В Лос-Анджелесе есть Уилширский бульвар, который больше известен под названием «Миля Чудес». На бульваре разместились модные магазины, громадные здания офисов и целые акры супермаркетов. Кроме того, «Миля Чудес» может похвастать такими заведениями, как отели «Амбассадор», «Коконат Грув», «Браун Дерби» и «Перино». Это, так сказать, блистательная верхушка социальной лестницы.

На другом ее конце находится Мэйн-стрит с обветшалыми кварталами — особенно та часть улицы, что между Первой и Третьей авеню. Эвелин сообщила, что ее братец проводил там довольно много времени: пил пиво, болтал с девчонками-битницами, знакомыми парнями и с теми, кто подкатывался к нему в вонючем подвале. Чаще всего Дэнни околачивался в заведении под названием «Гайети».[4]

Кафе «Гайети» оказалось темной, сырой, провонявшей затхлой кислятиной забегаловкой, почти пустой в час дня. Я взял себе пива. Бармен хорошо знал Дэнни. Фрэнка тоже. Но известны они ему были только по именам — как Дэнни и Фрэнк, которые обычно приходили вместе.

— А когда вы в последний раз видели Дэнни? — спросил я.

— В субботу. Он был вместе с Фрэнком.

— В прошлую субботу?

— Нет, в позапрошлую. В те выходные никто из них не заглядывал. Что довольно странно. Обычно по субботам эти парни торчат тут, как приклеенные.

Прошло часа полтора. Я выпил четыре бутылки пива и расспросил не менее десятка людей с Мэйн-стрит, знавших Дэнни Спринга. Большинство из них подтвердило, что он чаще всего показывался с Фрэнком. Но никто не знал их фамилий. Мои собеседники не имели ни малейшего представления и о том, кто такой Джим.

Какая-то нечесаная брюнетка с припухшим лицом дождалась, пока я возьму ей бурбон, и лишь потом сообщила:

— Кажется, я однажды слышала фамилию Фрэнка. Что-то вроде Айвор, Айвер или Айверс... — Она рыгнула и кокетливо почмокала губами. — Как насчет еще одной рюмашки, сладенький? Может, я вспомню поточнее.

Вряд ли вспомнит. И я не стал ее больше баловать.

— Тогда убирайся ко всем чертям, сладенький, — обиделась девица.

Около половины четвертого я допивал последнюю бутылку в тошниловке под романтическим названием «Старлайт Руф».[5] Почему этот гадючник так назвали, видимо, навсегда останется загадкой, поскольку находился он в подвале и имел замечательное сходство с разбомбленным уличным сортиром. Здесь я выслушал примерно ту же историю и уже готов был навсегда распрощаться со «Старлайт Руф» и подобными ему заведениями — «Сады Версаля», «Пэралайз» и даже «Сплендид»[6], когда на соседний табурет тяжело плюхнулся какой-то увалень.

— Позволь угостить тебя пивом, браток, — предложил он.

Я мельком взглянул на него.

— Нет, спасибо.

И принялся было слезать с табурета. Вдруг он протянул правую руку и сомкнул пальцы на моем предплечье. Именно сомкнул — это самое подходящее слово. Ощущение было такое, будто моя рука угодила под колесо самосвала.

Он сидел вполоборота ко мне и, несмотря на то что крепко сжимал мою руку, выглядел совершенно невозмутимым, даже расслабленным. Странным шутником оказался тот здоровенный парень, который за последний час попадался мне на глаза дважды. Оба раза он входил следом за мной в бар и садился за несколько мест от меня, но достаточно близко, чтобы слышать, о чем я говорю со случайными знакомыми. Подсевший ко мне тип походил на громадную гориллу с переразвитой мускулатурой, редеющими волосами и лицом, напоминавшим башмачную болванку, обтянутую чем-то вроде блеклой кожи. Весил он, должно быть, около двухсот пятидесяти фунтов, из которых большая часть приходилась на мускулы.

— Отпусти руку, — стараясь говорить спокойно, потребовал я.

Он и ухом не повел.

Я находился в очень неловком положении, поскольку из-за его бульдожьей хватки почти съехал с табурета и подался вперед. На стойке бара передо мной стояла моя пивная бутылка; я ухватил ее свободной рукой, всерьез намереваясь врезать нахальному кретину по зубам.

