Она тоже из мамлюков. Трудную прожила жизнь. Давно уже перестала улыбаться, но не перестает трудиться и хлопотать о доме. Она любит тебя и жалеет. Бабушка не может заменить тебе мать, она совсем другая. Что поделаешь? Аллах милостив и милосерден, он поможет нам вырастить хорошего человека.

Старик потрепал курчавую головку внука и сказал:

— Тебе лучше живется, чем сыну убитого мамлюка. Ты в доме отца и бабушки. Ты в моем доме. Я крепко его сколотил. Старался, на долгие годы готовил жилище для моей семьи. Тебе будет хорошо в нашем доме. Не печалься, Абд ар-Рахман. Учись прилежно. Ты умный, выйдешь в люди. Это говорю я — старый мамлюк. Жизнь меня многому научила.

Абд ар-Рахман с удивлением смотрел на деда. Его пылкое воображение рисовало ему картины печальной и трудной жизни этого старого человека.

— Почему убивали? — спросил он. — Почему люди такие злые? Донесли на соседа. Почему?

— Когда подрастешь, может быть, поймешь, — ответил дед. — А теперь пора спать. Уже полночь. Ступай, внучек!

Старик поцеловал его в щеку и за руку отвел к постели. Мальчик не сопротивлялся, не плакал. Он покорно улегся и долго еще думал о дедушке. Он представил себе одинокого мальчика, бредущего во тьме ночи неизвестно куда, мальчика, который в семь лет уже добывал себе пропитание.

«Дед не стоял с протянутой рукой, — подумал Абд ар-Рахман, — а в Порт-Саиде я видел столько мальчиков, которые бегут за прохожими и вымаливают монетку. Каким отважным мальчиком был дед аль-Хамиси! Зарабатывал себе на хлеб, когда ему было семь лет. Удивительный дед!»

Абд ар-Рахман еще долго не мог уснуть. Его встревожил рассказ деда. Но еще больше горечи принес ему неудачный побег. Он старался представить себе, как было бы хорошо дома, у мамы. С какой радостью она стала бы его мыть, одевать, кормить. И все время они бы смеялись и радовались встрече. Он бы рассказал ей о жизни в деревне. А она рассказала бы ему о том, откуда взялись красивые лошадки и как она догадалась переодеться в крестьянскую одежду и так изменилась, что родной сын ее не узнал. Бедная, она так плакала, когда отец схватил его и унес. Ускакал…

Он уснул и во сне увидел маму. Увидел такой, какой она была в то утро, когда пошла в церковь и оставила его дожидаться. «Ты такая красивая и добрая, моя мамочка», — сказал он и протянул руки, чтобы обнять ее. Но почему-то не сумел обнять. Зато успел прочесть стихи о своей печали. А когда проснулся — не мог вспомнить этих строк.

Маленький аль-Хамиси еще не мог записывать свои стихи, которые складывались у него часто: когда он видел красивый берег Нила, рощу смоковниц или темные кипарисы, словно стражи, стоявшие вдоль берега. Стихи складывались у него постоянно, когда он оставался в одиночестве и печаль терзала его. Как ему хотелось скорее научиться писать!

Что случилось с отцом? Впервые он спросил сына, нравятся ли ему занятия в Куттаб? Это произошло вскоре после неудачного побега с мамой, когда мальчик стал еще более замкнутым и печальным.

— Не нравится, — сказал Абд ар-Рахман. — Моя школа в Порт-Саиде намного лучше.

— Завтра поедем в деревню аз-Зарка, — сказал Абдель Малик, — там хорошая школа. Ты будешь доволен. Тебе ведь хотелось изучать географию, историю, арифметику. Если будешь хорошо учиться, кто знает, может быть, станешь судьей. Об этом можно только мечтать бедному феллаху. Пойдем, купим учебники и тетрадки. Будешь учиться не хуже, чем в Порт-Саиде.

— Поедем! — согласился Абд ар-Рахман. — У старого богослова умрешь от скуки. Ничему там не научишься. Только и делаем, что повторяем суры Корана. Я уже знаю их наизусть, а все повторяю.

— Знаешь на память? — удивился Абдель Малик. — Ты и представить себе не можешь, как обрадовал меня. Я расскажу о твоих успехах бабушке. Она с радостью послушает твое чтение.

Вечером, за ужином, отец, как никогда приветливый и веселый, сообщил старикам радостную весть. Пришлось Абд ар-Рахману прочесть им несколько сур Корана. Ему бы прочесть свои стихи, но он не решился предложить. Очень рано ему пришлось понять, как различны вкусы людей города и деревни. Однако похвала стариков была приятна Абд ар-Рахману. Они были приветливы к нему, он понимал, что дорог им, и чувствовал, что должен чем-то их порадовать. Впервые за все время пребывания в доме отца мальчик видел веселые лица за столом. Дед даже пошутил. Услышав ржание лошадей из конюшни, примыкающей к дому, он сказал:

— Внучек, не только мы слушали тебя с великой радостью, даже лошадки наши порадовались. Слышишь, как они приветствуют тебя?

