– Нет-нет!

– Мать и то никогда не плачет. То есть бывает, но только по ночам. Я никогда не видела ее в слезах. Мужественная женщина!

– Да-да, она именно такая.

Настала очередь спинета.[4] Агнес наставляла Аннабеллу:

– Всегда поднимай крышку и протирай клавиши. И осторожнее – одна из них едва держится. – Она просияла. – Я училась на нем играть! Целый год брала уроки, ездила раз в месяц в Хексэм. Ради одного часа занятий приходилось тратить целый день. Но это было потерянное время: у меня не хватило ни слуха, ни терпения. А ты училась играть в своем монастыре?

– Да, – кивнула Аннабелла, – на фортепьяно.

– Ну да? Значит, и на этом сможешь. У нас на чердаке полным-полно нот. Мой дед, тот самый книгочей, – она указала на полку, – умел играть, и отец обязательно настраивает инструмент – к нам раз в год приезжает настройщик. Хочешь сыграть что-нибудь сейчас?

– Нет-нет, сейчас рабочее время.

– Не беда, мать не станет возражать.

– Лучше не надо. Как-нибудь потом.

– Тогда завтра вечером. – Агнес вся светилась. – Мы всегда собираемся вместе субботними вечерами. Захаживает и Дейв, мой жених: суббота – его день. Майкл ездит к Пранксам, повидаться со своей Лиззи, и приводит ее сюда, потому что у Пранксов можно подохнуть со скуки. Зимой у нас бывает девушка Сепа, Сара; летом они уезжают в город. Представляешь, как было бы весело, если бы ты села играть? Обожаю веселиться! Мы всегда весело встречаем Новый год. Ты умеешь играть танцы?

– Вальсы.

– Лучше не придумаешь! Я подготовлю мать. Увидишь, что она скажет. Между прочим, – Агнес погрозила ей пальцем, – завтра вечером будь готова, что кто-нибудь обязательно вспомнит про сегодняшнюю умору. Братья любят веселиться, ты уж на них не серчай. Не будешь?

Аннабелла с усилием ответила:

– Не буду, Агнес.

– Вот и молодец! – Агнес с удвоенной энергией взялась за работу, приговаривая: – Жду не дождусь завтрашнего вечера. Я заставлю братьев слазить на чердак и найти ноты. Надо же, и в ноябре, оказывается, можно веселиться! Я рада, что у нас появилась ты, Аннабелла, правда, рада! Стоило мне тебя впервые увидеть, как я поняла: хорошая девушка!

Вечером в субботу было устроено обещанное веселье. Аннабеллу и Мануэля познакомили с молодым фермером Дейвом Пирсоном, будущим мужем Агнес, с Лиззи Пранкс и Сарой Перси. Знакомство было обставлено просто:

– Это Дейв, Лиззи и Сара, а это Аннабелла и Мануэль, наши работники.

После этого о работниках забыли: гости принялись рассказывать о происшествиях в Станхоупе, где жила мисс Перси, и в Вулингсхэме, откуда была родом мисс Пранкс. Дейв Пирсон громко втолковывал что-то Фэрбейрну-старшему с явным намерением произвести впечатление. Аннабелла поймала себя на мысли, что он недостаточно хорош для Агнес; она также была вынуждена признать, что никто из пяти присутствующих мужчин не может сравниться пригожестью с Мануэлем, хотя Майкл, Сеп и Пирсон были одеты в дорогое сукно, а Фэрбейрн и Вилли, недавно возвратившиеся из хлева и не успевшие переодеть брюки, все-таки сменили рубашки и натянули сюртуки, тогда как Мануэль щеголял в многократно стиранных штанах; его рубаха и шейный платок были чистыми, но куртка пестрела пятнами. Зато никто не выглядел так величественно, как он. Она тоже была одета скромнее всех остальных женщин, однако в ней еще не окончательно умерла мисс Аннабелла Легрендж, и она чувствовала свое превосходство – если не над Агнес и ее матерью, то по крайней мере над обеими невестами молодых Фэрбейрнов; одна из них, Лиззи Пранкс, корчила из себя воспитанную даму, но нещадно коверкала слова.

Наконец Агнес вытащила Аннабеллу из угла, откуда та вела наблюдение и прислушивалась, и попросила:

– Ступай в гостиную, Аннабелла, и начинай играть.

Гости уставились на новенькую. Агнес объяснила:

– Она умеет играть! Сейчас сами услышите.

