходить.

— Уходить?

— Уходи. Убирайся. Поезжай домой.

— Но...

— Извини. Мне пора в клуб.

— Но... но... но... — Я не мог выдавить из себя ничего больше. Она высказалась вполне определенно, но мне не хотелось принимать всерьез ее слова. Мы поднялись с дивана, и со словами «Извини, Шелл» меня, в состоянии полной прострации, проводили до дверей, а потом дверь тихо закрылась за моей спиной, и я тупо уставился на маленького жучка или что-то еще, столь же непривлекательное, бегущее по ковру в коридоре.

— Но... — повторил я, повернувшись к закрытой двери. До меня доносились звуки торопливых сборов. Одевается, решил я. Беспомощно подняв руку, повторил: — Но... — и моя рука бессильно повисла вдоль тела. Я не понимал, что случилось. Не мог примириться с этим.

Понял только — с большим трудом, — что меня одурачили.

Не знаю, сколько времени простоял я в коридоре. Но почему-то упорно следил за жучком. Он — или она, с жучками не разберешься, — почти дополз до стены, и я не понимал, зачем ему или ей так приспичило попасть туда. А затем услышал, как за моей спиной повернулась ручка двери.

— Шелл? — раздался голос Лолиты.

— Да? Да? — повернулся я к ней.

— Ты... — Она умолкла, потом снова заговорила: — Все получилось так нескладно. Ты и вправду считаешь, что он попытается убить меня?

Я взял себя в руки, сделал глубокий вдох и с трудом произнес:

— Считаю. Наверняка не знаю, но это очень похоже на правду. А если так, то убрать тебя с дороги для него проще простого.

Она вздохнула, проведя кончиком языка по своим соблазнительным губкам.

— Ты всерьез думаешь, что сегодня вечером мне лучше держаться подальше от этого клуба?

— И сегодня вечером, и еще много вечеров подряд.

— Тогда... заходи, слышишь, Шелл? Может, ты и прав. Ты почти убедил меня.

Я вернулся. Две минуты спустя мы снова оказались на том же диване, и мне представилась возможность убедить ее окончательно.

Не знаю, сколько прошло времени, но потом она сказала:

— Шелл, не уходи. Прошу тебя.

— Черт возьми, — ответил я расслабленно, — а кто собирается уходить?

Около полуночи мы уехали из «Уайтстоуна». Полчаса спустя я остановил свою машину неподалеку от «Вашингтона», средней стоимости отеля на бульваре Вашингтона. По дороге я использовал все известные мне трюки, чтобы проверить, нет ли за нами хвоста, — последним проскакивал на красный свет, дважды возвращался назад, ехал в обратном направлении по улице с односторонним движением и так далее, — и наконец убедился, что за нами никто не следит.

Несколько минут спустя Лолиту поселили в 41-м номере — под другой фамилией. На прощание я сказал ей: