— Да, вы правы, — ответила она, шмыгая носом.

— Тогда успокойтесь. Я ведь только начал заниматься вашим делом.

— Но что от вас зависит? Единственный человек, который мог помочь мне и Россу, умер.

— Это далеко не все. Ведь мы уверены, что ваш брат не виновен.

— Конечно.

— Тогда у нас в запасе есть тот, кто на самом деле застрелил Кейси Флегга. Так что пора, пожалуй, навестить Фрэнка Квина.

Пообещав Дорис увидеться с ней позднее, я повесил трубку. Выйдя из «Уайтстоуна», я сел в свой «кадиллак» с откидным верхом и направился в загородное поместье Фрэнка Квина.

Часы показывали начало пятого, когда я свернул с автомагистрали на узкую асфальтовую дорогу, ведущую к поместью Квина. Проехав около мили, я остановился у массивных железных ворот, перекрывающих дорогу. За ними виднелся большой светло-желтый дом над зеленой лужайкой, похожий на гриб с квадратной шляпкой. Я впервые оказался здесь, но был наслышан об этом месте. В доме тридцать комнат, и его окружают несколько акров земли, обнесенной проволочным забором. Парочка вооруженных «охотников» днем и ночью прогуливалась по этой территории, опасаясь, очевидно, как бы туда не проскочил какой-нибудь кролик, а ворота, за которыми начиналась подъездная дорожка, ведущая к дому, открывались автоматически из небольшой сторожки за оградой. Все было сделано для того, чтобы Фрэнк Квин чувствовал себя дома в полной безопасности.

Сторожка находилась рядом с воротами, справа от меня. Не успел я вылезти из машины, как высокий сутулый мужчина появился из этой хибары и, подойдя к воротам, молча уставился на меня. Он был довольно тощим, лет пятидесяти на вид.

Как только дверца машины захлопнулась, охранник заговорил:

— Ты, парень, ошибся дорогой.

На нем были черные башмаки, украшенные замысловатым узором из белых бусинок, брюки из плащевки и рубашка в серо-зеленую клетку. Шею украшал красный шелковый платок, концы которого прямо над адамовым яблоком были заколоты серебряной булавкой. Большая жемчужно-серая ковбойская шляпа была лихо сдвинута набок. Выглядел он настоящим франтом. Двустволка небрежно болталась на сгибе локтя правой руки.

Несколько секунд я молча рассматривал его, потом подошел к воротам и остановился прямо перед ним.

— Передай Квину, что к нему приехал Шелл Скотт, — попросил я.

— Он ждет тебя?

— Он меня знает.

— Это означает, что он тебя не ждет. У меня в списке тебя нет.

— По крайней мере, сообщи ему обо мне, техасец.

— Меня звать Невада.

Он небрежно поднял двустволку, так что ее дула оказались на уровне моего живота. Процесс пищеварения тут же прекратился.

— У тебя за спиной, приятель, спрятался большой лопоухий кролик, — сказал Невада. — Если ты живенько не уберешься отсюда, я могу ненароком зацепить тебя, когда выстрелю в него.

Остатки завтрака в моем желудке превратились в чугунные гайки и болты, но я постарался ответить как можно небрежнее:

— Не много ли берешь на себя, Невада? Ты что, никогда не советуешься с боссом?

Он смерил меня суровым взглядом, но, подумав, отступил в свою сторожку. Во всех четырех стенах домика были окна с толстыми, возможно, пуленепробиваемыми стеклами, поэтому я видел, как Невада звонил по телефону. Он что-то говорил в трубку около минуты, а затем положил ее на конторку рядом с небольшим рычагом и нажал на рычаг. Железные ворота тут же поползли в стороны.

Невада вышел из сторожки и, снова наставив на меня ружье, сказал:

— Фрэнк говорит, что выкроит для тебя пару минут. Если у тебя есть пушка, для тебя же лучше оставить ее здесь.

Я замешкался. Мой кольт 38-го калибра практически всегда покоится в наплечной кобуре у меня под мышкой, я снимаю его только в ванной. Но доводы разума и наставленное прямо на меня ружье пересилили мои колебания. Я не торопясь засунул руку под пиджак и вытащил револьвер, сохраняя при этом самое миролюбивое выражение лица.

