Техник Сережа М. доказывал, что детские годы провел верхом на монгольских лошадках, гидролог Коля В. ссылался на свое происхождение из кубанских казаков…

Ажиотаж! Верили всерьез, но в то же время повсюду стоял хохот, каждый представлял себя и товарищей верхом на страусах, технику езды, возможные последствия — ведь скорость-то будет до ста километров в час! Но зато какие фотографии, какие рассказы по возвращении! Все дружно завидовали автору; уже было известно, что ему как организатору поездки будет выделен белый страус, остальные же получат вроде бы серой масти или гнедых.

А по прибытии в Дакар ажиотаж перекинулся на другие суда.

На «Профессоре Зубове» автор слышал такой разговор: «Дальневосточники первый раз в Африке — и раскопали такую интересную экскурсию, а мы, флагманское судно, прозевали!». Даже на официальных встречах можно было услышать за спиной: «Да, это те самые, с «Прибоя», которые в саванну на страусах поедут, счастливчики…» В. Санин также загорелся этой идеей и был весьма польщен, когда ему обещали выделить персонального страуса.

Свидетельствую: все происходило именно таким образом. Долго еще потом счастливчики, попавшие в «страусиный список», прятались от града соболезнований…

И еще несколько слов в заключение.

Пожалуй, самое тяжелое испытание выпало на долю «Академика Королева» не в открытом море, а в последний день стоянки в Дакаре. На наш экипаж обрушилось… или нет, нам было оказано…

Помню, мы тогда подрастерялись и никак не могли подыскать нужное слово, чтобы выразить свое отношение к данному поручению.

Короче, на борту «Королева» состоялся прием в честь окончания второго этапа Тропического эксперимента.

Подумаешь, прием, скажете вы. А фраки?! Где нам было взять дипломатические фраки? А сервизы, кресла, угощение для высоких гостей, которых ожидалось около сотни? Ведь к нам придут руководители Всемирной метеорологической организации, капитаны и начальники экспедиций со всех судов, ученые и научные сотрудники, летчики из разных стран! Принять их, не ударив в грязь лицом, это, извините, не обогнуть земной шар по экватору или из какого-нибудь шторма выкарабкаться.

Не стану утомлять вас описанием драматических сцен, сопровождавших подготовку к приему. Скажу лишь, что к назначенному вечернему часу корабль был вымыт, причесан, выутюжен и взволнован, как первоклассник за полчаса до начала учебного года. У трапа гостей встречал капитан, приветствуя каждого на изысканном английском, а затем их препровождали в кают-компанию, где столы ломились под тяжестью блюд с бутербродами и бутылок с прохладительными напитками.

Кают-компания заполнялась, мы бледнели при мысли о том, что мест на всех не хватит, но, к счастью, обстановка очень быстро стала непринужденной, и все отправились на корму.

И напряжение как рукой сняло! Ведь встречались не высокодоговаривающиеся стороны, а товарищи по совместной работе, которые вместе, рука об руку, проводили научный эксперимент.

К нашему удовольствию, гости с искренней похвалой отзывались о «Королеве» и вообще высоко оценивали советский вклад в Тропэкс.

— Ваше радиозондирование — о'кей! — говорил американец. — Очень интересно будет взглянуть на данные по Тихому океану.

— В любое время! А нам хотелось бы ознакомиться с вашей методикой проведения океанологических работ.

— Милости просим! Только учтите, — американец улыбнулся, — в открытом море у нас сухой закон, — И добавил, вздохнув: — Тропическое вино — вери гуд! Наш вечер явно удался. Преодолев языковые барьеры, на корме допоздна беседовали, спорили, шутили капитаны и ученые, руководители экспедиций и летчики — десятки людей, на несколько месяцев спаянных общей целью. И невольно думалось о том, что эти месяцы не просто канут в Лету, они запомнятся — и надолго, как запоминается всякое доброе начало. Ибо впервые в истории науки ученые мира объединили свои силы в таком масштабе.

Три этапа Тропического эксперимента внешне мало отличались один от другого: они дали больше поводов для размышлений ученым, чем литератору.

