И словно в подтверждение слов Мастера, с нескольких причалов, перекрывая шум и лязг крановых блоков, визг и скрежет тросов, рык автомобильных двигателей, лающие короткие взрывные взвой сирен маленьких суденышек с бело-красными полосатыми флагами на корме, – могучие динамики, при помощи которых можно было бы запросто докричаться до Петербурга, до Мюнхена, до самого Господа Бога, стали спокойно и внятно вещать по-английски и по-русски на весь белый свет:
– МИСТЕР АЛЕКСАНДР ПЛОТКИН! ВАС ЖДУТ НА ЧЕТВЕРТОМ КОНТЕЙНЕРНОМ ПРИЧАЛЕ НА СУДНЕ "АКАДЕМИК АБРАМ ИОФФЕ". МИСТЕР ПЛОТКИН, ПОЖАЛУЙСТА, СЛЕДУЙТЕ К ЧЕТВЕРТОМУ КОНТЕЙНЕРНОМУ ПРИЧАЛУ. ВАС ЖДУТ НА РОССИЙСКОМ СУДНЕ "АКАДЕМИК ИОФФЕ"! ЕСЛИ ВЫ ПО КАКИМ-НИБУДЬ ПРИЧИНАМ НЕ СМОЖЕТЕ ПРИЙТИ НА СУДНО САМИ, ОБРАТИТЕСЬ К ЛЮБОМУ СЛУЖАЩЕМУ ПОРТА – ПРЕДСТАВИТЕЛЬ "МОРФЛОТА" РОССИИ И КАПИТАН СУДНА ТУТ ЖЕ ПРИЕДУТ ЗА ВАМИ В ТО МЕСТО, ГДЕ ВЫ БУДЕТЕ НАХОДИТЬСЯ. ПОВТОРЯЕМ
Снова в моей помутившейся башке прозвучал голос Мастера: "Ты слышал, Мартын? Возвращайся на судно. Будем ждать вместе. Или хотя бы откликнись…"
Но я не мог вернуться на судно! Я не мог откликнуться Мастеру!.. Я был уже НАСТРОЕН НА ШУРИНУ ВОЛНУ и дико боялся утерять ту нить Контакта, которой уже так давно не имел возможности пользоваться. А отсутствие практики в поддержании Шелдрейсовского Контакта – губительно! Я и так-то уже выбивался из последних сил, чтобы сохранить в себе эту способность связи с моим Шурой… Связи, которая не находила своего подтверждения!..
Да мало ли что могло случиться с Шурой?!.. А вдруг он упал от недоедания или еще от чего-нибудь?.. Упал, ударился головой и лежит сейчас в луже собственной крови, и ни черта не слышит – ни русского, ни английского, ни Шелдрейсовского?!..
Нет, нет… Его нет в порту! ОН бы МНЕ ответил в любом состоянии. Он может не отозваться на призывы всех громкоговорителей мира; он – гордый, независимый и талантливый – может плюнуть в морду любому хаму-чиновнику; может разорвать многолетнюю дружбу с Человеком, совершившим, с его точки зрения, всего один, пусть даже небольшой, но предательский поступок; он запросто может ввязаться в любую драку с тремя "бычками", каждый из которых будет сильнее его в несколько раз… Он будет избит до полусмерти, но он никогда не будет обвинен в трусости и унижен! И я за шесть лет жизни с ним видел это много раз. А главное, ЕМУ известно, что ОН значит для МЕНЯ! Поэтому я точно знаю: если бы ОН был сейчас в порту, – МНЕ ОН БЫ ОТВЕТИЛ…
На доли секунды причудилось странное и страшное видение – зеленые-зеленые Люди…
Все в них было зеленым – туловища, ноги, лица, руки… Но руки были еще и в крови…
...и стоят они вокруг высокого узкого зеленого стола, покрытого зеленой скатертью… Или покрывалом?
... и там кто-то лежит… Кто это?.. Я не вижу лица… Оно закрыто… Только трубки, трубки – мягкие, извивающиеся, а по ним что-то течет, идет, движется куда-то…
...И много приборов вокруг… Как на Капитанском мостике.
А сверху – яркий-яркий свет!.. Он ослепляет меня… Я перестаю что-либо различать… ЭТО ТЫ, ШУРИК?..
Мой мозг заполняется настойчивым голосом Мастера: "Я жду тебя, Мартын… Возвращайся на судно… Мы завтра же поедем с тобой в Совете… Тьфу, ети их мать! В русскую миссию – мы найдем твоего Шуру!..