Но тут он отпустил меня. На какое-то мгновение предплечье пронзила резкая боль, вся рука тупо заныла.

Поставив бутылку на место, я соскользнул с табурета и встал лицом к этой образине.

— Извини, браток, — сказал он. — Не знал, что ты такой чувствительный.

— Теперь знаешь.

— Ладно, не заводись. Давай я лучше угощу тебя пивом.

— Я же сказал — нет. И вот что, дружище...

— Пот. Меня зовут Пот.

— Держи свои грабли от меня подальше.

— Да ладно те! Просто хотел чуток поболтать с тобой, вот и все.

У меня еще не улеглось желание двинуть его, хотя я и рисковал сломать собственную руку, если вложу всю силу в удар по его черепушке. Однако не это останавливало меня, а любопытство — чего ради он таскается за мной?

Пот искоса посмотрел на меня и поскреб своими кривыми зубами нижнюю губу.

— Я тут случайно слыхал, как ты выспрашивал о моих корешах, Дэнни и Фрэнке.

— Так уж случайно?

— Ну да. Или мы не бухали вместе? Они чё, вляпались? Во что?

Я промолчал.

— Ведь ты же Скотт, да? Частный сыщик?

Я кивнул.

— И чё за интерес у сыщика к моим корешам?

— Слушай, кончай базар. Хочешь говорить — давай ближе к делу.

Лицо Пота приобрело жесткое выражение.

— Ну, коль ты настаиваешь, ладно. В общем, кончай вынюхивать и выпытывать. Просто забудь о них, и все. — Пот посмотрел на бармена, протиравшего стакан в нескольких футах от нас. — Исчезни, — цыкнул он.

Бармен нахмурил брови.

— Черта с два. Я должен следить за баром.

Пот встал, обошел меня и протянул через стойку свою могучую лапу. Схватив бармена левой рукой за ремень вместе с брюками, он притянул его к себе, потом, словно это была пустая картонная коробка, поднял на пару футов в воздух и ласково попросил:

— Исчезни.

Несмотря на то что бармен был весьма упитанным мужиком, мне показалось, будто он прямо на глазах теряет в весе и съеживается, как проколотый шарик. Пот отпустил его. Когда бедняга коснулся ногами пола, они, словно ватные, подкосились. Падая, он впечатался подбородком в край стойки бара, но тут же поднялся и, не говоря ни слова, юркнул в дальний закуток.

Пот снова плюхнулся на табурет и спросил:

— Так на чем мы остановились, браток?

— Ты меня запугивал.

— Ах да, — ухмыльнулся он. — Как я те сказал, забудь о моих парнях. Пойдешь нам навстречу, мы не останемся в долгу, Скотт. Ну а если нет... Противно даже говорить, что будет...

— Вот и не трать времени даром.

— Можешь вляпаться в дерьмо, браток. Слышь, я те советую, как друг. Мне будет неприятно, если те достанется на орехи.

— А с чего это ты так разволновался? Стоило мне немного поспрашивать о Дэнни и Фрэнке, как на меня наслали здоровенного бугая с вот такой пастью, чтобы он рявкнул и взял меня на испуг. Неужто ты сам до такого додумался? Пот по-прежнему старался изображать улыбку.

— Ты же еще о ком-то выспрашивал, а? Кажись, о Маке, да? — Он вдруг нахмурился. — Нет, о Джиме. Ну да, точно, о Джиме.

Слишком уж небрежно он говорил.

— Верно, о Джиме. — Я тоже посерьезнел. — Забыл, как его?.. — Похоже, я слегка перестарался, пытаясь казаться равнодушным.

Пот угрожающе ощерился.

— Не знаешь, да? Ну и не надо. Просто завяжи свой язык на два узла — и проживешь до ста лет.

Он сполз с табурета. И тут обнаружилось, что Пот дюймов на пять ниже моих шести футов двух дюймов, хотя на первый взгляд он казался приплюснутым верзилой не менее семи футов роста. Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел на Мэйн-стрит. Я заторопился к выходу и успел увидеть, как он забирается в черный «бьюик-электра», припаркованный несколькими ярдами дальше по улице; кто сидел за рулем, я не разглядел, они быстро исчезли в потоке машин. Правда, номер «бьюика» мне удалось запомнить.