Улыбка Уинифред осталась все такой же.

– Надеюсь, этого не произойдет. Мне очень не хотелось бы убегать тайно. Вы же знаете, я крайне настойчива. Я не собираюсь пока замуж. Может быть, через несколько лет, когда стану примой, или как их там называют, я и решу завести себе мужа, чтобы он содержал меня в роскоши, к которой я привыкла. А пока я посвящаю себя искусству.

Последние слова она произнесла, драматическим жестом приложив руку ко лбу, и вышла из комнаты. Лорд Саймон повернулся к Джейн, но та, повинуясь инстинкту самосохранения, выбежала вслед за Уинифред, делая вид что не слышит доносящегося им вслед возгласа возмущения.

На Хэмпшйр опустилась ночь. «Давно пора», – угрюмо подумал Саймон. Они с Маркусом отдыхали в хозяйских комнатах, куда ранее с должными церемониями, сопроводил Саймона Феллоус, дворецкий. Комната, в которой они сидели, была обставлена дорогой мебелью: массивные удобные стулья, у окна – маленький изящный столик. В другой комнате была огромная кровать с балдахином из камки, украшенным старомодным орнаментом.

Саймон сидел за столиком, а Маркус развалился рядом, в обитом шелком кресле с подголовником, жадно вчитываясь во врученный ему ранее Уинифред экземпляр «Сна в летнюю ночь».

Первое восхищение юной девушкой давно уступило место в сердце Саймона жгучему желанию сдавить пальцами ее очаровательную шейку. На протяжении всего ленча она потчевала своих все более скучающих гостей сказками о прелестях лондонской сценической жизни, рассказанными ее мачехой. Несмотря на все свои усилия, Саймон так и не смог поколебать ее решимость последовать примеру Милисент. Девушка не видела ни одного недостатка в своем нелепом плане. Тот факт, что в глазах общества ее жизнь будет полностью разбита, особенно если ей вдруг повезет в задуманном, ничего для нее не значил. Ведь моя мачеха – приводила она свой излюбленный довод – была звездой лондонской сцены, а потом вышла-таки за папу. Ее везде принимали.

– Ну, не так уж и везде, – возразила мисс Бург. – Герцогиня Бенуотер отбрила ее, когда они вдвоем ездили в Мэйбридж. Поместье графа Грэнбрука, – пояснила она Саймону. – Конечно, всем известно, что характер у герцогини крут, но тем не менее.

– Ну и что? – был ответ Уинифред. – Как будто кому-то есть дело до того, что думает эта старая горгулья. Саймон чуть не вскрикнул от отчаяния. С такими взглядами Уинифред повезет, если она получит предложение даже от местного жестянщика.

Вернувшись к действительности, он укоряюще посмотрел на Маркуса, вчитывавшегося в пьесу.

– Да бросьте вы эту чертовину! Вы же не собираетесь и в самом деле участвовать в затее Уинифред!

Маркус поднял удивленные глаза.

– Конечно, собираюсь! Это будет славный спектакль, и я не пропущу его ни за что на свете.

Саймон фыркнул:

– И давно у вас появился такой интерес к творчеству Барда?

Маркус посмотрел на него без всякого выражения и вдруг взорвался:

– Вы что, думаете, что я строю куры Уинифред, так, что ли?

– Нет, ну что вы, – саркастически отозвался тот. – С чего бы это мне так решить, если вы весь день провели, прилипнув к ее маленьким розовым пальчикам? Господи, Марк, я никогда не видел человека, который выставлял бы себя таким посмешищем.

– Я не приклеивался к ее пальчикам. Ну, может, пару раз взял за руку… Саймон снова фыркнул.

– Но это была всего лишь учтивость, уверяю вас! А что касается посмешища, то вы просто перепутали мой энтузиазм с… с…

– С совершенно тошнотворным проявлением подростковой влюбленности.

Марк поднялся на ноги:

– Ну, смотрите, Саймон. Я не собираюсь терпеть от вас такое. Вы что, забываете про Лиссу?

– Я-то нет, а вот вы, очевидно, да.

– Что? – Марк раздулся от негодования. – Это просто чушь! Я люблю Лиссу. Я люблю ее с того самого момента, как впервые увидел.

– Так мне и было сказано.

– Так оно и есть.

