Друзья нашли ему грошовое дельце на Мульцибере, вдали от Земли. Он угробил последние девяносто кредитов, чтобы добраться до этой планеты и услышать о своей скандальной репутации, которая тащилась за ним повсюду.

Он стал нежеланным даже на далеком Мульцибере.

А набрать денег на обратную дорогу он уже был не в состоянии. И даже за семь долгих лет он не смог собрать суммы, необходимой для переезда из этого ленивого, сонного мира вечных субтропиков.

– Опять о чем-то задумался, Джонни, – прервала его мысли Майра. – Я же просила не думать больше о Мульцибере. Постарайся забыть его.

– Я и не думаю больше, – солгал он. – Я прикинул… что не плохо было бы удрать отсюда, вообще не уплатив по счету. По-моему, хозяева ресторана не станут поднимать шума и взывать к закону. Здесь ведь нет законов.

– Вполне возможно. Но ты тоже не станешь взывать к закону, если они тебя поймают и сделают из тебя бифштекс. А если ты захочешь прийти сюда снова – они попросту захлопнут перед твоим носом дверь, или подсыплют в еду какого-нибудь медленно действующего яда.

На секунду-другую он задумался. И тут его осенило:

– Знаешь что? Я могу побиться об заклад, что в этом царстве вседозволенности законы действуют куда лучше, чем там, где они основаны на сложной системе высокоморальных правил и архаичных обычаев. Здесь законы преступности сводят друг друга на нет.

Она кивнула:

– Это самая великая идея Бена. Если взять группу людей, не отягощенных принципами морали, и заставить жить по определенному образцу, их совокупные преступные наклонности превратятся в упорядоченный и практичный способ соблюдения закона. Но это происходит только тогда, когда начинаешь запускать добропорядочных людей в систему, разваливающуюся на части.

Мантелл нахмурился. Он чувствовал, что где-то в ее рассуждениях есть противоречие, но в данный момент он не собирался ломать над этим голову.

– Знаешь, кажется, мне здесь понравится, – сказал он с улыбкой.

Джонни и Майра еще трижды начинали разговор, полный намеков и недомолвок, но каждый раз он быстро обрывался, и они окончили ужин в полном молчании. Глядя мимо оркестровых декораций, где пели скрипки (не настоящие скрипки, как догадывался он, а хорошо подобранный электромузыкальный синтезатор, скрытый где-то в этом огромном здании), Мантелл думал: «Какая потрясающая женщина». Он постарался представить хоть и безуспешно – что же такое она совершила, что оказалась здесь, на Стархевене, скрываясь от сетей галактической полиции. Майра казалась такой чистой, такой невинной! Конечно, она не ангел, но тем не менее у него создавалось впечатление, что ею руководят только высокие мотивы. Себя Мантелл тоже не считал законченным негодяем. Он считал, что является жертвой обстоятельств: жизнь могла сложиться совсем по-другому, если бы он не попал на Мульцибер, а остался квалифицированным техником-вооруженцем на старой Земле.

«В конце концов, я опять стал техником-вооруженцем, – подумал Мантелл. – Только не на Земле, а здесь, на Стархевене, где никто не пристает с дешевой моралью».

И где была Майра.

Просто удивительно, что он сидит и просто глядит на нее, не делая никаких попыток к сближению.

Она была девушкой Зурдана – это служило главной помехой. На такой планете ни один человек не позарится на возлюбленную тирана, если дорожит своей жизнью. Но, возможно, Зурдан уже ею пресытился… – «Кого ты хочешь обмануть? – спросил он самого себя. – Кому может надоесть такая девушка?» В мрачном настроении Мантелл решил, что должен отказаться от Майры Батлер, иначе его будут ждать крупные неприятности.

Появились роботы-уборщики, унесли остатки еды и недопитую бутылку.

«Никогда бы не подумал, что смогу оставить полбутылки вина», – усмехнулся про себя Мантелл.

Он откинулся назад:

– Куда теперь?

Майра улыбнулась:

– Ты танцуешь?

– Давно не практиковался.

– Неважно, пошли! Танцзал тремя этажами выше.

