Он поднял корыто на голову, хотя оно противно пахло мылом, и так пошел, удивляя чибисов и чаек. Больше всех надоедала сорока, она преследовала его, перелетая с камыша на камыш, и о чем-то упорно спрашивала на своем сорочьем языке, заглядывая прямо под корыто.
Она так надоела, что Петя решил удовлетворить ее любопытство и сказал:
- Ну, что орешь? Ну, смотри, обыкновенное корыто!
Подумаешь, Петр Первый со своими героями однажды целый флот через леса и горы перетащил! Вот такой поход посмотреть - было бы любопытно. А то ишь невидаль - человек с корытом.
Непросвещенная сорока затрещала сильней и позвала еще двух подруг. А ручей чем дальше, тем становился коварней. То под ногами шел твердый грунт, то начиналась липкая трясина. Она была вся покрыта желтоватой, нагретой солнцем водой, пузырилась и цвела. В ней кишели противные личинки, червяки, шевелились жирные пиявки и всякая гадость, разводившаяся в застойной воде. Преодолевая отвращение, Петя шагал вперед. Но вот тина пошла гуще. Он стал проваливаться по колено. Солнце быстро сушило на нем синеватую клейкую тину, и скоро ноги его покрылись глинистой коркой.
"Нет, невозможно идти дальше. Никакие ребята не могли сюда забраться", - остановился он, вытирая пот.
Сороки отстали. Теперь неугомонные кулички забегали вперед и, как бы предупреждая, кричали свое вечное: "Поверни, поверни, поверни!"
- А вот не поверну! - стискивал зубы Петя, перепрыгивая через воду.
Стали попадаться болотца, покрытые лягушиными тенетами и ряской. Тревожно закрякала дикая утка. На Петю выплыл выводок крошечных утят, как пух гонимых ветром, и остановился. Петя свистнул, и утята с писком нырнули в болото, спасаясь от него, как от ястреба. Утка долго, обидчиво крякала, провожая непрошеного гостя из своих владений.
На коряге, торчавшей из трясины, он увидел двух ужей с золотыми коронками на головах. Наевшись головастиков и лягушек, они блаженствовали, греясь на солнце. "Значит, здесь есть сухие места и острова". Петя ускорил шаги. Но вдруг ноги его ушли в мягкую кашу, и он скользнул в расступившуюся трясину. Она всосала его так стремительно, что тут бы он и пропал, если бы не корыто.
Оно шлепнулось о поверхность и не пустило вожатого дальше. Держась локтями за края, Петя сидел под ним, как под водолазным колоколом. "Когда-то здесь горел торф и образовалась эта яма, потом наполнилась тиной, - определил он. - Однако дело мое плохо, я посижу так, посижу, да и пойду на дно, когда устанут руки. Никто и не увидит моей гибели, кроме двух ужей да куликов".
Так Петя просидел довольно долго, не видя никаких возможностей спастись.
Вдруг по корыту слегка постучали. "Сороки, - подумал вожатый, - до чего ж любопытные". Потом он почувствовал, как под корыто лезет какая-то палка. "Что такое, откуда?" К его удивлению, палка прошла дальше, образовав под его подбородком перекладину. Он попробовал ее локтями: пружинит довольно крепко. Тогда Петя отпустил края корыта и лег грудью на шест, держит! Оттолкнул корыто, и оно опрокинулось. Тогда, пользуясь шестом, он добрался до края ямы и насилу отдышался. Огляделся.
"Кто же меня спас? Что за чудо? Откуда взялся шест?"
Вокруг никого не было, только пузырилась грязь да на кусте ольховника сидели три сороки. Они трещали изо всех сил, вертя головами, кивая то на Петю, то друг на друга: "Тра-та-та, та-ра-ра!" Как будто говорили: "Вот ты какой, ты на нас ругался, а ведь мы тебя спасли! То-то вот, так-то вот!"
Петя поразмышлял над своим удивительным спасением, осмотрел таинственный шест и, вздохнув, стал вылезать из трясины, оставив на память бабушкино корыто.
Ко многим загадкам прибавилась еще одна - кто же его спас, подсунув длинный шест?
Непонятно. Но ясно одно - до Волчьего острова не так просто добраться!