В деревне аз-Зарка наняли такую же полутемную, пустую комнату с тюфяком на полу. Но школа была совсем другой. Здесь было несколько учителей, каждый ученик имел учебники и изучали не только Коран, но и географию, арифметику, арабский, английский языки. Абдель Малик старательно перечислил сыну все предметы, не понимая, какое большое значение они будут иметь для Абд ар-Рахмана. Отцу непокорного маленького аль-Хамиси будущее сына рисовалось в виде банковского служащего, что было пределом мечтаний. Из всех перечисленных ему предметов, когда он впервые пришел в эту школу договариваться о поступлении сына, самым главным он посчитал арифметику. Ему объяснили, что, закончив четырехлетний курс учения, школьник может поступить на работу в какое-нибудь учреждение в качестве писаря или учетчика. По мнению безграмотного феллаха — это было отлично. Лучшего и желать нельзя.

С первого же урока арабского языка Абд ар-Рахман с увлечением принялся за чтение. От прежних своих занятий он получил только знание алфавита и умение читать несложные маленькие рассказы. В аз-Зарку он пришел, еще не умея как следует писать. Сейчас каждый день приносил ему новые знания, прибавлял умение обращаться с пером и чернилами. Учитель удивлялся усердию мальчика. Уже через три месяца аль-Хамиси успешно написал заданное в классе маленькое сочинение. Оно было лучшим. Учителя поразило необыкновенно аккуратно написанная страница — без единой кляксы. В классе было мало таких старательных мальчиков.

Любимые предметы Абд ар-Рахмана — арабский язык и литература, да еще история. Эти уроки доставляли ему радость. Он ждал этих занятий, к ним готовился особенно старательно. Но и в других предметах он находил много интересного, слушал учителей с неизменным вниманием. В конце года оказалось, что аль-Хамиси один из лучших учеников. Учителя удивлялись его усердию. Они не знали, что мальчиком руководила заветная мечта: возможно скорее научиться писать. Он хотел записывать свои стихи.

Ему хотелось написать маме большое хорошее письмо, чтобы ее порадовать и утешить. Он понимал, что мама неутешна, что она страдает, а может быть, и плачет.

Как-то преподаватель арабского языка, взяв в руки тетрадку Абд ар-Рахмана, спросил его:

— Как тебе удается так ровно, так чисто и красиво писать? Ты молодец!

— Я не люблю грязных с кляксами страниц. Если получается грязная страница, я ее обязательно переписываю. Я люблю, когда написано красиво.

— И ты часто переписываешь свои тетрадки? — спросил учитель.

— Я много пишу, ведь мне нужно записывать свои стихи.

— Ты пишешь стихи? Принеси, мы прочтем перед всем классом. Кто тебя учил?

— Когда я был маленький, мама часто читала мне стихи. Я их запоминал. Они мне нравились. А потом я сам стал сочинять, только не мог записывать. Сейчас я уже записываю.

— Аллах, милосердный и милостивый! — воскликнул учитель. — Ты читал отцу свои стихи?

— Нет, не читал. Он не любит стихов. Мама любит. Скоро я пошлю ей в подарок целую тетрадку.

Время шло, и занятия в школе аз-Зарки приносили свои плоды. Абд ар-Рахман много читал, много писал, он стал любимцем преподавателя арабского языка и литературы. Учитель старался помочь своему одаренному ученику, который часто приводил его в замешательство. Этот хрупкий, тоненький мальчик иной раз казался настоящим философом. Откуда? Учитель никогда еще не сталкивался с таким чудом. И тем больше привязывался к любимому ученику. Приветливость и внимание учителя были для аль-Хамиси настоящим бальзамом. Ведь после школы мальчик возвращался в свой неуютный, темный угол и становился настоящим страдальцем. Одиночество томило его, терзало душу. Его утешением были книги и стихи. Поэтические строки возникали по всякому поводу и как бы отражали развитие его мышления. Стихи этих ранних лет были еще очень наивны и беспомощны, но удивительно искренни и трогательны. Иной раз музыка стиха соответствовала старинной песне феллаха. Он любил эти песни, хотя нередко ловил себя на мысли, что они навевают еще более печальное настроение. Были строки грустные, были веселые и шутливые, высмеивающие проделки шаловливых мальчишек. Были стихи о людях аз-Зарки, которых он знал. Были стихи для мамы. Часто хотелось отобразить в стихах всю красоту окружающего мира. Красоту он видел повсюду и восторженно воспринимал ее. «Пойду проводить солнце на покой», — говорил он себе и шел к берегу Нила, чтобы полюбоваться закатом.