Мантелл не чувствовал особого желания танцевать. Но она настаивала:

– Мне нравится танцевать, Джонни. А Бен со мной не танцует. Он ненавидит танцы.

Мантелл, сдаваясь, пожал плечами:

– Я вам очень обязан, леди. Так что, если хотите танцевать, пожалуйста.

Рука об руку они прошествовали из обеденного зала в кабину лифта и поднялись в танцзал. Даже здесь, на двенадцатом этаже, у Мантелла осталось такое впечатление, что весь Дворец удовольствий – над ними.

Танцзал представлял собой огромное, причудливо украшенное сводчатое помещение. Музыка билась в сотне скрытых динамиков. Пылающие пятна трепещущего света, красного, синего и светло-фиолетового, сказочно вспыхивали в воздухе. Это была изумительная картина, будто сошедшая со страниц красочной, богато иллюстрированной книги.

– Для человека, не любящего танцы, Зурдан построил просто великолепный дансинг, – заметил Мантелл.

– Это одно из правил Бена – удовлетворять желания других людей.

Поэтому у него столько приверженцев.

– Бен – хитрый мужик, – сказал Мантелл.

– Даже чересчур хитрый, – согласилась Майра.

Они вступили на танцплощадку. Майра скользнула ему в объятия, и они закружились.

Много лет миновало с тех пор, как Мантелл танцевал последний раз. На Мульцибере он не мог даже и подумать о подобном развлечении. Там его занимала только одна мысль – выжить. А на Земле он был полностью занят куда менее легкомысленным делом. Но здесь, на этой удивительной планете, Мантелл мог с удовольствием восполнить упущенное за все прошлые годы.

Под темным мерцающим люцифугиновым пластиком танцплощадки был установлен антигравитационный экран. Поле отрегулировано на низкую модуляцию, не настолько сильную, чтобы поднять танцующих к потолку, но достаточно мощную, чтобы компенсировать их вес где-то на тридцать-сорок процентов, как прикинул Мантелл. Пары не танцевали, а парили – они совсем не чувствовали своих ног.

Мантелл кружил Майру, словно пушинку. Да и сам он почти не ощущал собственного веса. Никогда прежде Мантелл не танцевал с таким удовольствием, как сейчас. Вокруг них вихрились искрящие разноцветные огни. Музыка играла страстно и волнующе.

«Все дело в антигравитационном поле, – подумал Джонни, – а еще – в Майре, легкой и воздушной».

Однако Мантеллу не давала покоя мысль, что все танцующие рядом с ним – преступники, еще недавно скрывавшиеся от полиции. Сейчас они развлекались, как развлекаются обычные люди, живущие по обычным законам.

Да, эти мужчины и женщины неплохо проводили время – без всяких законов.

Мантелл с Майрой танцевали час, возможно, два. Время бежало незаметно. Мантелл держался стойко. Когда музыка умолкла, а они в сотый раз сошли с площадки, чтобы немного передохнуть, Майра спросила:

– Ну как?

– Тяжеловато, – улыбнулся Мантелл.

– Тогда давай лучше пойдем, Джонни. Уже поздно.

Он взглянул на часы: скоро полночь… Только теперь Джонни почувствовал, как устал. Чего только не было за этот день: бегство от космического патруля, пытка психопробой, а под конец – несколько часов с Майрой. Полный джентльменский набор.

– Куда мы отправимся теперь? Игровой зал? Бар?

Она покачала головой:

– Пойдем домой. Мне пора спать.

Зазвучала веселая музыка, и любители быстрой пляски устремились на танцплощадку. Мантелл стал пробираться через резвящуюся толпу, крепко держа Майру за руку. Путь к лифтам был без особых приключений, они спустились и вышли из Дворца удовольствий на залитую огнями площадь.

Будто из-под земли вырос тот самый каплееобразный автомобиль, который привез их сюда. Они сели.

– Отвезите нас ко мне, – сказала Майра шоферу.

Машина остановились напротив жилого здания. Майра вышла, Мантелл последовал за ней. При их появлении двери здания распахнулись. Джонни проводил девушку до лифта, потом до дверей квартиры.

Она приложила палец к дверной панели, и дверь начала медленно открываться.