Это было сорок лет назад. С тех пор мне, пожалуй, удалось добиться кое-какого успеха. Другое дело, что мой политический и государственный потенциал так и остался не реализованным. Начало было весьма многообещающим, но потом – в тридцатых – случился этот глупый скандал. Я не сообщил об участии в нескольких бизнес-проектах. Ввел в заблуждение палату. В итоге мне пришлось подать в отставку с поста члена кабинета, и больше я назначений в правительство не получал. Вместо этого я превратился в одного из «заднескамеечников»[8] – быть может, не такого заурядного, как большинство, но все же… Признаться по совести, я рад, что теперь это осталось в прошлом. Столько лет потрачено, а что я получил в награду за службу? Какое-то жалкое пожизненное пэрство!.. Да меня просто вышибли, хотя и с повышением! Какой-то остряк даже сказал по этому поводу – дескать, только правильно, что, – учитывая мою репутацию, – я получил пэрство согласно представленному сэром Алеком списку награждаемых по случаю роспуска парламента.[9] Как бы там ни было, теперь я чертов лорд. Можно немного и поважничать.

После церемонии представления встретил в вестибюле Тома Драйберга. Он поздравил меня. В его голосе звучала неподдельная теплота – в этом не может быть никаких сомнений. Лично я всегда симпатизировал старине Тому как соседу по поперечной скамье.[10] Самое бескорыстное братское или, если можно так выразиться, сестринское чувство. Ничего плотского, разумеется. Просто общие интересы, взгляды. Он, конечно, тоже воспитан в духе Высокой церкви. Кроме того, мы оба немного склонны к крайностям. Том, будучи социалистом, порой заходит слишком далеко: иногда мне кажется, что орально-генитальный контакт представляется ему самым удачным проявлением демократии. Одно из его убеждений, о котором он как-то обмолвился, заключается в том, что процесс старения можно существенно замедлить, если глотать сперму молодых здоровых партнеров. Похоже, он говорил совершенно серьезно! Я ответил, что это, вероятно, крайний предел, до которого он способен дойти в деле преобразования собственной природы. Нет, я не имею ничего против подобного способа омоложения, особенно если он содействует процессу сближения с массами, однако, отправляя свой почетный член в поездку по избирательному округу, предпочитаю сохранять достойную позу и осанку. В медицине это называется, кажется, взаимной мастурбацией. Я, впрочем, терпеть не могу эти современные термины. В них слишком много бесстыдной откровенности, тогда как я предпочитаю слегка завуалированные определения, от которых исходит восхитительный аромат греха. В частности, для того, что нравится мне больше всего, существует превосходное старинное выражение – «фехтование».

Разумеется, я всегда был довольно сдержан, чего нельзя сказать о Драйберге. Даже не представляю, как все эти годы ему удавалось выходить сухим из воды! Я был крайне осторожен, быть может даже чрезмерно, но, в конце концов, в этом-то и заключается добрая половина удовольствия, которое получаешь от «фехтования». Да, я действовал весьма осмотрительно и ни разу не попался со спущенными штанами (в обоих смыслах).

– Как ты собираешься отмечать свое пэрство? – спросил Том.

Я пожал плечами. Я и в самом деле почти об этом не думал. Мне казалось, что официальной церемонии будет более чем достаточно. Ну а если говорить совсем откровенно, то в настоящий момент я нахожусь в несколько стесненных обстоятельствах и не могу устраивать многолюдных приемов. Быть может, чуть попозже я и отправлюсь в «Уайтс», чтобы пропустить стаканчик, но…

Том вдруг уставился на меня с видом заговорщика.

– Ты должен сходить на одну вечеринку, – сказал он. – Завтра вечером. Думаю, тебе будет интересно.

Он написал на карточке адрес и, сунув ее мне в ладонь, многозначительно улыбнулся.

– Приходи часам к десяти, – добавил он.

После этого я вернулся к себе на Итон-сквер, по дороге забрав почту. Несколько поздравительных телеграмм, в том числе от ассоциации избирателей. К счастью, мне больше не придется иметь дело с этим ужасным народом! Кроме телеграмм в почте оказалось два письма довольно зловещего вида. Одно из них было от Рут. Другое пришло из Национального загородного банка.

– гласило второе (или первое) письмо. –

Что ж, умолкли фанфары, пора, пожалуй, возвращаться к уродливой реальности. Внезапно я почувствовал ужасную усталость – из меня как будто вышел весь воздух. Наливаю себе хорошую порцию джина и принимаюсь за невеселые подсчеты. В активе у меня не густо. С зарплатой члена Парламента приходится распрощаться. Скудные ручейки наличности, которую приносили мне статьи и обзоры в газетах, тоже начинают иссякать (поскольку я больше не буйный «заднескамеечник», мое мнение никого не интересует). Есть, правда, «присутственные», которые получает за посещение заседаний каждый член палаты лордов, однако они не так уж велики (поэтому чем меньше времени я стану проводить в клубе «Дарби и Джоан», тем лучше). Работа на Би-би-си оплачивается довольно скудно, к тому же каждого чека приходится ждать целую вечность. Пожалуй, это все. Теперь рассмотрим пассив. Первым пунктом здесь идут расходы на «распущенную и сластолюбивую жизнь», как выразилась Рут. Пожалуй, здесь удастся кое-что сэкономить, хотя и не хочется. Кроме того, эта стерва требует двести пятьдесят фунтов в месяц! Где взять такие деньги – я понятия не имею. Она, по-видимому, тоже, но ее это как раз меньше всего заботит. Свинья неблагодарная! Я-то у нее ничего никогда не просил. Впрочем, если разобраться, то именно это и может оказаться первоисточником всех наших проблем. Если бы я… А-а, ладно. Что там еще? Так, ремонт харктуэллского поместья. Сухая гниль, жучок-древоточец и прочие неприятности. Предварительная стоимость ремонта – около двух тысяч фунтов. Черт! Встаю и наливаю себе еще джина.