– Обязательно найдем. Только вернись!.. Ты помнишь, где мы стоим? Четвертый контейнерный… А завтра разыщем твоего Плоткина, и… Ты не забыл, что мы хотели еще втроем немного выпить – ты, я и твой Шура?.. Я тебя очень прошу, вернись, Кыся…"
Меня так встревожили и поразили интонации Мастера, что чуть глотку не перехватило… Совсем слабак стал! Я проглотил подступивший к горлу комок и огляделся.
Конечно, я находился уже черт знает на каком расстоянии от нашего четвертого причала! В своих метаниях по порту, в истерических поисках Шуры я не замечал ни направления, ни расстояний, ни времени…
Только сейчас я увидел, что повсюду уже горят фонари и прожекторы, пришвартованные суда игрушечно сверкают светом иллюминаторов, а небо стало темно-фиолетовым.
По запахам я сообразил, что нахожусь рядом с какой-то портовой харчевней, около которой росли три чахлых, промерзших деревца без единого листочка.
Вот когда я понял, что сегодня Шуру мне уже не найти. Я переключился на Шелдрейсовскую волну Мастера и сказал ему: "Я все слышал, Мастер… Я просто не мог ответить. Мне тошно так, что и не высказать! Полный завал… Ощущение, что я приплыл в пустоту. И я сегодня ночью хочу побыть один. Простите меня, Мастер".
Мне подумалось, что раз я в этот момент нахожусь не на судне, то мне не нужно спрашивать у неге на это разрешения. Здесь, на земле, я волен распоряжаться собою сам. Помоги мне, Господи, делать это как можно правильней!..
"Но завтра ты придешь?" – спросил меня Мастер.
Я вдруг явственно увидел то, что пару раз уже видел – и в Английском порту Абердин, и в Канадском Сент-Джонс. Я увидел, как Мастер с кем-то болтает по-английски, с кем-то – по-русски, отдает различные приказания, бегло просматривает документацию, подписывает кучу бумаг, проверяет, как идет разгрузка контейнеров, отвечает на сотни вопросов команды, Помощников, Представителей порта, фирмы, с кемто о чем-то договаривается…
А сам мысленно, по-Шелдрейсовски, по-нашему, я бы даже не побоялся сказать – по-Животному, хрен знает через какое расстояние разговаривает со мной!
Сильный и умный КОТОЧЕЛОВЕК, с которым я, к сожалению, был так мало знаком и вынужден так быстро расстаться…
"Завтра я обязательно приду попрощаться, – сказал я. – И поблагодарить. Для моей благодарности вам, Мастер, у меня вряд ли хватит слов, но…"
"Мне не нужна твоя благодарность, – прервал меня Мастер. – Мне нужен ты. Приходи".
И Мастер от меня отключился. Будто положил телефонную трубку.
Не скрою, отключился и я. Чуть ли не в прямом смысле слова: такая усталость вдруг на меня навалилась, такое тупое оцепенение, что мне ничего не оставалось делать, как подогнуть дрожащие задние ноги и усесться на собственный хвост. Из меня будто воздух выпустили, так я вымотался – и физически, и нервно.
А из харчевни – разные съедобные запахи, и двери открываются в обе стороны – куда толкнешь. Я такие в Германии видел. И жрать абсолютно не хочется, хотя и понимаю, что подкрепиться я просто обязан, иначе вообще протяну лапы.
Встать же на все четыре лапы и войти в харчевню начисто нету сил. Ну, не оторвать задницу от холодного асфальта – и все тут!..
В это время из-за угла харчевни прямо на меня выворачивается этакая довольно крупная грязная и лохматая Псина и с диким лаем бросается ко мне!
Однако я успеваю заметить, что бросается Псина не с большим запасом храбрости. И поэтому с места не двигаюсь. Псина припадает к земле на передние лапы в метре от меня и гавкает как ненормальный. А у меня, честно признаться, нет даже сил разогнуть задние лапы и встать в боевую стойку…
Как когда-то говорил Шура: "Об убежать – вообще не могло быть и речи…"
И вот этот мудак гавкает, я сижу сиднем и отчетливо понимаю, что, если я сейчас хоть что-нибудь не предприму, этот грязный и лохматый дурак осмелеет и может здорово меня тяпнуть…
Но от дикой усталости в голову мне ничего не приходит, и я вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, говорю этому идиоту по-нашему, по-Животному:
– Слушай, у тебя пожрать нечего? А то я совсем без сил…
Пес на мгновение балдеет от моей наглости, а потом очухивается и орет хамским приблатненно-хрипловатым голосом на весь порт:
– Ты сюда жрать пришел, Котяра вонючий?!.. Да я тебе пасть порву!!! Ты у меня счас отсюда без хвоста кувыркаться будешь!.. Это кто же тебе разрешил появиться у кормушки старика Кана?!! Я два года контролирую эту точку, а тут является какой-то задроченый Кот и…