Саймон оставался неподвижен.

– Тогда как вы могли так необузданно себя вести сегодня по отношению к Уинифред? – выпалил он.

– Я уже сказал вам, – отвечал молодой человек с чувством уязвленного достоинства, – что мне интересен ее замысел. Неужели в вашей голове не укладывается, что я просто мечтаю принять участие в ее спектакле?

Саймон не ответил, но его и без того осуждающий взгляд стал еще суровее. Марк бросил книгу на стоявший рядом стол и с жаром продолжил:

– Саймон, я воспитывался не как лорд. Я провел большую часть своей жизни на улицах Парижа, пытаясь прокормиться и ничего не зная о своем происхождении. Я обнаружил в себе акробатический талант и понял, что могу зарабатывать этим на жизнь. И я немного играл на сцене, и при этом обнаружил в себе кое-что еще. Представления – это мой хлеб.

– М-да… – осторожно заметил Саймон. – Припоминаю, как Диана говорила что-то о вашей неистребимой склонности превращать любую ситуацию в мелодраму.

Маркус ухмыльнулся.

– Пожалуй. – Его лицо снова сделалось серьезным, когда он повернулся к возвышению перед камином. – У меня остался зуд, не утихающий уже года три, с тех пор как я получил титул, ведь в обязанности виконта не входит ни акробатика на арене, ни сценические выступления. – Он снова повернулся лицом к своему другу. – Мне пришлось потрудиться, чтобы стать хорошим землевладельцем. Я старался изучить, как управлять хозяйством, я принимал во внимание все нужды моих арендаторов. Но я скучал по актерской жизни, Саймон. Мне не хватало театра, духа товарищества и всего остального. Знаете, когда я попросился с вами в Хэмпшир, это было продиктовано не просто желанием посетить одно из моих поместий. Я решил, что это шанс пережить приключение, и все к тому и идет. Эта возможность предоставилась случайно, наверное, для того, чтобы я еще раз смог почувствовать себя актером. Ну, почти актером. Маленький театр Уинифред – это, конечно, не профессиональный театр, но все же. И, – заключил он, воинственно выпятив подбородок, – я собираюсь насладиться каждой минутой.

Саймон сердито вздохнул:

– Как я понимаю, больше вам нечего сказать. Особенно, когда вы перестанете обцеловывать хорошенькие пальчики Уинифред.

Маркус проворчал:

– Боже, Саймон, зачем мне смотреть на Уинифред, если у меня есть Лисса? Хотя, – добавил он, нахмурившись, – иногда я в этом не уверен. Она утверждает, что любит меня, а сама застряла в Лондоне со своей старшей сестрой Шарлоттой. Все, что я от нее слышу, – это сколько балов она посетила и сколько од было написано в честь ее прекрасных глаз. – Он опустился в кресло. – Хотя Уинифред и красивая девушка, но Лиссе она и в подметки не годится.

– Рад слышать, – отозвался Саймон, оставив свои скептические замечания при себе. – Странно, но мне кажется, что они в чем-то похожи.

– Хм-м… – задумчиво ответил Маркус. – Я ничего подобного не замечаю. Обе они стройные брюнетки, но Уинифред выше, чем Лисса, и у нее нет того благородства, которое присуще Лиссе. Обе любят поболтать.

– И обе властны и эгоцентричны, – добавил Саймон. – На мой взгляд, Лисса, пожалуй, лучше. В Уинифред я вижу слишком много от Уилфреда, но, возможно, виной тому мое предубеждение против ее брата. Маркус рассмеялся:

– Возможно, но я согласен с вами всей душой. У Лиссы есть свои недостатки, однако она – любящая, щедрая и вообще очень милая. – Внезапно он остановился и покраснел, резким жестом показав на столик, за которым сидел Саймон. – Что это?

– А, – ответил Саймон, подняв перо, лежавшее перед ним, и пододвигая к себе бумагу и чернильницу. – Я пишу приглашение в гости одному старому другу.

– Старый друг? Здесь? Я его знаю?

– Вряд ли. Мы недолго служили вместе на Пиренейском полуострове. Он отбыл оттуда сразу после Тулузы, когда узнал о том, что его жена внезапно умерла и две его маленькие дочки остались одни. Мы изредка переписывались с тех пор, как он уехал из Испании, и…