К тому же после второго этапа дела потребовали моего возвращения домой, и я вылетел из Дакара за три недели до окончания эксперимента. По пути наш ИЛ-62 приземлился в Алжире, а потом одним прыжком преодолел расстояние до Москвы, где я и зафиксировал окончание своего кругосветного путешествия.

А вскоре АТЭП закончился, и суда разбрелись по своим портам.

Труднее всего пришлось моему «Академику Королеву» и другим кораблям дальневосточной эскадры: они вновь пересекли два океана и добрались до Владивостока через семь с половиной месяцев после выхода в этот почетный, но трудный рейс.

Грандиозная научная операция завершилась.

Ну, а итоги? На сегодняшний день никто не может похвастаться тем, что они ему известны полностью. Ученые еще долго будут фильтровать могучий поток информации; годы работы и научных дискуссий потребуются для того, чтобы определить, какой величины шаг сделан в познании оболочек Земли. Ученые — люди осторожные, они не любят сенсаций. Прежде чем воскликнуть: «Эврика!» — Архимед, сознавая меру ответственности, наверняка провел не одну бессонную ночь.

Конечно, я рад был бы сделать какое-либо сногсшибательное сообщение вроде того, что циклонами отныне можно управлять, как тройкой лошадей, или что с сего дня в прогнозе погоды ошибиться так же невозможно, как в таблице умножения. Но об этом пока позволено лишь мечтать, как о фотонной ракете, прорезающей Вселенную со скоростью света.

Но уже сегодня со спокойной совестью можно сказать, что благодаря Тропическому эксперименту значительно прояснился механизм общей циркуляции атмосферы. Стало окончательно ясно, что внутритропическая зона конвергенции — ВЗК — не просто зона, где сходятся пассаты, а настоящий диспетчер влаги и тепла, поступающих из тропиков в субтропические и умеренные широты. Сделаны и другие очень важные выводы, но о них мои товарищи по путешествию говорят неохотно, не без оснований опасаясь моих преувеличенных восторгов. А когда я спрашиваю, чем же закончить записки, советуют: «Пиши, что наша экспедиция с точки зрения познания атмосферы сделала столько, сколько не сделали все предыдущие морские экспедиции, вместе взятые!».

— Что ж, это справедливо, — подтвердил профессор Михаил Арамаисович Петросянц, руководитель советской части эксперимента и директор Гидрометцентра СССР. — Но стоит подчеркнуть и другое: АТЭП явил собой столь великолепный пример международного научного сотрудничества, какого еще не знала история. Предшественник совместных полетов в космос, ТРОПЭКС стал возможным благодаря столь ценимой человечеством разрядке международной напряженности, инициатором которой выступило Советское правительство.

В свое время народы мира, протянув друг другу руки, объединились в борьбе с фашизмом; теперь десятки государств сливают свою научную мощь для познания мира. Метеорология — по своей сути вообще наука международная, ведь атмосфера не признает границ, и воздушные массы преодолевают в сутки примерно полторы тысячи километров без всяких виз. Мир понял, что для решения столь грандиозной задачи — познания законов циркуляции атмосферы — сил одной страны, даже самой богатой, недостаточно. Нужны совместные усилия ученых разных стран. Начало положено! Тропический эксперимент успешно проведен, и созданы два мировых центра, где концентрируются собранные данные — в Москве и Вашингтоне. Кроме того, «распределены обязанности» по сбору и анализу отдельных частей программы: Франция занимается океанологией, ФРГ — пограничными слоями атмосферы, Англия — синоптическими данными, Советский Союз — радиационными… ВМО — Всемирная метеорологическая организация в Женеве уже издала двухтомник статей о предварительных результатах АТЭП — 89 работ, из которых 44 принадлежат советским ученым. Предварительные результаты АТЭП обсуждались на двух симпозиумах в СССР и США, готовится конференция и во Франции… Вот что пишет об итогах АТЭП генеральный секретарь ВМО профессор Дэвис. «Тропический эксперимент показал, что страны могут работать вместе в духе полной и дружеской кооперации в направлении достижения общей научной цели…» Словом, мы настроены в высшей степени оптимистично.