Так я думаю, мой юный друг, талантливый Абд ар-Рахман. Пиши мне и будь справедлив.

Я жду тебя. Приходи!

Твой Халиль Мутран».

«Он прав, благородный Халиль Мутран, — подумал аль-Хамиси. — Надо набраться терпения. Я хочу сейчас увидеть процветающий Египет, а надо ждать… Нет, не просто ждать. В тяжких трудах, в сомнениях и терзаниях, с опасностью для жизни можно завоевать свободу и независимость, при которой возможен небывалый расцвет талантов и достижений египетского народа».

* * *

После нескольких встреч с аль-Хамиси Халиль Мутран не раз задавал себе вопрос: как помочь молодому поэту, подающему большие надежды, как сделать это возможно менее заметно? Он видел, что имеет дело с человеком гордым и независимым. Ему нельзя было просто предложить деньги, хотя по всему было видно, что Абд ар-Рахман живет в нужде. В редакции не знали адреса аль-Хамиси. Молодой человек выглядел усталым. Одежда была чрезмерно скромной. Нельзя было не заметить, какую буйную радость вызвал скромный подарок — несколько книг прославленных поэтов Европы и Египта. Халиль Мутран понял, что молодой поэт не имеет денег на покупку книг. Впрочем, книги недоступны людям несостоятельным. Следовательно, нужно пригласить его в библиотеку, которая уже привлекла внимание молодых писателей и поэтов своим богатым собранием мировой классики.

Халиль Мутран потратил много времени и денег, чтобы расширить первую в Каире театральную библиотеку, созданную еще в прошлом веке, когда великий Верди ставил свою «Аиду». Аль-Хамиси получил приглашение пользоваться этой библиотекой; радость его была безмерной. Еще более радостным было предложение Халиля Мутрана написать текст песен для театральных постановок. Созданный им театр пользовался большой популярностью. Аль-Хамиси восторгался этим театром. Как хорошо, что его песни прозвучат в отличных пьесах, поставленных талантливым Халилем Мутраном. Да и платили щедро.

Частые беседы с известным поэтом наполняли жизнь аль-Хамиси новым смыслом, вливали в него свежие силы.

«Дорогой учитель, уважаемый Халиль Мутран!

Судьба подарила мне счастливый день, когда я посетил Ваш дом. Я все еще под впечатлением нашей беседы. Я вновь перечитывал Ваши стихи и увидел, как смело Вы расширили кругозор касыды. Как хороша поэзия свободного стиха. Проза и поэзия объединились и отразились на большом красочном полотне, словно художник обогатил свою палитру новыми, прежде неведомыми красками.

Я понимаю, время диктует нам новые формы и новое звучание стиха. Я благодарен Вам за подаренные мне книги. Особенно мне дорога книга моего любимого поэта и в такой же мере любимого героя. Вы догадались. Я говорю о поэте Урва ибн аль-Варде. Поразительная цельность натуры, единство мысли и действия. Мне кажется, что в истории арабской литературы ему принадлежит особое место. Он лучший среди саалюкских поэтов, бедняков, не имеющих денег даже на пропитание. Как романтична его судьба! Он не только воспевал справедливость, он жизнь свою отдал в борьбе за бедного человека. Он был предводителем саалюков. Вместе со своими отважными всадниками он нападал на богатые караваны в пустыне, отнимал деньги, вещи, овец и верблюдов и раздавал награбленное бедным людям. Я словно вижу его на арабском скакуне, в развевающемся на ветру плаще, во главе отряда. Он спешит в бедные кочевья бедуинов, чтобы спасти от голода обездоленных детей.

Урва ибн аль-Вард, поэт VI века, — настоящий рыцарь доисламской поэзии. Рыцарь с чистой и благородной душой.