БИТВА БЕЛОЛИЦЫХ С ТЕМНОЛИЦЫМИ
Но не таков был Петя, чтобы остановиться на полпути. Он еще раз изучил карту. Отдохнув, выбрался на сухое место и отправился вдоль песчаного вала, по которому тянулась лесная грива в обход болот. Он решил дойти до реки Мокши. Должна же где-то впадать в большую реку блуждающая в болотах речушка.
Пройдя километров восемь берегом Мокши, он нашел галечный мыс, далеко вдававшийся в реку. Значит, карта не врала, именно здесь впадала когда-то речонка. Что-то изменило ее течение. Где же она впадает теперь?
Петя остановился на берегу и залюбовался Мокшей.
Чудесная река. Быстрая, чистая, с глубокими омутами.
Чувствуя себя и Робинзоном и Колумбом одновременно, он связал плот из сухого камыша, вынесенного на берег половодьем, и отправился вниз по течению, упираясь в дно длинным ореховым шестом, таинственное происхождение которого не смог разгадать.
Река то бежала по песчаным перекатам, сверкая ясной водой, то бросала свои струи под крутой берег, образуя темные омуты. Низкий левый берег расстилался пестрым ковром заливных лугов. А правый берег поднимался над рекой стеной темно-синей глины. Корявые корни торчали из нее, как чьи-то костлявые руки с цепкими пальцами.
Множество ручейков выбивалось из сыроватой толщи, местами они били в реку фонтанчиками. Как видно, болото лежало значительно выше реки. Петя невольно держался светлого песчаного берега, не желая плыть вдоль мрачных обрывов. Даже ласточки-бережанки не высверлили в них своих норок. Только громадные щуки ухали под кручами шумно, как обвалившаяся земля.
Так плыл вожатый, надеясь отыскать новое устье загадочной речки, поглядывая, нет ли где тропинки или звериного лаза к Волчьему острову. И вдруг на крутом обрыве он увидел плетень, увешанный лошадиными черепами.
В старые времена пчеляки так огораживали свои владения, отпугивая непрошеных гостей и привлекая пчел.
Пчелиные рои любили прививаться на черепах.
На Петю повеяло седой древностью. Преодолевая какой-то смутный страх, он поднялся на обрыв, зашел на старый пчельник. От избушки пчеляка осталась одна русская печка. Она сказочно нелепо торчала среди поляны, словно ее бросил куда-то удравший Иванушка-дурачок.
Пахло гнилью, запустением. Вокруг валялись старые липовые колоды. И вместо пчел вились только стрекозы.
Расцвет и Гибель пчельника, вероятно, зависели от наступления болот на цветущие луга.
Ни души. Никакого следа ребят... Но что это - кто потоптал заросли малины и ежевики? Кто ободрал ягоды дикой черной смородины, обильно выросшей на пчельнике?
Не успел Петя подумать об этом, как до него донеслись со стороны реки какие-то враждебные крики.
Он выбежал к обрыву и увидел на противоположном берегу целую ораву мальчишек. Они бежали с каким-то воинственным задором, подпрыгивая, размахивая палками и кнутами. Многие тащили охапки камыша.
При виде мальчишек сердце вожатого радостно забилось.
- Сюда? - закричал он. - Я здесь!
Завидев его, ребята начали связывать из камыша плоты. Не дожидаясь, Петя прыгнул на свой немудрящий плотик и отправился навстречу.
- Давай, давай, - закричали ему мальчишки, - вот мы тебе покажем!
Эти странные угрозы не остановили Петю, он греб изо всех сил, боясь, что ребята так же внезапно исчезнут, как появились.
Не успел он приблизиться, как тут же был окружен дочерна загорелыми деревенскими ребятишками. Его ухватило множество рук. На него замахнулись палками, кольями, кнутами, веревками.
- Мы тебе покажем, как рыбу с подпусков снимать!
- Мы тебя отучим наши лески рвать!
Ни одного красного галстука не развевалось на их загорелых шеях.
"Это не те ребята", - подумал Петя и, заглушая шум, крикнул:
- Тише! В чем дело, говорите ясней? Да постойте, подраться успеете!
- А ты за кого? Ты чей будешь?
- Московский.
- Ну, а мы бьем нахаловских.
- За что?
- Не лазь на нашу сторону, этот берег наш!
Петя подумал, что ребята воюют с убежавшими из колхоза пионерами.
- А где они, эти нахалы?
- Вон, смотри, гляди. Ишь на старом пчельнике замелькали!