Наступило утро. С первыми лучами солнца разведчики вновь извлекли свою добычу на свет Божий. Все три брата стояли на коленях перед ямами. Позади них с палками в руках прохаживались Лутарь и Мокров.

— Эй, чехи, после сегодняшней ночи вы пид…сы. — Начал речь Мокров сейчас я хочу от вас это услышать. Ну, кто вы? — Подкрепил он вопрос ударом палки по спине Саида.

— Мы пид…сы! — жалобными голосами ответили пленные.

— Громче, — настаивал Мокров, продолжая охаживать палкой их спины, громче, чтобы все знали что все чечены пид…сы.

— Мы пид…сы! Все чеченцы пид…сы! — вновь прозвучал жалобный хор. В этот раз уже громко.

— Теперь орите: "Христос акбар!" — потребовал Лутарь. — И креститесь суки, с поклонами.

Три мусульманина на виду высыпавших из палаток солдат истово крестились и громкими гортанными голосами блеяли: "Христос акбар". Голые, стоя на коленях они отбивали поклоны под смех зрителей.

Крики и «молитвы» донеслись до палатки оперуполномоченного ФСБ, который вчера вечером прилетел из Ханкалы и был еще не в курсе происшедшего. Майор Гавриков заинтересовавшись направился к разведчикам. Увидев «моление» усмехнулся и спросил Авдеева о происходящем.

— Да, ребята развлекаются, — ответил ротный, — чехов пленных уму разуму учат, горячую кровь остужают.

— Слушай, а кто они? — Спросил Гавриков.

— Да фугас ставили, местные мы их уже допросили, теперь завалим.

— Слушай, — попросил Гавриков — я с ними переговорю, может они мне пригодятся. А с командиром полка я решу. Пока придержи их.

— Ладно, валяй, — с легкостью согласился Авдеев.

Пленных, как были голых, только с мешками на голове провели через весь плац к палатке оперуполномоченного, возле которой также было вырыто несколько глубоких ям. Там он провел с пленными соответствующую беседу. Беседа была об одном — вербовка. Шамилю, Саиду и Вахе было предложено, в случае их согласия стать осведомителями в следственном изоляторе Чернокозово, куда они вскоре будут отправлены. Ну а в случае несогласия… они уже сами убедились что будет.

Все трое, несмотря на позор выдавать своих земляков и возможную вполне реальную месть с их стороны согласились. Никакие моральные соображения в данный момент не действовали. Одна мысль полностью заполняла сознание: "На сегодня, а может и навсегда, мучения прекратятся". Разве это не причина плюнуть на гордость, на долг, на честь? Получив согласие на вербовку Гавриков отправился улаживать вопрос с командиром полка. Пленники ожидали решения своей судьбы в ямах взвода военной полиции.

Тем временем в полк приехала съемочная группа ОРТ. Переговорив с командиром они развертывали съемочную аппаратуру в районе вертолетной площадки. Туда майор Быков вел "взятого в плен боевика". Абдувасид, выряженный как пугало в гражданскую одежду с повязкой на глазах под «конвоем» подошел к камере.

— Я приехал из Узбекистана — с трудом выговаривая русские слова начал свой монолог «боевик» — вступил в отряд полевого командира Бараева. Там меня обучили ставить мины, что я и делал. Обещали платить… — он на секунду задумался, — тысячу баксов в сутки.

— А как с вами здесь обращаются? — задал вопрос корреспондент.

— Обращаются со мной нормально, не бьют, кормят, — продолжил говорить Абдувасид — сегодня передадут властям. Надеюсь, что со мной поступят по справедливости. На мнэ нэт крови и я добровольно сдался федеральным войскам. Я надеюсь на амныстию и буду заниматься мирным трудом.

Абдувасида увели. Все остались довольны. Абдувасид полученной от Быкова пачкой «Явы». Быков, тем что сумел создать себе рекламу, а он был очень честолюбив и не чужд славы (вполне впрочем заслуженной, так как неоднократно лично участвовал в рискованных операциях и проявил личную храбрость). Журналист тем, что сумел снять «горячий» сюжет о захваченном в плен федеральными войсками боевике. К вечеру Быков обещал еще один «горячий» сюжет об освобожденном рабе.

Сразу после съемки Быков вместе с Гавриковым, под прикрытием разведки отправился в село, где по словам Шамиля содержался русский раб.

По приезду в село группа быстро отыскала нужный дом на окраине. Солдаты рас сосредоточились вокруг дома. Орудие БМП было направлено в строну леса, начинавшегося сразу за домом. Быков с Гавриковым уверенными шагами вошли во двор. Однако там никого не было. Пусто было и в доме. Там явно постоянно никто не жил. В комнатах было какое-то запустение. Однако наличие еды и спальных принадлежностей свидетельствовало о том, что дом посещался.

— Эй, вылезай отсюда — раздался голос одного из солдат, стоявшего возле сарая. — Вылезай, не буду стрелять.

Дверь сарая приоткрылась и оттуда с опаской вышел обросший, бородатый дедок. Весь какой-то иссохший, на нем как на вешалке висел грязный камуфлированный костюм, на ноги несмотря на жару были обуты резиновые сапоги. Дед недоверчиво смотрел на солдат.

— Садись на броню — сказал старику Быков, догадавшийся что это и есть раб. — Поехали с нами в полк, там поговорим.

Едва БМП тронулось в сторону полка старик заплакал. Он плакал и тогда, когда миновав шлагбаум въехали в полк. Успокоился он лишь в палатке разведчиков. Сидя на «шконке» он с жадностью и аппетитом поедал гречневую кашу с тушенкой, которой угостили его солдаты. Постоянно отрываясь от котелка спрашивал:

— Ребята, вы меня точно обратно не отдадите? Правда?

— Конечно не отдадим, не для того тебя освобождали, — спокойным голосом ответил Быков. — Поешь, успокойся, сейчас журналисты тебя снимут. С ними и уедешь в Россию.

— Спасибо братцы! — со слезами благодарности на глазах радостно прокричал вчерашний раб, — я уже и не думал вернуться. Всю надежду потерял.

Он упал на колени и стал целовать ноги первого же попавшегося солдата, при этом все время повторял:

— Только не отдавайте! Я вам все буду делать, все что скажете, и стирать, и еду готовить, и убирать, все что скажете, буду делать. Спасибо родные!

При виде седого человека, ползавшего в ногах и плачущего от радости у солдат сжималось сердце: "Как же надо довести человека до такого?" — думали все наблюдавшие эту сцену.

После неоднократных заверений о том, что никто его обратно не отдаст, а вместе с журналистами отправят на Родину вчерашний раб успокоился и поведал свою печальную историю.

Оказалось что Сергей, так звали освобожденного, никакой и не старик. Было ему всего-то сорок три года — ровесник Быкова. Выглядел он правда лет на шестьдесят. Родом он был из-под Саратова. Занимался тем, что шабашил на стройках. Был на все руки мастером и кладку мог сложить, и по плотницкому делу. В 1991 году он вместе с такими же шабашниками поддались на уговоры и щедрые посулы одного чечена. Приехали с ним сюда в Урус-Мартан дом строить. А вышло-то вот как. Напоили их хорошенько. Проснулись в сарае под замком. Ну их поколотили еще крепко, а потом поодиночке и распродали кого — куда. Сам Сергей не раз менял хозяина. То одним дома строил, то другим. По всем горам объездил. Когда строить ничего не надо было, то как слугу использовали. Кормили абы чем, жил где придется когда в погребе, когда в сарае, а было дело и во дворе на цепи держали. Чуть что бьют. Последний раз здесь вот в Тангах жил. Хозяин в горы ушел, а его бросил. Бежать, а куда тут убежишь. Его еще в первую войну менты несколько раз при зачистках находили, да тут же хозяину за деньги обратно возвращали. Тот бил еще после этого, "потратился мол из-за тебя". В эту войну, месяца два назад менты его снова нашли. И что, снова отдали назад.

— Вы меня точно назад не отдадите? — в который уже раз со страхом спросил Сергей. Он вдруг подумал, что военные выслушав его рассказ решат поживиться на нем.

— Нет Серег, все будет нормально — успокоил его Быков. — Сейчас журналистам расскажешь свою историю, они тебя по телевизору покажут. С ними и домой улетишь.