Я обойду, скитаясь, целый свет,
Чтоб всем помочь, кто голоден, раздет,
Чтоб слабых защитить от произвола
И ограждать обиженных от бед.
Но если все неправда поборола —
Покину жизнь, в которой смысла нет…

Я читаю и перечитываю его стихи.

Они стали бальзамом для моей мятежной души.

Не только доисламская поэзия дала толчок моему воображению и способствовала романтическому восприятию окружающего мира. Пожалуй, еще большее значение имела поэзия Древнего Египта. Она завораживала своими яркими красками, своим чистым и звонким голосом. Я запомнил древний папирус безвестного автора, написанный четыре тысячи лет назад. Потрясающий папирус! Я позволю себе процитировать:

Придет такое время, когда исчезнут люди,
И содрогнется справедливость,
И корабли потонут от множества грехов.
И тогда на земле не останется ни одного посева
И солнце перестанет всходить в свое время,
Настанут дни, когда тлену и порче
Подвергнется судопроизводство,
А возрадуются притеснители и угнетатели.
Громким голосом будут плакать боги,
Так, что намокнут камни
И от горестей и печалей потрескаются скалы
И рассыпятся на куски в прах…[6]

Древний пророк предвидел ужасные последствия, к которым придет человечество, если притеснители и угнетатели будут править страной. Как сильно и верно сказано об этом! Как талантливо, если звучит своевременно через тысячи лет! Неправда ли, есть чему поучиться у наших великих предков?!»

Закончив письмо, Абд ар-Рахман подумал, что и сам Халиль Мутран стал его учителем. Они очень разные — доисламский поэт VI века и прославленный Халиль Мутран XX века. Но каждый из них яркий представитель блестящей плеяды поэтов Арабского Востока. А скольким он, аль-Хамиси, обязан этому известному поэту.

Заботясь постоянно о своем подопечном, Халиль Мутран не упускал случая помочь аль-Хамиси. Он решил познакомить его с известным публицистом Салямой Мусой. Халиль Мутран организовал их встречу в библиотеке.

Старый маэстро сразу же покорил аль-Хамиси своей приветливостью и сердечностью. Абд ар-Рахману показалось, что он давно-давно знает этого доброго старого человека, глаза которого оставались молодыми и как бы отражали огонь его души. С какой живостью, с каким азартом он вел беседу. Как щедро рассыпал жемчужины своей мудрости. А как остроумны были его шутки.

Аль-Хамиси часто встречал в газетах и журналах рассуждения Саляма Мусы о непременной связи науки и литературы. Он призывал отказаться от устаревших взглядов на роль женщины в общественной деятельности страны. Богословы Аль-Азхара, верные законам ислама, видели в этих призывах враждебную силу. Они категорически отвергали возможность предоставить женщинам свободу, дать им образование, позволить работать в общественных учреждениях, иметь экономическую самостоятельность, иметь голос в своей семье. Реакционно настроенные литераторы и официальные деятели культуры, которые зависели от короля, возмущались тем, что Саляма Муса призывал бороться с колонизаторами, добиваться свободы и независимости Египта. Они понимали, что философские трактаты писателя и мыслителя могут найти признание молодой интеллигенции. Это было опасно для существующего монархического строя. «Это опасный человек! Это коммунист!» — говорили они. Стремление к просвещению пугало их, они видели в нем предвестника других свобод.

В первой же беседе Саляма Муса открыл глаза аль-Хамиси на великое значение теории Дарвина в научных исследованиях в области естествознания. Он очень увлекательно говорил о теории относительности Эйнштейна и рисовал картину новой жизни Египта, когда рядом с экономикой, построенной на труде феллахов, будет создана промышленность, способная стать источником благосостояния для нищего и обездоленного народа.

— Чтобы быть писателем, надо многое знать: надо изучать историю разных народов, надо увидеть своими глазами, как устроен мир, как живут люди в других странах, чего они достигли, к чему стремятся, — говорил Саляма Муса.

вернуться

6

Перевод с арабского Э. Бобылевой.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: