В. Д. Хламцев, в прошлом офицер царской армии, был всегда подтянут и служил примером для курсантов. Заведующий строевым обучением Г. С. Десницкий тоже был на своем месте. Строевые командные кадры состояли главным образом из старых военных специалистов - офицеров. Работали они добросовестно, но несколько формально - "от" и "до". Воспитательной работой занимались парторганизация и политаппарат курсов, общеобразовательной подготовкой военнообязанные педагоги. Политико-экономические дисциплины вели наскоро подготовленные преподаватели, которые зачастую сами "плавали" в этих вопросах не хуже нас, грешных.

Общеобразовательная подготовка основной массы курсантов была недостаточной. Ведь набирали их из числа рабочих и крестьян, до революции малограмотных. Но, надо отдать им должное, учились они старательно, сознавая, что срок обучения короткий, а научиться надо многому, чтобы стать достойным красным командиром.

В середине июля курсантов спешно погрузили в эшелоны. Никто не знал, куда нас везут. Видели только, что едем в сторону Москвы. В Москве курсы сосредоточили в Лефортовских казармах, где уже были расквартированы тверские и московские курсанты. Нам объявили, что курсы войдут во 2-ю Московскую бригаду курсантов, которая будет состоять из двух пехотных полков и одного кавалерийского. Бригада будет направлена на врангелевский фронт. Мы получили все необходимое боевое снаряжение и вооружение. Экипировка и конская амуниция были новые, и внешне мы выглядели отлично.

В Москве у меня было много родственников, друзей и знакомых. Хотелось перед отправкой на фронт повидать их, особенно ту, по которой страдало молодое сердце, но, к сожалению, я так и не смог никого навестить. Командиры эскадрона, часто отлучавшиеся по различным обстоятельствам, обычно оставляли меня, как старшину, за главного. Пришлось ограничиться письмами к знакомым. Не знаю, то ли из-за этого или по другой причине, между мной и Марией произошла размолвка. Вскоре я узнал, что она вышла замуж, и с тех пор никогда ее больше не встречал.

В августе наш сводный курсантский полк (командир полка Г. П. Хормушко и комиссар В. А. Крылов), находившийся в составе 2-й Московской бригады курсантов, сосредоточился в Краснодаре, откуда выступил против войск Врангеля, а именно против десанта генерала Улагая.

Летом 1920 года стало ясно, что буржуазно-помещичья Польша, несмотря на временные успехи, вряд ли сможет продолжать войну с Советской Россией. К тому времени численность Красной Армии намного превышала 3 миллиона человек. Поэтому правители Антанты договорились между собой об организации еще одного наступления на Советскую Россию, опираясь, кроме вооруженных сил помещичье-буржуазной Польши, на войска барона Врангеля, формируемые в Крыму.

Врангелю была обещана неограниченная помощь. Он, в свою очередь, дал официальные обязательства оплатить все затраты Антанты и полностью рассчитаться за царские долги.

К маю 1920 года в армии Врангеля насчитывалось около 130 тысяч штыков и 4,5 тысячи сабель. Однако этого было недостаточно для возобновления широких действий против Советского государства. На территории Крыма Врангель не мог получить никакого пополнения, и он решил вторгнуться в Северную Таврию. Но здесь Врангеля постигла неудача: он не смог прорваться в Донбасс и на Дон. Украинцы отвергли все домогательства Врангеля и твердо встали на сторону советской власти.

"Единственным источником пополнения армии, - писал Врангель в своих мемуарах, - могла быть еще казачья земля... При развале армий генерала Деникина десятки тысяч казаков разошлись по домам с конями, оружием и снаряжением. Огромные боевые запасы были оставлены на Северном Кавказе и на Дону... Эти края были богаты еще местными ресурсами. Все это заставляло склоняться к перенесению нашей борьбы в казачьи районы".

Врангель знал, что на Кубани разрослось белобандитское движение, и возлагал надежды на так называемую "армию возрождения России" под командованием генерала Фостикова. Но он явно переоценивал эти силы. Принимая желаемое за действительность, Врангель посчитал кулацкое движение на Кубани за народное движение против советской власти.

Но к этому времени кубанское казачество в значительной части уже разобралось в том, что несет ему белогвардейщина и "верховное правительство", субсидируемое Антантой.

Наши командиры, комиссары и красноармейцы делали все, чтобы довести до сознания кубанцев истинные цели нашей борьбы и необходимость быстрее закончить ликвидацию антисоветских банд.

В то же время оказывалась большая разносторонняя помощь беднейшему казачеству и красноармейским семьям. Эта часть работы среди населения была особенно важна, так как белые до прихода частей Красной Армии притесняли бедняков, зачастую отбирая последний кусок хлеба, и всячески глумились над ними.

Помню, как-то вечером в наш эскадрон пришел комиссар полка и предложил поработать несколько дней по ремонту жилищ, надворных построек и сельскохозяйственного инвентаря бедняков и семей красноармейцев. Все мы охотно согласились.

Наш комиссар В. А. Крылов взялся за самое трудное - очистку общественного колодца, который белогвардейцы завалили Разным хламом. Колодец был довольно глубокий, и когда он спустился на дно, то чуть не задохнулся. Комиссара вытянули наверх еле живого, однако, отдышавшись, он вновь приказал спустить его в колодец. Через некоторое время его снова пришлось поднять наверх, и так продолжалось до тех пор, пока колодец не был очищен. К вечеру все село только и говорило о мужестве комиссара.

Когда все работы были закончены, казаки пригласили нас всех на товарищеский обед. За обедом было много душевных разговоров, нас благодарили за помощь. Не обошлось и без курьезов. Оказалось, группа курсантов, которой было дано задание отремонтировать сарай и сбрую у одной вдовы-казачки, провела эту работу у однофамильцев - кулацкой семьи. Это происшествие всех рассмешило, но "виновники" были явно расстроены.

В августе наш сводный курсантский полк был брошен сначала против десанта врангелевского генерала Улагая, а затем действовал против банд Фостикова и Крыжановского в районе станиц Урупской, Бесскорбной, Отрадной. Банды вскоре были разгромлены. Остатки их бежали под защиту меньшевистского грузинского правительства, а Фостиков - в Крым, к Врангелю.