Невада приказал мне осторожно положить револьвер на землю, что я и выполнил.

— Парни около дома просто сняли бы его с твоего тела, — сообщил он ухмыляясь. — Обратно поедешь той же дорогой, если, конечно, не полезешь через ограду. А ограда под напряжением, парень. Попытаешься перелезть через нее — и поджаришься не хуже, чем на пляже в Палм-Бич в середине лета. — Помолчав, он добавил: — Веди себя прилично, и тогда на обратном пути получишь свою маленькую пушку.

Подъездная дорожка тянулась по прямой еще с сотню ярдов, потом резко сворачивала налево, к дому. Остановив машину в нескольких ярдах от входа, я вылез из нее — и поднялся по четырем широким ступенькам к парадной двери. Меня ожидали, и высокий, растрепанный морфинист с узкими бедрами и еще более узкими плечами распахнул передо мной дверь раньше, чем я успел дотянуться до звонка.

— Пошли, — сказал он и, повернувшись, пошел впереди.

Мы свернули налево и, пройдя покрытый толстым ковром коридор, оказались в громадной комнате, больше похожей на танцевальный зал в какой-нибудь гостинице, чем на жилое помещение. На отполированном до блеска полу не было ковра, как будто эта комната предназначалась исключительно для танцев. Тут и там по залу были расставлены горшки с растениями. Мы промаршировали по скользкому полу к широкой лестнице, ведущей наверх. Вправо и влево от лестничной площадки тянулся коридор. Прямо передо мной была большая, украшенная резьбой закрытая дверь; в нескольких шагах от нее, налево, я увидел точно такую же, но полуоткрытую дверь. Мы направились к ней и очутились в комнате с высоким потолком, ярко освещенной лучами солнца, проникавшими через большие окна, выходящие на юг. Красные занавеси на окнах были раздвинуты, а пол был застлан черным ковром. У одной стены стоял стол черного дерева. На красной кушетке слева от меня сидел Фрэнк Квин.

На фоне красных драпировок его болезненно-желтоватая кожа приняла мертвенно-бледный оттенок, что делало его похожим на большую личинку, выползшую из куска протухшего мяса. Белки маленьких, но очень ярких глаз имели красноватый оттенок, радужную оболочку покрывала сеть мелких кровавых прожилок. Избыток плоти на щеках при малейшем движении вздрагивал, как студенистая масса, уголки чересчур красных губ опустились вниз, а складки морщинистой кожи обвисли под массивным подбородком. Он выглядел так, будто всю жизнь питался только соленой свининой и топленым свиным жиром, что не пошло ему на пользу. Позади Квина, привалившись к спинке дивана, сидел человек самой заурядной внешности, приблизительно моего возраста, то есть лет тридцати. Он не отличался особым очарованием, но рядом с Квином казался привлекательным и даже красивым. Его звали Джей, это был один из немногих помощников Квина, пользовавшихся его доверием (по моим сведениям, его правая рука). Ходили слухи, что на его счету есть пара трупов и две короткие отсидки в тюрьме другого штата.

Парень, который привел меня, закрыл дверь и остался стоять, прислонившись к ней.

— Привет, Скотт, — произнес Квин.

В голосе его не ощущалось особой радости. Мне с ним не приходилось встречаться, но я не раз сталкивался с его боевиками, в результате этих встреч его команда несколько утратила свой боевой дух. Квин, естественно, не воспылал ко мне горячей любовью. На данный момент у меня было перед ним только одно преимущество: он не знал наверняка, что именно мне известно — и даже зачем я сюда явился. Насколько я знал, он отличался вспыльчивым темпераментом, и, если бы мне удалось вывести его из себя, появлялся шанс получить из его уст любопытную информацию.

— Комиссия по уголовным преступлениям направила меня сюда, чтобы я выяснил, не являешься ли ты Дракулой? — нагло начал я.

Несколько секунд Квин ошеломленно молчал. Но потом до него дошло, он подогнул ноги и стал приподниматься, сопровождая проклятиями каждый дюйм своего движения. Он осыпал меня градом ругательств, но я резко оборвал его:

— Прекрати, приятель. Попридержи язык, хватит трепаться, а то я не посмотрю на твоих телохранителей, вырву его и заткну тебе в глотку.