Подав ей ноты, Агнес шепотом попросила:

– Сыграй сперва это, утри им нос. Аннабелла присела к пианино, улыбаясь про себя: она понимала, что Агнес относится к ней как к ценной собственности. Не в каждом доме была служанка, играющая на фортепьяно Бетховена и Моцарта. Сейчас она протягивала пианистке сонату Моцарта Ля-бемоль минор.

Аннабелла заиграла. Агнес подбежала к двери и крикнула:

– Замолчите! Лучше послушайте. Слушатели по одному прокрались в гостиную и расположились у камина. Все взгляды были устремлены на Аннабеллу и на инструмент. Доиграв, она оглянулась на примолкнувшую аудиторию и сказала:

– Вообще-то я разучилась…

– Ничего себе! Если бы я умел так играть, то не возражал бы, если бы все считали, что я разучился. – Майкл подтолкнул невесту, и та, пыжась, произнесла:

– Произведено прелестно.

Аннабелла поспешно отвернулась к клавиатуре, чтобы не ответить на это: «Что вам еще произвести?»

Следующий номер требовал постоянного перекрещивания рук на клавишах, что поразило компанию не меньше, чем сама музыка. Впрочем, в присутствии такого таланта всем стало немного неловко. Лучше всех это чувствовал Мануэль. Он был единственным, кто слушал пианистку стоя. Оставшись у стены, неподалеку от пианино, он не спускал с нее глаз. От музыки ему стало грустно, одновременно его охватило могучее вожделение, сменившееся болью, и не только потому, что он осознавал его безнадежность, но и оттого, какой он видел ее: печальное лицо, сияющие светло-каштановые волосы и пьянящее тело, одетое в отрепье, какого постеснялась бы любая уважающая себя прислуга.

Он обязан купить ей обновки. Почему он не подумал об этом раньше? Она уже сама шила себе новое платье, но оно будет готово лишь через несколько недель. До этого он купит ей платье и туфли. Не беда, что в результате полегчает его пояс. Ему следовало догадаться сделать это еще в Хексэме.

Слушатели зааплодировали, он присоединился к ним. Молодые Фэрбейрны не скупились на похвалы:

– Ну, Аннабелла, молодчина! Никогда не слышал ничего подобного!

– Тебе бы на сцену!

– Жаль, что тебе приходится работать прислугой, раз ты такая мастерица играть. – Последняя фраза принадлежала Вилли. Он смотрел на пианистку во все глаза. Мануэль пристально следил за ним. Он знал, какие признаки свидетельствуют о том, что мужчина заинтересовался женщиной; сейчас у него все похолодело внутри, а мысли пустились галопом. – Если бы ты ловила картошку так же ловко, как перебираешь клавиши, то показала бы вчера отменный фокус. Вы еще не слыхали о вчерашнем событии? – Вилли, рассмеявшись, признался: – Никогда в жизни так не смеялся!

Спустя минут десять, когда все ослабели от смеха, Аннабелла по просьбе Агнес заиграла вальс, и три пары неуклюже заковыляли по кухне. Мануэль и Вилли по-прежнему не спускали глаз с исполнительницы, а чета Фэрбейрнов, сидя, наслаждалась зрелищем танцующей молодежи.

После танца все стали угощаться из расставленных на скамьях блюд, попивая вино из пастернака. Миссис Фэрбейрн сказала сыну:

– Доставай свою свистульку. Пускай потанцуют «Каверли». Ты умеешь танцевать «Каверли», Аннабелла?

«Каверли»? Можно и это. Хотя лучше мазурку или менуэт.

– Да, хозяйка, – тихо отозвалась она.

– Тогда бери себе в пару Мануэля и становись. Так ей впервые довелось танцевать с Мануэлем.

Партнер произвел на нее неожиданно сильное, волнующее впечатление.

В девять вечера все спохватились, как незаметно пролетело время. Подкрепившись горячим бульоном, гости потянулись к дверям, сопровождаемые Майклом и Сепом.

Аннабелла и Агнес убрали со стола и прибрались в маленькой гостиной, чтобы не оставлять беспорядка до понедельника, ибо, по словам Агнес, в воскресенье такими делами заниматься не подобает. Работы по дому ограничиваются в этот день приготовлением еды.

Мануэль вышел из дому с Вилли, чтобы взглянуть напоследок на скотину. Под конец обхода Вилли сказал ему:

– Славный выдался вечерок, Мануэль.